Мир Жаботинского - Моше Бела

Все это связывает людей на жизнь. Это гораздо прочнее, чем просто «дружба». У меня в гимназии было девять друзей, в университете еще больше; но, за двумя или тремя исключениями, я их теперь называю по имени-отчеству — впрочем, я и не помню, как их зовут; и если бы к кому нибудь из этих забытых я обратился в беде, он бы счел это наглостью. Но «бундес-брудер» отзовется по братски через пятьдесят лет.

«Рижская Хасмонея», «Рассвет», 28.2.1926.

Избавительная буря

«Буря... погонит наши корабли к спасительному острову, острову спасения всего мира».

Для Жаботинского был характерен деловой, трезвый подход к проблеме антисемитизма (см. ст. «Эвакуация», «Антисемитизм» и др.). Он считал, что даже антисемитские правительства могут сыграть при определенных обстоятельствах положительную роль в деле спасения евреев:

Один из важнейших выводов отсюда — тот, что еврейская трагедия есть вопрос не только еврейский, но и международный. Если материально плохо нам, то нехорошо от этого и обществу, где мы живем. Если мы бесправны, это бесправие развращает всю систему государства. Если на улице или в салонах господствует проповедь расовой нетерпимости, она приведет к деморализации общества. Можно указать и на еще более грозные перспективы, но незачем. Одно ясно: если бы в одно прекрасное утро феномен диаспоры вдруг исчез и все евреи чудом оказались благополучно устроенными в собственной стране, то удобство получилось бы взаимное.

Эта постановка вопроса принадлежит Герцлю. И в его время — 1896 г.— и даже в наши дни нужно много решимости, чтобы сделать из нее конкретные выводы. Все евреи, даже самые убежденные сионисты, очень чувствительно относятся ко всякому намеку, что наше пребывание в диаспоре для кого-либо (кроме них самих) является неудобным. Между собою мы об этом давно говорим и пишем, давно это считаем несомненным научным фактом; прекрасно понимаем, что тут и стесняться нечего, и извиняться не за что — это вполне естественно и неизбежно, всякая социальная неурядица всегда ударяет по двум сторонам. Тем не менее, когда это самое повторяет нееврей — оно нас шокирует. Это так понятно, что и приличный христианин избегает вслух касаться этой стороны вопроса; что, говоря вообще, очень похвально. Наступают, однако, моменты, когда приходится считаться только с суровым голосом необходимости, как бы нас не коробило от этого сурового голоса. Такой момент наступил теперь.

Еврейский народ, целиком и в полном составе, катится навстречу беспримерной и всемирной катастрофе. Есть страны, где антисемитизм и вытеснение евреев стали официальной частью государственного порядка. Есть страны, где то же происходит неофициально: иногда с аккомпанементом уличного гвалта, иногда даже вежливо. Есть страны, где всех этих конкретных последствий еще нет, но где в массах и в обществе явно и быстро нарастают те же самые настроения, которые и привели к этим самым последствиям в странах первой и второй категории. Есть, конечно, люди, которые зажмуривают глаза или утешают себя надеждами на то, что авось как-нибудь все тучи рассеются: легкомыслие безответственное и непростительное. Положение это для нас невыносимо; но и для целого ряда стран, где разыгрывается наша драма, оно нелегкое и опасное. Если наши мучения там затянутся, будет и им нехорошо; если мы найдем для себя дома лучше, то и им в старых домах станет лучше. Это пора признать и сказать вслух. Целый ряд стран должен заявить миру: сионизм — это значит res nostra agitur.

Еврейское государство, рукопись, 1936.

Хотя антисемитизм, по выражению Жаботинского, «тайфун, разрушающий все», неуправляемая стихия, грозящая всему на своем пути, но если разумно реагировать и управлять «стихией», можно использовать даже бурю чудовищной разрушительной силы для того, чтобы корабль Израиля прибило к спасительному берегу:

В мореходстве известен этот способ под названием «использование противных ветров». В море встречаются два парусника. Один плывет на запад, другой — на восток, хотя ветер дует, естественно, только в одну сторону. Вся наука тут в правильном подборе парусов и постановке их под нужным углом. В жизни народов эта наука, начисто позабытая нами, называется «политика».

Настали времена в нашей истории, когда задули сильные ветры, хоть и дуют они в противоположную сторону. Весь мир носится с проблемой еврейской эмиграции. Эта проблема стала во главу угла, она возбуждает всеобщую бурю. Все в один голос заявляют: «Мы не можем принять этих скитальцев». Конечно, у всех при этом остается неприятный осадок. Но действительно — что они могут поделать? И если мы перестанем понимающе кивать головой, а будем бередить совесть мира, тогда она, эта совесть, может стать недюжинной силой. И мы сможем сказать: да, в ваших странах евреям не найдется места — у вас и без того тесно. Но ведь мы можем все собраться в Эрец Исраэль. Помогите же ее экономическому развитию, и всем евреям там хватит места. Помогите своим влиянием изменить мандатную политику.

Именно так и действовал Герцль. Его цель была — сделать еврейскую проблему проблемой международной, довести до сознания политиков и общественного мнения, что единственный выход — еврейское государство.

«Избавительная буря», 1936; в сб. «В бурю».

Это выражение — «избавительная буря» — Жаботинский ввел в обиход еще в 1924 году. Во второй половине 30-х годов он особенно активно использовал его. Жаботинский рассчитывал на помощь правительств Восточной Европы, на их поддержку еврейской эмиграции в Эрец Исраэль. Он встречался с премьер-министром Польши, с президентами Чехословакии и Литвы, с румынским королем. Он встретил понимание и готовность содействовать. Правительства этих стран намеревались созвать «Конгресс по спасению евреев Европы», который бы выработал четкий план эмиграции в Эрец Исраэль и ее освоения. Жаботинский видел в этом луч надежды на спасение перед лицом надвигающейся катастрофы:

Естественное дело, друзья, что человек в такую минуту спрашивает себя: «Может ли быть еще место в словаре для таких слов, как «утешение» и «успокоение»?» И тут я признаюсь. Во всей этой непроглядной тьме мне видится луч света. Грозовым тучам я говорю: «Вы рассеетесь, вам не одолеть нас, если только мы будем достаточно крепки». Сама по себе буря — полбеды. И в бурю парусники идут против ветра. Я знаю — у этой бури хватит мощи, чтобы нас смести. Или, быть может, принести нам спасение. Все зависит от нас, моряков, как мы поставим паруса. Время покажет, выстоим ли мы. Я готов использовать любое направление ветра, пусть дуют в наши паруса друзья или враги, ближайшее десятилетие покажет, какие ветры принесли нам спасение. Мы должны сделать все от нас зависящее. Мы ходили в самый центр бури — в Польшу. Были в Румынии, в других землях. Мы стучались во все двери. Говорили с королями, президентами, министрами. Они выслушивали нас и прислушивались к нашим словам. Мы говорили им: «Вы действительно хотите, чтобы ваши страны погрязли в болоте, в котором уже погрязли другие? Вы, вы — светочи культуры и либералы до мозга костей — хотите вымараться в крови людей, так много сделавших для ваших стран, помогших вашим предкам выйти из дикости? Есть на свете Эрец Исраэль, и в ней хватит места для всех евреев. Но тот, кто держит ключи от этой страны, он, при всем к нему уважении, стал, как бы это выразиться, ошибаться. Он вдруг решил, что сионизм — это его внутреннее дело, по крайней мере, его дуэт с евреями. Надо разъяснить ему, что это не дуэт, а всемирный хор. Что это в той же мере и дело ваших стран».

...Это тяжелая работа. Но мы продолжаем идти этим путем. И мы ставим наши паруса и верим, что буря — страшный тайфун антисемитизма — погонит наши корабли к спасительному острову, острову спасения всего мира.

«Утешайте, утешайте народ Мой», «ха-Ярден», 28.10.1938.

Национальный спорт

«Еврейский национальный спорт» помогает смести барьер, стоящий на пути миллионов жаждущих сердец».

Явление, речь о котором пойдет ниже, называли самыми различными словами: «нелегальная иммиграция», «алия несмотря ни на что» и т. д. Жаботинский называл это — проникновение евреев в свою страну, невзирая на запреты британских властей, в обход всех их законов и постановлений — «еврейским национальным спортом». Занятие этим опасным спортом, к которому руководство официального сионизма долгие годы относилось резко отрицательно, требовало скромности из соображений конспирации. Но иногда Жаботинский видел необходимость нарушить обет молчания:

Совершенно очевидно, что народу, в особенности его молодежи, ни в коем случае нельзя опускать руки и вздыхая говорить: «Полиция запретила нам спасаться — наше дело послушно сидеть и ждать погибели». Нет, мы должны, обязаны искать и находить пути к спасению. И где написано, что в войне нет места известной доле «авантюризма»?