Все дело в папе. Работа с фигурой отца в психотерапии. Исследования, открытия, практики - Юлия Зотова

позитивные, ресурсные аспекты как отца, так и матери, которые оказались погребены под тягостным опытом родительских ссор.

Как мы уже говорили, чаще приходится выводить из тени именно отца, поскольку мама в глазах семьи и общества зачастую является пострадавшей стороной конфликта. А если в результате родители разводятся, ребенок остается чаще всего, опять же, с мамой, которая, таким образом, остается более известной и понятной ему, чем отец, особенно если контакт с ним оказывается прерван. Для нас важно не выяснить, кто был причиной конфликта, тем более что в семейной системе ответственны за отношения в равной степени оба супруга, и когда один ведет себя деструктивным образом, ответственность второго – выставить такому поведению адекватные границы, а помочь клиенту обнаружить хороший опыт взаимодействия с родителями (и родителей между собой). Об этом мы много говорили в главе о реконструкции ресурсного опыта. Мы предлагаем клиенту присоединяться к обнаруженным хорошим частям папы и мамы, находить позитивное сходство с родителями: «я, как папа, умный», «я, как мама, красивая»…

Есть очень изящные техники, направленные на подобную интеграцию. Например, работа с руками: предложите клиенту поместить папу в одну руку, а маму в другую, после чего попросите его медленно сводить, соединять свои руки, наблюдая, как происходит объединение родительских фигур на уровне тела. Или работа с векторами в процессуальном подходе, когда родители представляются и изображаются в пространстве в виде двух разнонаправленных векторов, а задача клиента – построить и прочувствовать собственный, третий вектор движения и развития, который отчасти является производным от родительских, а отчасти – выражением воли клиента.

Как обычно, мы предлагаем проявить творчество, используя техники наиболее близкого вам подхода. Важен результат: соединенность клиента с ресурсными проявлениями родительских фигур, возможность на этой основе сформировать устойчивый позитивный образ «я», примирить свои внутренние части, обрести целостность.

Ребенок занял место отца в семье: «вместо папы?»

Нарушение семейной иерархии проявляется в том, что ребенок занимает папино место в семейной системе. Это случается, когда отец исключен из семейной системы: ушел, умер или психологически отсутствует. Причем на место «эмоционального супруга» своей матери могут попадать как мальчики, так и девочки. Дети при этом могут быть очень успешны в социуме, много зарабатывать.

Замечено, что на это место проще попасть старшим детям, поскольку родители автоматически возлагают на них ответственность за младших детей. Единственные дети также легко смещаются на место отсутствующего отца, поскольку к ним предъявляется много родительских ожиданий и проекций: «На тебя вся моя надежда, я в тебя столько вложила!», им проще попасть в симбиотические отношения: «Ты у меня один остался!»

Как правило, в эту позицию попадают дети от 5 до 12 лет, на которых уже можно переложить часть обязанностей и ответственности. Проблема в том, что уровень ответственности, которую складывают на этих детей, несоразмерен с их возможностями в данном возрастном периоде. У них нет ни ресурсов, ни полномочий, чтобы справляться с такой нагрузкой. Например, пятилетнего ребенка заставляют заботиться о младенце и наказывают, когда он не справляется. Или мать говорит сыну: «Ты теперь глава семьи, за отца». Или делится с дочерью трудностями отношений с отцом, транслируя мысль «ближе тебя у меня никого не осталось».

На место отца в семье проще попасть старшим детям: родители автоматически возлагают на них ответственность за младших. Единственные дети также легко смещаются на место отсутствующего отца, поскольку к ним предъявляется много родительских ожиданий и проекций.

Взрослых, которые продолжают замещать отца в семье, можно определить по следующим признакам. Во-первых, они гиперфункциональные: очень ответственные, контролирующие, пунктуальные, сверхзаботливые, часто перфекционисты. Такие качества нередко способствуют их социальному, карьерному успеху. И в процессе консультации вы обратите внимание на их чрезмерную активность: психологу трудно будет вставить слово, они много знают сами и много чего делают самостоятельно, отвергают помощь.

Во-вторых, общаясь с ними, вы заметите, что они находятся в родительской позиции по отношению к окружающим, взаимодействуют «сверху». Детская позиция у таких людей чрезвычайно подавлена, им сложно соприкасаться со своими чувствами, импульсами и желаниями, особенно исходящими из «детского» состояния. Они скорее расскажут вам, чего «правильно» хотеть и делать, и вы ощутите их рассогласованность, разъединенность с собственным «я».

В-третьих, их представления о партнере и семье часто жесткие, с огромным количеством предъявляемых требований. Вы можете от них услышать, что они прекрасно знают, какого партнера хотят видеть рядом с собой, какими должны быть хорошие отношения и как правильно воспитывать детей. И в этом заключается подвох для них.

Они «знают» о том, какой должны быть семья и отношения, на уровне идеи, идеала, который не бьется с реальностью. Такая идеализация может быть связана с решением «я не буду как отец», «в моей семье все должно быть по-другому, наилучшим образом», что вызывает у потенциальных партнеров ощущение чрезмерного давления, требовательности, необходимости «соответствовать». А главное, такие люди привыкли опираться в сложностях только на себя, не ждут от партнера равноценного вклада. Напротив, реальный партнер, человек со своими ожиданиями, привычками и особенностями, не вписывается в построенный ими идеал семьи. А семья – это все же сочетание стремлений двух людей, а не реализация плана кого-то из них, даже самого прекрасного.

В-четвертых, они с трудом создают свою семью, поскольку семейные отношения связаны для них с ощущением непосильной ноши. С одной стороны, это результат непомерных требований, которые они выставляют не только партнеру, но и себе. Высокие идеалы – это палка о двух концах, больно бьющая по оценке собственных способностей создать семью. С другой стороны, их бессознательный страх перед непомерной тяжестью семьи, которая погребет их индивидуальность, родом из их детства. Ведь в том возрасте, когда они были вынуждены отвечать за маму, они действительно не могли справиться с такой нагрузкой, сами нуждались в заботе и поддержке. К тому же они часто были вынуждены отказаться от игр со сверстниками, своих увлечений и интересов, детских проявлений слабости и непосредственности, поскольку рано возникла необходимость «стать взрослыми» и нести тяжесть жизни на своих плечах вместо отца.

В-пятых, им сложно отойти от матери, уйти с уже привычного места отца в отношениях с ней. Этому способствует многое: и легкость привычной роли, и тесная симбиотическая связь, и иллюзия особой важности, и страх перед сепарацией и возможным одиночеством (и у матери, и у взрослого сына/дочери). Сложность создавать свои взрослые отношения и семью, таким образом, связана еще и с тем, что место партнера занято мамой. Уйти от матери к партнеру означает столкнуться с упреком «И ты туда же!», риск