Печать мастера - Тайга Ри
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он пил! Пил! А ему нельзя! Целитель до сих выписывает ему эликсиры для руки!
– Сам, сам… светлой ночи…
Дверь скрипнула ещё раз и в комнату, принося запах перегара, цветов и дыма ввалился Наставник.
– Мастер! – возмутился Коста, подхватывая старика. – Вы пили! Опять пили! И нет… ваша кровать там…. У окна моя!
Но старик Хо упал, покачнувшись ровно туда, до куда смог сделать несколько шагов – на расправленную тахту Косты, поперек. Подгреб покрывало вместо подушки и довольно затих.
– Мастер! Мастер! Вы слышите меня! Мастер! – тормошил его Коста, но старик отмахивался и грозил пальцем. – Псаков остров! Псаков!
– Остров? – Пробормотал старик заплетающимся языком, расслышав. – Остров, – и расплылся в улыбке. – …тут всегда тепло… можно не носить шуб… можно рисовать на улице круглую зиму… а ветер такой горячий, что может согреть… тут много рыбы, малец, а вода бирюзовая, как краска… я научу тебя плавать и охотиться на рыб… – бормотал старик невнятно. – … будешь рисовать, учиться… сдашь экзамен…
– Мастер! – возмутился Коста.
– …знаю, тебе тут не нравится… пока… но ты ничего не видел… даже остров «знаний»… подожди я закончу… возьмем лодку и объедем все восемь островов… это стоит того…
– Мастер! Вы обещали! Что все закончится, что вы бросите пить! – Пыхтел Коста, стаскивая с Наставника сапоги – сначала один, потом второй.
– … ещё два раза и всё закончится, малец… все закончится… и мы возьмем лодку… и поплывем… – голос старика Хо стих и он засопел, отрубившись.
Коста выругался и распахнул окна, чтобы выветрился запах. Подставил лицо ветру и поморщился – жарко. Что он только не отдал бы сейчас за горсть снега.
Две поездки? Значит – почти декада. Он – подождет. Он – подождет и потом поговорит с Мастером о том, что он… хочет уехать.
Но ничего не закончилось. Ни спустя две поездки, ни спустя три.
Четыре дня спустя
Главный остров, ночь
Мастер пил беспробудно. Прибывал с острова «Памяти» раз в два дня, валился спать и потом поутру его забирали обратно. Гостевой дом, который им выделили, как «особым гостям» стоял на пригорке, в стороне от главного корпуса. С одной стороны весь утопал в зелени, с другой – открывался прекрасный вид на бухту, которая даже ночью светилась сигнальными огнями.
Мастера он видел два дня назад – ровно тридцать мгновений, пока его втащили в дом – прошлый раз наставник уже не мог идти сам. Сегодня вечером – они должны прибыть обратно, и Коста даже видел корабль в бухте, который причалил к пристани – маленький, как будто игрушечный, но встречать не стал. Не хотел.
Вместо этого Коста подтянулся, оцарапавшись, но после пары попыток забрался по кривому стволу дерева прямо на крышу. И расположился там, планируя спуститься вниз только когда Наставник заснет.
Звезды сверху сияли ярко. Вдали серебрилась вода и горели огни в бухте. Мерное стрекотание ночных бабочек успокаивало, и Коста притих, впитывая окружающую его красоту.
Если бы можно было поймать мгновение и запечатлеть. Сжать кулак, в котором внутри – запахи ночных цветов, тишина, черные облака, серебро светила, и тоска, которая давит грудь. И вылить все это на лист, не расплескав ни капли. Если бы он мог…
– Успокойся! Я сказал успокойся, Хо! – голоса раздались на дорожке, поворачивающей прямо к дому.
– О, ты не боишься звать меня по имени? – Коста услышал голос мастера – опять пил! И ниже распластался по крыше, чтобы не заметили. – А я думал… ик… всё, все изменилось за последние десять зим
– Изменилось. Ты даже не представляешь как…
– Не представляю? Представляю! Во что вы превратили… превратили… – мастер задохнулся. – … все, во что мы верили, «восьмой», все, ради чего боролись…вы стали такими же!
Восьмой?
– Это такие времена, – зашептал голос в ответ, – мы просто вынуждены защищаться…
– Но не так же! Не такими же методами! – тень мастера Хо качнулась, и он почти рухнул на бок.
– Мы вынуждены защищаться, – повторил тот, кого назвали «восьмым». – Кланы десять зим назад и кланы на совете сейчас – это две разные вещи. Они подмяли бы нас, и с удовольствием разделили бы земли… Знаешь, сколько с нашего потока осталось? Знаешь? Четверо! Ты, я, шестой и двенадцатый! Троих положили за последнюю зиму. Из младших – не осталось никого из второго, а из последнего, – «восьмой» отчетливо скрипнул зубами. – Мальчишки, совсем мальчишки, они даже не успели ничего – нашли всех… каждого… Тебе сказать, что кланы делают с исходниками?
– Ты думаешь я не знаю?
– Не знаешь, иначе не говорил бы так… Я учил каждого из них, – шепот больше напоминал крик. – Каждого! Сидел рядом, когда они метались в бреду после испытаний, вкладывал в их головы все, что мог, все, что знал… но этого мало! Этого всегда мало! Как ты орал, когда узнал про своего птенца? Будь у тебя сила, да ты вызвал бы «шестого» несмотря на запрет Магистра…
– Нет…
– Вызвал бы… а у меня птенцов двадцать… я растил их почти десять зим… ставил на крыло, учил летать, прятаться… и никого… никого нет, ты слышишь, Хо?!
– Я думал, я отслужил свое, отдал все что мог, – тень от пустого рукава взметнулась вверх. – Думал, вернусь и буду учить… учеников… и что теперь? Как теперь… если всё, во что я верил оказалось прахом?
– Не все, – возразил «восьмой». – Но если на кону жизнь моих учеников, любые жертвы оправданы, твои руки тоже в крови.
– В крови? Да я весь в крови, с ног до головы, – рявкнул мастер Хо так, что Коста вздрогнул. – Места нет, чтобы отмыться, я буду гореть за Гранью за содеянное, но я верил, что это ради Света! Во имя лучшей жизни для всех!
– Ничего не изменилось, поверь мне, меняются методы, но не цели – цели прежние…
– Оставь меня…
– Четвертый…
– Оставь меня, восьмой, я устал… иди убеждай тех, кто ещё способен верить…
Коста считал шаги по дорожке – ровно двадцать четыре шага до поворота, камешки перестали шуршали после тридцатого. И он подождал ещё пару мгновений, прежде чем позволил себе выдохнуть и едва заметно пошевелиться.
– Спускайся!
Коста вздрогнул, услышав тихий голос Мастера. Медленно подполз к краю крыши – кусочки черепицы посыпались вниз, перелез на дерево и спустился вниз.
– Если уж ты решил подслушивать, в следующий раз учитывай положения источников света, – палец Наставника указывал на длинную тень – ночное светило было как раз за спиной Косты, когда он был
