Три грани рока - Константин Ветошко

Стоило Торстену обернуться, как он увидел ту самую испуганную девушку, зачем-то сжимающую в руках дымящийся чугунный чан. Дикарка шагнула к норду, но в этот момент в дом ворвался октат. Он не успел толком ничего понять, как девушка, пронзительно завизжав, окатила командира содержимым чана. Вопль, который издал Риган, перекрыл собой все окружающие звуки. Октат рухнул на землю, корчась от адской боли. Шлем не смог защитить от кипятка, поэтому его лицо и, что еще страшнее, глаза сильно пострадали.

Торстен взвыл от ужаса и ярости, и, прежде чем успел задуматься над тем, что делает, одним ударом разрубил голову девушки, беспомощно сжимавшей в руках пустой чан, а потом опустился на колени перед командиром. Но тот уже затих, потеряв сознание от боли. С проклятьем отбросив щит, норд взвалил тяжелое тело октата на плечи и выбежал на улицу.

Бой уже затих. Горцев в стоящих на околице домах перебили, а остальные отступили вглубь поселения. Организовать серьезное сопротивление никто не успел, но Торстен увидел несколько тел императорских солдат с торчащими из них древками. Покачиваясь под тяжкой ношей, он поспешил прочь от деревни в сторону второго отряда, который должен был стрелами прикрыть отход. Вскоре к нему подбежал еще один пехотинец, и они уже вдвоем поволокли пребывающего в беспамятстве командира.

Всех пленников, за которыми тавт отправился в этот опасный рейд, уже успели достать, а остальным рабам из числа местных горцев оставили спущенной в яму веревку — может, кто-то из них и обретет сегодня свободу, ведь скорей всего местному племени будет не до погони за ними. Пехотинцы организованно покидали деревню, унося с собой раненых и убитых товарищей.

Торстен с радостью увидел, что Кель цел и невредим, но отвлекаться на разговоры времени не было. Отойдя на достаточное расстояние, пехотинцы спешно стали сооружать носилки. Вместо октата командовал один из ветеранов, числившийся первым помощником командира.

Торстен работал как заведенный, а в его голове билась только одна мысль: — Это моя вина! Моя и никого больше! Я не тронул ту девушку. Она хотела облить кипятком меня, но не повезло октату! Он сейчас лежит в страшных ожогах из-за моей глупости и мягкосердечности! Расчувствовался, скаренный баран, пожалел дикарку! Если бы не командир, сейчас бы был на его месте. И поделом! На войне нет места жалости!

Наскоро соорудив носилки и перевязав раненых, которых помимо октата было еще трое, тавт с максимально доступной скоростью направился прочь от деревни дикарей, шумящей, словно рассерженный улей. Тело единственного погибшего бойца пришлось оставить. Все понимали, что если мужчин среди горцев окажется достаточно и они быстро опомнятся, то императорской пехоте придется солоно, и спешили уйти как можно дальше.

Привал был объявлен только тогда, когда все солдаты уже окончательно выбились из сил. Вдобавок ко всему, последнюю пару часов пришлось на себе волочь и обессилевших пленников. Взявший на себя командование ветеран выставил часовых и, как и все, в изнеможении растянулся на земле. Один лишь неугомонный Кель нашел в себе силы встать и внимательно рассмотреть тех, ради кого они все рисковали своей шкурой. Вскоре он вернулся и поделился своим впечатлением с Торстеном:

— Хоть убей, не пойму, чего в них такого. Бывших пленников трое. Один мужик и две бабы. На аристократов не похожи, хотя они сейчас в таком виде, что вообще на людей мало похожи. Ладно, вернемся в лагерь, наверняка узнаем, ради кого мы себя под стрелы подставляли.

В этот момент раздался громкий крик одного из часовых, тут же перешедший в хрип. Все бойцы тавта разом вскочили, готовясь к отражению атаки. Но секунда шла за секундой, а вокруг по-прежнему царила пугающая тишина. Какая-то из освобожденных девушек судорожно всхлипнула, но тут же зажала себе рот ладонью. Наконец послышались чьи-то торопливые шаги. Солдаты напряглись, но это оказался всего лишь один из часовых, спешащий на соединение с тавтом в страхе разделить судьбу того пехотинца, чей предсмертный крик всех переполошил.

Командовавший отрядом ветеран напряженно вглядывался в окрестности и стискивал рукоять меча. Он колебался, не зная, что предпринять. Но секунды таяли, и временный командир наконец решился, приказав четверым пехотинцам выдвигаться к тому месту, где располагалась позиция погибшего часового. В их число попали Торстен и Кель.

Солдаты двигались медленно и осторожно. Кель, сжимающий в руках арбалет, шел сразу за Торстеном, который прикрывался щитом и защищал друга собой. Вскоре они увидели распростершегося на камнях в луже собственной крови пехотинца. Рядом валялся разряженный арбалет. Солдаты замерли на месте, пристально оглядывая окрестности, но не увидели и намека на опасность. Наконец они двинулись дальше, каждую секунду ожидая нападения, но им позволили беспрепятственно дойти до тела товарища. Из груди мертвого пехотинца торчало древко длинной стрелы с черным оперением.

Императорские солдаты замерли в нерешительности, ведь им никто толком не объяснил задачу. Оставлять мертвого товарища лежать здесь не хотелось, но и хоронить его было слишком опасно. Стоять на том самом месте, где несколько минут назад был застрелен императорский солдат, было крайне неуютно, и, поколебавшись, они начали отходить, так и не решившись забрать тело. Повернуться к ставшим разом таким враждебным скалам они боялись, поэтому медленно пятились назад. Торстену казалось, что его неотступно сверлит холодный и беспощадный взгляд, тщательно примеряющийся, куда послать смертельную стрелу.

Под ногой Келя хрустнула сухая ветка, и все разом вздрогнули. Один из солдат тихо выругался, а Торстен судорожно сглотнул, жалея, что не может вытереть выступившую на лбе холодную испарину.

— Проклятье, мы так сами со страха помрем, не надо будет и стрелы на нас тратить, — нервно хохотнул Кель, пытаясь хотя бы голосом разогнать наваждение. Императорские пехотинцы, привыкшие смотреть смерти в глаза, чувствовали себя не в своей тарелке, так как не видели врага, но точно знали, что он где-то рядом и в любой момент может прилететь смертельная стрела.

Наконец четверо солдат дошли до остального тавта. Увидев, что за время их отсутствия ничего не изменилось, Торстен с облегчением выдохнул. Ему в последний момент почему-то показалось, что они найдут лишь тела своих товарищей, после чего придет и их черед.

Бойцы наскоро доложили об увиденном, заставив временного командира крепко задуматься.

— Думаю, это погоня из той деревни, где мы славно повеселились, освобождая пленников. Но бойцов у них немного, и они не решаются напасть на нас открыто. Думаю, горцев не больше десятка, а в лучшем случае этот ублюдок один. Так что нужно просто усилить бдительность, — ветеран чеканил слова, стараясь вселить в солдат уверенность, которой и сам не ощущал.