Промышленникъ - Алексей Кулаков

Придвинув контракт к себе, он тут же сбросил его в верхний ящик. Оттуда же достал лист бумаги с перьевой ручкой, откинул колпачок на чернильнице, после чего и продолжил с прежнего места:

— И выговор — первый и последний. Также, удовлетворяя поступившее прошение о переводе на другое место работы, компания направляет Афанасия Рябушкина на Кыштымский кузнечно-прессовый завод номер два, с переводом на должность разнорабочего, с удержанием трети заработка в пользу семьи. Коя остается по своему нынешнему месту жительства.

Хозяин кабинета ласково улыбнулся и кивнул в сторону Мартына, превратившегося в одно большое ухо и глаз:

— Или можешь выбрать то, о чем он тебя предупреждал. Неволить не будем.

Проследив, как на белоснежную бумагу легла довольно-таки корявая подпись, главный инспектор подытожил:

— Отправление сегодня, охрана проследит. Свободен! Господа, вас я тоже более не задерживаю.

Начальник цеха коротко кивнул и вышел, не оглядываясь, а сменный мастер немного задержался. Не обращая более никакого внимания на неудачливого мужа своей работницы, он с искренним чувством произнес:

— Благодарствую, Григорий Дмитрич!

И получил не менее искренний ответ, приправленный легкими нотками удивления:

— Да не за что, это моя работа.

Оставшись с всесильным главным инспектором наедине, Бусыгин опять занервничал. Герт — вот его потолок, выше он и не пробовал лезть со всеми своими предложениями да делами. А тут!.. То ли второе, то ли третье лицо в компании!

— Ты на хорошем счету. Если хочешь, чтобы так было и впредь… Думай, что говоришь. Где говоришь. И особенно — кому. Свободен!

Вернувшись вечерним поездом в Сестрорецк после более чем недельного отсутствия, фабрикант с удивлением обнаружил, что его с нетерпением ждали. Ну прямо копытом рыли — уж так хотелось отделу экспедирования устроить себе небольшую и внеплановую ночную тренировку, так хотелось! Правда, не все в этом самом отделе были в курсе такого своего желания… Ну да ничего — главное, что их начальник, господин Долгин, про это знал, так что его подчиненным (а заодно и князю) в полной мере удалось насладиться стрельбой, беготней и, разумеется, сопутствующим всему этому делу мордобитием, по правилам «все против всех». Одним словом — лепота!.. Вдоволь позанимавшись как первым, так и вторым, и конечно же уделив достаточное внимание третьему, его сиятельство всего три часа спустя добрался-таки до любимой сауны. В коей незамедлительно (и с большим удовольствием) смыл со своего бренного тела так надоевшую пыль странствий. В основном угольную (да здравствует железная дорога!), но встречались среди нее и отдельные мазки родимой сестрорецкой глины.

— Зацепили-таки?

— А, ерунда!

Александр пренебрежительно помахал рукой, заодно показывая, что начинающий уже багроветь синячище на правом предплечье его абсолютно не беспокоит. Впрочем, так оно и было на самом деле — ушиб больше выглядел страшным, чем был таковым. Ну и высокий болевой порог тоже давал о себе знать, не без того. Когда время от времени на теле живого места нет, все ноет, болит-тянет да щиплет, а надо нормально ходить и абсолютно естественно улыбаться, какой-то там синяк начинает восприниматься как небольшое недоразумение.

— Вы меня в последнее время вообще разбаловали — разве что вот как сегодня, на ночной, отмечаете.

Григорий налил себе и командиру по маленькой литровой кружечке густого темного пива и слегка обиженно уточнил:

— Ну, положим, кое-что и после наших занятий с саблей остается. И руками с тобой когда помашем — тоже, бывает.

— Ты себя-то не равняй с остальными экспедиторами! Из них разве что Тимофей мне умудряется синяки ставить, и то через раз. В отличие от тебя, ирода.

— Кхм! Так меня в казацкую науку едва ли не титешником взяли. Да и ученик я был не из последних.

Долгин, получивший очередное зримое подтверждение своей исключительности, приосанился и расправил плечи. Особенно же у него расправилось правое плечо, позволив руке достать аж до вяленой воблы, лежащей себе до этого тихо и мирно аж на противоположном краю столика. С наслаждением вдохнув аромат натурального продукта и с легким треском согнув его в дугу, Гриша покосился на ярко-алую груду вареных раков справа от себя, затем на что-то непонятное слева, вздохнул и принялся счищать жесткую броню золотой чешуи.

— Командир, а это что за веревка такая поджаренная на столе лежит?

Александр тем временем запахнул простыню на манер древнеримской тоги, затем покосился на парилку, но все же решил повременить со вторым заходом.

— Сыр. Соленый. Называется «косичка».

— Это откуда же такое диво?

Вобла оказалась временно забыта, а подкопченная «веревка» перекочевала в крепкие мозолистые руки большого фабричного начальства.

— Иностранщина, поди?

Князь с наслаждением глотнул свежего венского лагера и принялся крушить броню раков — а заодно просвещать друга о новинках имперского сыроварения. Кое как раз недавно и при этом весьма заметно двинул вперед господин Верещагин, умудрившийся в кратчайшие сроки освоить (вернее, почти на пустом месте разработать) выделку русского аналога итальянского пармезана, а заодно и адыгейского сыра чечил и сулугуни. Причем не только освоил, но даже и прислал наиболее удачные образцы на пробу своему главному меценату, а по совместительству еще и доброму другу князю Агреневу.

— Н-да?..

С видом как минимум великомученика Григорий отщипнул пару прядок и несколько раз их жевнул. Потом отщипнул еще чуть-чуть, еще немного, еще малость — не забывая при этом время от времени недовольно морщиться и отхлебывать глоток-другой из своей кружки.

— Как поездка, командир?

— Исключительно удачно. Скоро у тебя…

Кр-ра-ак!

Рачья клешня просто-таки выдающихся размеров (ее хозяина вполне можно было назвать речным омаром) с протяжным скрипом треснула, обнажая нежнейшее розовое мясо.

— …появится заместитель по вопросам охраны труда.

Переложив на свою тарелку еще одну «веревку» и убрав с лица большую часть сомнений насчет ее вкусовых качеств, Долгин с интересом осведомился:

— Что за человек?

— Хороший человек, дельный, и предки — из служилых дворян. До недавнего времени трудился в штаб-ротмистрских чинах при штабе Отдельного корпуса жандармов, в третьем отделении. Копался в грязном финансовом белье, так сказать.

— Ты же говорил, что бывших жандармов не бывает?

— И сейчас скажу. Иван Иванович Купельников жандармом был, жандармом и остался, да только верность его принадлежит не трону или своей бывшей службе, а империи. Ей он верен, ее он любит, ради нее пойдет на все. А раз так — он наш, причем с потрохами, хотя сам пока об этом и не подозревает.

Гриша согласно кивнул, совершенно машинальным жестом отправляя в рот очередной соленый жгутик чечила. Подумал и решил уточнить кое-какие мелочи — нет, он конечно же знал, что получит на своего заместителя всю возможную информацию, да только когда это будет! А узнать хотелось именно сейчас.

— Отчего же он тогда в отставку вышел?

— Его в оную скорее выперли.

— О как?..

— Я особо подробностями не интересовался… Пока. Но кое-что все же выяснил, через Васильева. Иван Иванович во время своей службы умудрился заметить пару-тройку неприглядных делишек собственного начальства, после чего в оном разочаровался совершенно. Но тогда еще смолчал и стерпел, ибо далеко не дурак. А вот когда он раскопал нечто подобное на какую-то достаточно высокопоставленную особу, а ему не дали довести все до логического конца!..

— Правдоискателей у нас не любят, хе-хе. А сколько же ему годков, что он этого еще не понял?

— Да их нигде не любят, но ведь и совсем уж без них нельзя… А годков ему столько же, сколько и тебе, то есть тридцать один. В общем, Купельникову сначала несколько раз намекнули, чтобы успокоился. А потом открытым текстом сказали, что таких непонятливых Отдельному корпусу жандармов не надо.

— Хм. А что за высокопоставленная особа?

Александр пожал плечами, в который уже раз поправляя упорно сползающую вниз простыню.

— Кто-то из свиты великого князя Николая Николаевича-младшего, но кто именно — сие тайна великая есть.

Кр-ра-к!

Очередной речной исполин лишился своей хитиновой брони.

— Ладно. Что у тебя, новости есть?

— У меня нету, а вот Гурьян радует. А заодно сам, хе-хе, радуется своей новой игрушке — фотоаппарату.

Погрузневший от выпитого пива оренбургский казак величаво поднялся, дошагал до аккуратно уложенной (спасибо армии за правильные привычки) формы и вернулся с тонкой стопочкой фотокарточек.

— Лицо у господинчика вроде бы и знакомое, да все никак не могу вспомнить, где же я его видел?.. А ведь видел, точно.