Бен-Гур - Льюис Уоллес

Балтазар смолк, простерев перед собой руку с указующим в сторону Иудеи перстом. Всем его слушателям, даже слугам, передалась его страсть; они словно бы ощутили в шатре чье-то царственное присутствие. И это ощущение не исчезло сразу: сидевшие за столом еще какое-то время хранили молчание, обдумывая сказанное. Тишину в шатре нарушил Бен-Гур.

– Я понимаю, добрый Балтазар, – сказал он, – что ты был высоко и необычно отмечен свыше. И также я понимаю, что ты в высшей степени мудрый человек. У меня не хватает слов, чтобы выразить мою благодарность за все то, что ты мне поведал. Я получил весть о больших грядущих событиях и позаимствовал часть вашей веры. Но я молю тебя закончить свое повествование, рассказав нам о миссии Того, Кого ты ждешь и Кого я с этого вечера тоже буду ждать, как подобает верующему сыну Иуды. Ты сказал, что Он должен стать Спасителем, но разве Он не станет еще и Царем Иудейским?

– Сын мой, – произнес Балтазар в своей обычной доброжелательной манере, – до сих пор миссия Его в руке Господней. Все, что я думаю о ней, лишь мои выводы из слов того Гласа, который был мне слышен в ответ на мои моления. Угодно ли тебе вновь услышать об этом?

– Ты же наш учитель.

– Причиной моего смятения, – невозмутимо начал Балтазар, – которое подвигло меня стать проповедником в Александрии и в селениях на Ниле, побудило погрузиться в отшельничество, где меня и нашел Святой Дух, – причиной этого было падение людских нравов, происшедшее, как я считал, от утраты общения с Богом. Я скорбел скорбями ближних моих – не только равных мне, но всех моих ближних. Так низко пали они во тьму безверия, думалось мне, что Спасение для них недостижимо, если только сам Господь не возьмется за эту работу. И я молил Его прийти и сделать так, чтобы я мог узреть Его. «Труды твои не пропадут втуне. Спасение грядет, и ты узришь Спасителя» – такой был мне Глас, и, возликовав, я отправился в Иерусалим. Но кому же суждено Спасение? Всем людям мира. И каким образом обрести его? Крепи свою веру, сын мой! Я знаю, люди говорят, что счастья не обрести до тех пор, когда Рим не будет низвергнут со своих холмов. Говоря другими словами, беды нашего времени происходят не от неведения людьми Бога, как я считал, но от дурного управления. Надо ли говорить, что людское управление никогда не свершалось во имя религии. Много ли царей из тех, о которых ты слышал, были лучше своих подданных? О нет, нет! Спасение не может осуществиться ради политических целей – ради того, чтобы свергнуть правителей и власти предержащие и занять их места, а потом владеть и править. Если бы это было единственным смыслом Спасения, мудрость Господня пресекла бы его. Говорю вам, пусть даже это будет разговор слепого со слепыми, что Тот, Который грядет, должен будет стать Спасителем душ; а само же Спасение знаменует то, что Господь сам появился на земле.

Разочарование охватило Бен-Гура – голова его поникла; но, даже не будучи убежден, он в это мгновение не имел сил оспорить мнение египтянина.

– Клянусь великолепием Господним! – порывисто воскликнул Илдерим. – Суд Божий покончит со всеми обычаями. Пути мира предначертаны и не могут быть изменены. В каждом сообществе людей должен быть предводитель, облеченный властью, иначе ничто не может быть свершено.

Балтазар отнесся к этой вспышке собеседника вполне серьезно.

– Твоя мудрость, почтенный шейх, есть мудрость от мира сего; но ты забываешь, что именно от мира сего мы и должны быть спасены. Человек есть предмет честолюбивых замыслов царей; душа же человека есть предмет вожделения Господа.

Илдерим, не имея что возразить на это, лишь задумчиво покачал головой, явно не желая поверить в сказанное. Бен-Гур нашел аргумент в его пользу.

– Отче – с твоего позволения я хотел бы так называть тебя, – спросил он, – о ком вы должны были вопрошать у врат Иерусалима?

Шейх послал Бен-Гуру благодарный взгляд.

– Я должен был вопрошать людей, – спокойно ответил Балтазар, – «Где Тот, Кто рожден Царем Иудейским?»

– И вы видели Его в пещере под Вифлеемом?

– Мы узрели Его, и поклонились Ему, и принесли Ему наши дары – Мелхиор – золото, Гаспар – ладан, а я – мирру.

– Когда ты говоришь о фактах, отче, слышать тебя все равно что верить, – почтительно произнес Бен-Гур, – но, когда ты произносишь свои суждения, я не могу понять, какого рода царем ты хочешь представить Младенца – я не могу отделить правителя от его власти и долга.

– Сын мой, – ответил на это Балтазар, – мы имеем обыкновение самым пристальным образом рассматривать то, что лежит у самых наших ног, в то же время удостаивать лишь мимолетного взгляда куда более крупные предметы, пребывающие вдали от нас. Вот и сейчас ты видишь лишь титул – Царь Иудейский; так подними же взгляд свой до той тайны, которая скрывается за ним, и ты сможешь узреть истину. Титул всего только слово. Израиль знавал лучшие дни – дни, когда Господь называл его людей возлюбленными своими детьми и общался с ними через пророков. Теперь же, если в те дни Он обещал им Спасителя, Которого я видел, – пообещал им как Царя Иудейского, – образ Его должен быть в соответствии с обещанием, хотя бы ради только одного слова. Ах, ты понял смысл моего вопроса у врат! – ты понял, и я больше не буду останавливаться на этом. Может быть, тебя заботит достоинство Младенца; если это так, то обдумай – что значит считаться преемником Ирода – в рамках принятых во всем мире мерил чести? Разве не мог Господь выше вознести возлюбленного Им? Да если земные титулы играли для нашего Отца Небесного какое-нибудь значение, почему Он не отправил меня вопрошать о Цезаре? Попробуй взглянуть шире на сущность того, о чем мы сейчас говорим, молю тебя! Спроси лучше о том, царем чего должен стать Тот, Которого мы ждем; потому что именно это, уверяю тебя, и является ключом к загадке, которую ни один человек не сможет разгадать, не имея этого ключа. – И Балтазар благочестиво возвел очи горе. – На земле существует царство, хотя и не принадлежащее ей, – царство с границами куда шире земных, шире всех морей и земель. Его существование – такой же неопровержимый факт, как и существование наших сердец; и мы путешествуем по этому царству от рождения и до самой смерти, даже не замечая его. Ни одному человеку не дано увидеть его до тех пор, пока он не познает свою собственную душу; ибо царство это не для него, но для его души. И в его пределах обретается слава, которую не может себе представить наше воображение.

– То, что ты поведал нам, отец, сплошная загадка для меня, – сказал Бен-Гур. – Я ничего не слышал о подобном царстве.

– Как и я, – согласно кивнул головой Илдерим.

– Увы, я не могу больше говорить о нем, – скромно потупил взор Балтазар. – Что оно собой представляет, для чего оно существует, как его достигнуть – этого не узнает никто вплоть до того времени, когда Младенец придет обрести его как собственное достояние. Он принесет с собой ключ от невидимых ворот, которые откроет для возлюбленных Им. Среди них будут все те, которые возлюбили Его, ибо только они будут спасены.

После этих слов наступило долгое молчание, которое Балтазар посчитал окончанием беседы.

– Дорогой шейх, – своим спокойным голосом произнес он, – завтра или послезавтра я собираюсь на какое-то время посетить город. Дочь моя хотела бы увидеть приготовления к играм. Я назову тебе точное время нашей поездки. А тебя, сын мой, надеюсь еще увидеть. Мир вам и спокойной ночи.

Все трое поднялись из-за стола. Шейх и Бен-Гур провожали взглядом египтянина, пока он не вышел из шатра.

– Шейх Илдерим, – вслед за тем произнес Бен-Гур, – я услышал этим вечером много непонятного мне. Позволь мне, молю тебя, покинуть этот гостеприимный кров и погулять по берегу озера, чтобы все хорошо обдумать.

– Ступай, я тоже пойду к себе.

Они еще раз сполоснули руки, после чего слуга по знаку своего хозяина принес Бен-Гуру его сандалии. Обувшись, юноша вышел из шатра.

Глава 17

Царство духовное или земное?

Недалеко за оградой становища росли рядом несколько пальм, бросавших тень своих листьев частью на воду, а частью на берег. Сидевший на ветвях соловей оглашал вечерний воздух своим пением. Бен-Гур остановился и прислушался. В другое время птичий голос заставил бы его задуматься о былом; но рассказанная египтянином история чудесным грузом легла на его плечи, и, как и для любого носильщика, даже самая сладкая в мире музыка звучала не для него, поскольку сознание его, как и тело, просило отдыха.

Все вокруг тонуло в тишине ночи. Ни единое дуновение ветерка не вздымало ряби на зеркальной поверхности озера. Все древние звезды высыпали на небо, каждая на предназначенном ей месте. Повсюду чувствовалось дыхание лета – на земле, на поверхности озера, в небесах.