Ветлужцы - Андрей Архипов

Яростно взревев, Якун стремглав бросился на Гондыра и обрушил на него целый шквал ударов, заставляя того полностью уйти в защиту. Его засечный удар сверху чередовался с подплужным, идущим от ноги, а у противника прием на голомень сменялся уходом в сторону. Блестящие полоски стали в руках поединщиков были видны лишь в моменты своего соприкосновения, но новгородец ощутимо теснил ветлужца к краю поляны. Развязка была близка, и она наступила почти мгновенно. Наступив ногой на трухлявое дерево, Гондыр на миг замешкался и не успел ускользнуть от размашистого удара разъяренного купца. Подставив под несущийся меч плоскую сторону клинка, он услышал лишь жалобный звон разлетевшегося вдребезги меча. Ветлужец даже не успел послать проклятие неведомому кузнецу за перекаленное железо, как кулак купца, врезавшийся ему в лоб, заставил его сознание померкнуть и опрокинул безвольное тело на стоящее сзади дерево. А сам Якун, приставив острие клинка к яремной жиле, бьющейся на обнаженном горле, обернулся к черемису, который в это время до белизны пальцев вцепился в свой изготовленный лук:

— Ну, как, черемис, жить ему или подохнуть прямо сей миг? — купец шумно перевел дыхание, высморкался и продолжил. — А может, подождешь с вызовом, пока я со своими людьми отбегу на три десятка поприщ? Как тебе такой исход?

— У тебя есть час, чтобы убраться отсюда, — Вараш даже не задумался над ответом: лишь стиснул зубы, наблюдая, как меч купца начинает поворачиваться на горле Гондыра, оставляя сочащийся кровью порез на коже. — Потом начнется травля.

— Тогда разбирай засеку и тащи мой ушкуй до самой Унжи, — вновь повеселевший новгородец издевательски посмотрел на побелевшего черемиса.

— Нет, — ответ дался с трудом, но Вараш повторил. — И не мысли даже об этом. Разбирать долго, а за это время все может измениться... Тем же родичам моим может придтись не по нраву принятое мной решение. Уходи в ту сторону, откуда пришел. Хочешь, так с ушкуем, а не будет у тебя желания тащиться сонной кобылой, так насад наш в низовьях подберешь... Ежели мы раньше не успеем тебя настигнуть, конечно. Захарий свидетелем будет тому, что мы выждем положенный срок. Но все это при том условии, что никто из вас не причинит вреда моему соратнику. Даю слово.

— Эк, как сказанул... — подивился Якун, убирая меч от лежащего без сознания ветлужца. — А я глаз на прощанье хотел ему проткнуть. Ну, да ладно, прощевайте... Все за мной! И припасы не забудьте! Эх, Захарий, Захарий...

Около десятка новгородцев медленно отделилось от стоящих в круге соратников и последовали вслед за Якуном, медленно вырастая в числе, пока тот пробирался мимо ушкуев. Однако несколько человек, явно принадлежащих к той же дружине, тоскливо оглядывались по сторонам, явно не желая покидать ставший в эту минуту почти безопасным волок.

— Хм... Захарий Матвеич, — к купцу сквозь толпу новгородцев протискивался Ждан, голос которого тот слышал из ушкуя. — Тут такое дело... Несколько людишек от Якуна к тебе хотели бы переметнуться. Мне все недосуг было с тобой или Кузьмой потолковать, а ныне...

— Кто у них верховодит? Осип? — переспросил Захарий и, получив утвердительный ответ, прервал разговор и потащил собеседника в сторону от стоящего за спиной Вараша. — В Новгороде с ним обо всем поговорим, а ныне... Ныне чести мне не будет в том, чтобы перенимать людишек у товарища своего. А им самим зазорно будет бросить своего купца в трудный для него час. Так что... хоть и наслышан я, что выразили они ему свое неверие, но всему свое время. А пока... — новгородский предводитель наклонился к уху Ждана и что-то быстро прошептал. — Иди... до завтрашнего полудня я буду ждать в том месте. Так им и передай.

Спустя час от пресловутой поляны отходили два обоза. Первый, груженый ушкуями, медленно пополз вдоль освобожденного волока. Новгородцы шли хмуро, чувствуя, что являются проигравшей стороной, хотя и не понимали точно — в чем состоит проигрыш? В бегстве Якуна? Так он сам выбрал свою долю, да и не жалко его — уж слишком много неприятностей доставил он остальным за время короткого похода. В уменьшении их ратной силы? Так дремучая чаща больше не таит в себе опасности... Получив заранее плату за перевоз и возмещение за чинимые обиды, меряне согласились сопроводить новгородцев до самой Унжи и помочь с расчисткой волока. Да и не столь уменьшилась ушкуйная ратная сила, чтобы опасаться чего-либо на многотрудном пути. Однако воины постоянно озирались по сторонам с напряженными лицами, до конца не веря, что все закончилось и темный еловый лес скоро выпустит их из своих объятий. Да и сам Захарий веселым не был, хотя и не лежал теперь на его душе камень в виде необузданного, своенравного Якуна. Легче стало, но и только. А на освободившемся от него месте поселилось сожаление... Сожаление, что он сам уже не так молод и не может с такой бесшабашной решительностью сунуть в жернова судьбы свою жизнь, как это сделали на его глазах два молодых ратника. Удмурт и черемис... Или просто ветлужцы? А, леший их разберет!

Провожая глазами уходящий в другую сторону поток освобожденных пленников, сопровождаемый их вооруженными соседями, Захарий еще раз задумался. Подмога к ветлужцам в лице местных черемисов пришла лишь через полчаса после того, как ушел Якун со своей дружиной, и искренно недоумевала, почему уже можно возвращаться домой и где враги? По крайней мере, именно так купец понимал оживленный разговор с бурной жестикуляцией, который вел с ними Вараш. Захарий тогда напрямую спросил: неужели у ветлужцев на засеке почти никого не было? Лишь два десятка их самих и несколько пришлых мерян? Гондыр, еще с трудом держащийся на ногах, перевернул мокрую тряпицу на своей голове и ответил довольно уклончиво:

— Эх, Захарий... Так сила в правде! — судя по раздавшемуся дружному смеху ветлужцев, удмурт явно повторял чью-то известную присказку. Другого признания купец в тот момент от него не добился, а потом рутина дел завертела его в своем круговороте, и стало не до чужих откровений. И лишь теперь, провожая глазами расходящиеся в разные стороны ратные силы, Захарий вспомнил слова ветлужского десятника.

— Сила, говоришь, в правде... Так-то оно так, — мысленно произнес про себя купец, сворачивая на торную тропу вслед за своим воинством. — Но правда у каждого своя. А чтобы она стала силой... нужно за нее не бояться сунуть голову в пасть медведю, да еще и выжить после этого. Однако вы лишь первое деяние совершили, а о втором даже не помыслили...

Глава 14

Бросив остатки обглоданных костей в костер, Свара благодарно посмотрел на охотившегося днем Пычея и сыто рыгнул, потянувшись вытереть сальные руки о волосы. Ну, не о верхнюю же одежду их вытирать? Потом не отстираешь... Протянутый же Тимкой рушник вызвал у него досаду: мало того, что испортил кусок холстины, так еще умудряется его везде таскать за собой в заплечном мешке, будто больше носить там нечего. Один доспех весит в пятую часть этого недоросля, а ведь еще припасы есть... Однако тряпку взял и даже благодарно кивнул: когда еще в мыльню попадешь, а волос на каждую трапезу не напасешься.

Бросив взгляд на остальную ребятню, Свара поморщился, подумав, что дети есть дети и ничем этот факт не исправишь. Нашли чем заняться — деревянное ружье выстругивать! Может быть, глава воинской школы и испытывал бы пиетет к "священному" оружию удмуртов, но Иван в свое время досконально объяснил ему, что оно из себя представляет и даже дал возможность ощупать его до самого последнего... Как там его? А, винтика! Так вот, трое пацанов во главе с Прошкой уже вовсю чернили стволы углем и углубляли в них отверстия. И дела им нет, что перепачкаются! Еще бы в деревянные куклы играли, которые Фаддей иногда мастерит окрестным детишкам!.. Чтоб еще раз взять этих олухов в поход! А, ну их... Хорошо хоть, что Мстиша в этом не участвует. Но ему, наверное, Тимка ружье показывал, а то и сам отец.

— Мыслишь, Завидка, что дома родня тебя защитит? — Свара отвлекся от созерцания детского развлечения и продолжил начатый недавно разговор, прерванный на некоторое время жареной зайчатиной. Большинство ратников уже закончили вечернюю трапезу и теперь укладывались спать вокруг соседнего костра, либо заступили в дозор. А мелюзга, хлопавшая осовелыми глазами, упорно не хотела идти на боковую, продолжая греть свои уши около главы воинской школы и молодого новгородца. Вообще, с последним все складывалось довольно таки странно. Во-первых, Свара никак не мог понять, почему тот вмешался в разбойные дела своих земляков и фактически спас Переяславку от разгрома? Этих недорослей стало жалко, как он сам вещает? Что-то сомнительно, хотя к этим "воякам" вполне можно проникнуться сочувствием. Им бы еще бы титьку у мамки пару лет пососать, а они доспехи на себя напялили и по холодному лесу шастают... И все-таки, как можно успеть за неполный день общения с ними так сблизиться, чтобы положить на кон свою судьбу, а то и жизнь? А, может, он тайный подсыл от других купеческих сил Новгорода? Мало ли какие дела на Ветлуге у его отца? Да нет, вряд ли... В такую передрягу по своей воле не захочешь влезать, да и чересчур молод он для таких дел... Шестнадцать или семнадцать годков ему?