Наследница солёной воды (ЛП) - Кларк Кэссиди

— Что?

— Сосчитай до пяти, — повторила Джерихо. — И веди себя смирно, пока ты этим занимаешься!

Солейл зажмурила глаза, крепко скрестив руки на груди, желая, чтобы её рукава не были такими длинными. Ей становилось слишком жарко перед камином.

— Один… два… три… четыре… пять.

— Вот! — Джерихо оторвала руки от её головы. — Всё сделано!

— По-моему, выглядит идеально, — раздался голос от двери, и две сестры одновременно повернулись.

Лицо Джерихо озарилось едва сдерживаемой любовью, Солейл взвизгнула, соскакивая со стула.

— Привет, Вон!

Она подбежала к другу своей сестры и крепко обняла его.

— Я не знала, что ты придёшь!

— Твоя сестра пригласила меня.

Глаза Вона остановились на Джерихо, улыбка на его лице была мягче, чем любимая подушка Солейл.

— Привет, Принцесса. Ты выглядишь… очень мило.

Глаза Джерихо горели тайнами, и она скрестила руки на груди, её розовое шифоновое платье колыхалось от движения.

— И вам привет, сэр. И я выгляжу гораздо лучше, чем просто мило.

— Ничего страшного, если ты хочешь снова поцеловать её, — предложила Солейл. — Я никому не скажу.

— Тише!

Джерихо застонала, но она прикусила губу, чтобы сдержать улыбку, когда посмотрела на Вона, который слегка побледнел.

— Она видела нас на лестнице на прошлой неделе. Всё в порядке. Она знает, как сохранить секрет, когда должным образом мотивирована.

Солейл торжественно кивнула.

— Она платит мне за то, чтобы я держала рот на замке.

Джерихо легонько шлепнула её по затылку, и Вон немного расслабился, присев на корточки до уровня Солейл. Он приподнял её подбородок пальцем и подмигнул ей.

— Я ценю ваше благоразумие, Принцесса.

Она хихикнула, даря ему идеальный реверанс.

— Конечно, мистер Вон.

— Хорошо, ты, — Джерихо повела её к двери. — Дай мне и мистеру Вону минутку побыть наедине, если ты не возражаешь.

Солейл нахмурилась.

— Если ты настаиваешь.

Она оставила свою сестру и её секрет позади, весь путь волоча ноги, наполовину надеясь, что Финн выскочит, чтобы прогуляться с ней. Она знала, что он ещё не выходил из своей комнаты. Но никто не пришел; коридор был совершенно пуст, все уже собрались в бальном зале.

Солейл нашла дорогу в бальный зал одна, её крошечные каблучки цокали по полу. Она развернулась раз или два по пути, просто чтобы проверить поворот юбки, довольная тем, что всё прошло с блеском.

Ей потребовались обе руки, чтобы открыть дверь в бальный зал — служители, должно быть, уже ушли внутрь, но это было нормально. Ей нравилось бросаться на них, это заставляло её чувствовать себя сильной. Как будто она была почти готова присоединиться к урокам фехтования Каллиаса с дядей Ривером, хотя она всё ещё была «маленькой для своего возраста».

Как она и боялась, все уже танцевали, и абсолютно никто не обращал внимания на вход, а это означало, что там не было никого, кто бы охал и ахал при виде её вертящейся юбки. Надув губы, Солейл позволила дверям закрыться за ней, ища хоть какие-нибудь признаки присутствия своей семьи.

Гости кружились по танцполу, юбки трепетали, как крылья бабочки, галстуки сидели на шее, как гнездящиеся птицы. Музыка была главнейшей, чем её инструменты, и так хорошо заполняла комнату, что Солейл почти могла её чувствовать — гимн Атласа, песню, которую она слышала на каждом мероприятии, на каждом празднике.

Её семья, видимо, не очень-то хотела, чтобы её видели. Джерихо, конечно, отсутствовала, и, похоже, Финн и Каллиас тоже ещё не прибыли. Но ей показалось, что она мельком увидела своих маму и папу, танцующих у дальних дверей напротив неё. Она, конечно, слышала их, оба смеялись так громко, что даже музыка не могла этого скрыть.

Она была на полпути через бальный зал, когда раздались крики.

— Огонь! Огонь!

Затем бал превратился в паническое бегство — дым, крики и жуткий призыв скрипки, напевающей над хаосом в руках музыканта, который ещё не понял, почему все остальные перестали играть.

Паника на мгновение заставила Солейл застыть на месте, её ноги приросли к полу, она смотрела, как люди бросились к дверям, как музыканты, наконец, убежали, как огонь пополз вверх по шторам в задней части комнаты, разъедая стены и обшивку. Затем, с толчком, как будто её толкнули в спину, она побежала в том направлении, где видела своих родителей.

Люди, которые обычно расступались, когда она шла к ним, теперь бежали к ней, не обращая внимания на то, кто она такая, пиная ногами и толкая руками, ураган тел, паника и крики, так много криков, что её слух притупился, звеня эхом…

— Мама! Папа!

Она пригнулась, свернулась в клубок, закрыла голову руками и завыла так громко, как только могла. Но она только усиливала какофонию, её крики смешивались с сотнями других, родители искали своих детей, сёстры — братьев, партнёры — партнёрш.

К тому времени, когда она снова подняла глаза, бальный зал был пуст, двери закрыты — осталось всего несколько человек, лежащих ничком на полу, никто из них не двигался.

Тихий всхлип вырвался из горла Солейл, и она набрала в грудь воздуха, чтобы закричать снова, но из горла вырвался только дым, вместо этого её крик превратился в кашель, резкий, причиняющий боль.

Она обернулась и обнаружила, что огонь распространился, пожирая теперь всю стену, быстро перебираясь на другие, пробираясь к дверям, спускаясь на пол.

Она была близка к тому, чтобы оказаться в ловушке.

— Нет!

Она вскочила и бросилась к двери, самой дальней от огня, её маленькое сердечко колотилось в груди, неконтролируемые рыдания уже сотрясали её тело. Она схватилась за ручки и потянула.

Ничего.

Нет, нет, о нет, нет, нет…

Солейл дёргала снова и снова, её слёзы подступили всерьёз, панические рыдания лишили её чистого дыхания, которое у неё осталось. За ней, вокруг неё стало собираться тепло — совсем не то, что от камина, совсем не то, что от печей на кухне. Это был голодный зной, яростный зной, и он приближался к ней.

— Пожалуйста! Кто-нибудь, помогите, я не могу… я не могу отодвинуть дверь, пожалуйста…

Она кричала, пока её голос не затих, кричала до тех пор, пока из её израненного горла не вырвалось ничего, кроме бледной имитации кваканья.

— Помогите!

Но никто не помог. Никто не пришел.

Она прижалась лбом к двери, истерические слёзы текли по её щекам, капая на юбки, и она рыдала в неподвижное дерево, которое раньше заставляло её чувствовать себя такой сильной. Теперь это лишь говорило ей о её слабости. Теперь это поймало её в ловушку.

Кто-то запер её внутри.

— Мама! Папа!

Ничего.

— Каллиас! Джерихо!

Ничего.

Ничего.

В её груди зародился последний крик — последняя попытка, её безошибочная, её единственная уверенность.

— Финн! — закричала она во всё горло, изо всех сил, изо всех сил. — Финн, я здесь! Пожалуйста, пожалуйста, найди меня, пожалуйста, найди меня, Финн, я здесь, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…

Если её и собирались найти, то это сделал бы Финн. Он никогда не позволял ей долго прятаться и всегда приходил, когда она звала. Всегда.

Но не в этот раз. На этот раз дверь не открылась.

Она уткнулась лицом в дерево и стала ждать, когда огонь найдёт её.

Солейл резко очнулась с хриплым, полным ужаса криком.

Руки были обернуты вокруг неё — Каллиас. Она слышала, как он где-то над её головой кричал кому-то, чтобы позвали целителя, кричал, чтобы кто-нибудь нашёл Джерихо.

Она и Вон всё ещё в зале? О, боги, кто-нибудь добрался до них до пожара? А где был Финн, где он был…