Рекрут - Владимир Васильев

Костя и сам был таким совсем недавно. Невыездным. За последние пару месяцев он посетил больше мест, чем за пятнадцать лет взрослой жизни. Да и ребенком – где он, в сущности, успел побывать? С мамой в Крыму и совсем уж в нежном возрасте с отцом в Санкт-Петербурге? Больше и вспомнить-то нечего.

А взглянуть на Виорела – что ему стоит сняться и уехать за тридевять земель? Да среди ночи разбуди – примет как должное, оденется, возьмет сумочку, хлопнет на кухне рюмку, потому что традиция, и в путь. Он и до столкновения с Центрумом таким был, иначе как оказался бы в Вологде? Сидел бы у себя в Молдавии, растил виноград…

Как выяснилось, быть легким на подъем не так уж и трудно, и понять это Косте помог именно Центрум. Теперь казалось, что зря он столько лет сиднем сидел в осточертевшем офисе и таращился в монитор, надо было бросать это болото раньше, становиться на крыло, смотреть на мир не из одной и той же точки, а каждое утро с новой и всякий раз восторгаться мыслью, что миров существует больше одного, и на его персональный век новизны уж точно хватит с избытком.

Все эти рассуждения вихрем пронеслись в сознании Кости, отозвались легким холодком в груди и внезапно были прерваны голосом Виорела.

– Котяра! – прошептал напарник. – Сделай вид, что ты прилег! А сам тихонько ползи и подбери образец. Понял?

– Понял, – прошептал в ответ Костя и послушно откинулся на гальку.

Полежав секунд десять, он перевернулся со спины на живот, отпихнул в сторону сумку, чтоб не мешала (внутри тихо звякнули патроны), и пополз к валяющемуся на камнях свертку, который Виорел назвал образцом. Ползти было неудобно, а коленям так и вообще было больно; тяжелый револьвер в кармане тоже комфорта не добавлял, но Костя упрямо сокращал расстояние до цели и изо всех сил старался не слишком оттопыривать задницу.

– Прячь! – велел Виорел, когда он дополз.

Костя протянул руку и взял сверток. Тот оказался куда легче, чем можно было ожидать, чуть тяжелее пачки сигарет. Непонятно, что там вообще стукнуло при падении на камни. Рассматривать передачу времени не было, и Костя, секунду поколебавшись, сунул ее в левый карман штанов.

– Ползи назад!

Костя пополз и вскоре оказался на прежнем месте.

– Чего дальше? – прошептал он.

– Садись, как раньше сидел.

Костя напряг пресс и кое-как сел, а Виорел, наоборот, прилег на правый бок, опершись на согнутую в локте руку. Кажется, он сделал это исключительно для того, чтобы поглядеть туда, куда все время сидел спиной.

Пляж в целом полого поднимался от воды к городку; в ширину он достигал полусотни метров. Наверное, когда-нибудь обитатели Тала-Мазу построят тут набережную, а пока полоса гальки постепенно переходила в обычный грунт, поросший буйной, но уже успевшей высохнуть травой и небольшими деревцами наподобие кипарисов. Только метрах в двухстах от воды начинались строения – насколько Костя понял, зады городских усадьб, отделенные от голого пространства живыми изгородями. Кое-где из зелени садов торчали крыши, шпили и башенки, так что если где-нибудь и засели наблюдатели из числа наводнивших Тала-Мазу агентов, то скорее всего где-то там. Без оптики разглядеть, чем на пляже занимаются Виорел с Костей, было затруднительно, но вряд ли хороший соглядатай станет пренебрегать оптикой, это понимал даже Костя.

– Ты запомнил, где живет Мичурин? – тихо спросил Виорел. – Найдешь, если что?

– Найду. – Костя поежился, хотя было тепло, даже жарковато.

– Тогда запоминай еще: если нас попытаются взять, я отвлекаю и вяжу, а ты беги к Мичурину. Со всех ног, не кроясь. Добежишь – хорошо. Не добежишь – хуже, но в целом не смертельно. Если останешься на свободе – дойди до Мичурина и скажи, что образец не донес, отобрали. При самом удачном раскладе ты должен отдать Мичурину образец, а потом, даже если тебя схватят, уже пофиг – машина завертится.

– Кто схватит? – хмуро осведомился Костя.

– Без разницы кто. Сурганцы, клондальцы, пограничники – не важно. Может так статься, что схватят одни, а другие потом отобьют. Просто если образец к тому времени уже будет у Мичурина – все в порядке, скоро окажешься на свободе. Если не будет – вопрос затянется.

– Надолго?

– Не знаю, как поведут себя высокие договаривающиеся стороны. А они обычно любят покапризничать. Но есть хорошие шансы все закончить сегодня к вечеру.

– Эх-ма… – вздохнул Костя сокрушенно. – Трудно жить на свете, ни хрена не понимая.

– Да я тебя специально берегу, чудак-человек, – усмехнулся Виорел. – Меньше знаешь – крепче спишь.

– Расскажи это шпикам. – Костя болезненно поморщился. – Особенно сурганцам. Они, пока рожу в кровь не расквасят, не поверят, что я ничего не знаю.

– Ладно, не ной, гвардия. Все равно мы в этом завязли по самые уши, поздно оглобли поворачивать. Да и невозможно уже.

– А раньше было возможно?

– И раньше невозможно. С момента посадки в поезд Тангол – Харитма. Только кто ж знал… Я тебя до последнего держал в стороне. Снотворного тебе скормил, чтобы ты лишнего в вагоне не увидел, не услышал. И то не помогло.

– Снотворного? – беспомощно переспросил Костя, медленно осознавая – до какой степени он являлся пешкой в чужих игрищах.

– Ну а что мне оставалось? Я думал – сходишь со мной разок-другой носильщиком, да и все, зачем тебя в наши авантюры втравливать? Кто ж знал, что нас сдадут? Что охота на нас начнется, что меня подстрелят, а главное – что ты окажешься проводником, да еще лучше меня?

– Кто хоть сдал-то? – хмуро поинтересовался Костя. – Кого ненавидеть?

– Не знаю, – ответил Виорел грустно. – Фертье мне нашептал – мастер Хетауцэ, но тут я Фертье ни на грош не верю. Плохо он осведомлен о наших с мастером отношениях, если такую чушь сморозил.

Костя столь же грустно заметил:

– Чаще всего предают именно те, кому веришь больше, чем себе. Ты меня сам так учил.

– Ай, и ты туда же, – отмахнулся Виорел и украдкой огляделся. – Ладно, движняка вроде нет. Надо потихоньку отсюда сваливать. Запомнил, что я сказал?

– Запомнил, – ответил Костя не очень весело. – Тащить образец к Мичурину всеми правдами и неправдами. Сдохнуть, но донести.

– Не надо сдохнуть, – серьезно сказал Виорел. – Сто лет живи. Но образец – доставь, уж будь так любезен.

Они синхронно встали. Виорел сквозь зубы зашикал и принялся растирать затекшую ногу. И при этом опять же втихую оглядывался, конспиратор хренов.

Как ни странно, особого огорчения или страха Костя не испытывал. По-видимому, он шагнул за некую черту, за которой злиться на судьбу и бояться уже бессмысленно. Даже осознание факта, что в него опять могут стрелять, не слишком пугало. В какой-то мере Костю ободрял револьвер в собственном кармане, но в целом он просто привык, что находится в мире, где часто стреляют.