Изгнанник (LExilé) - Жюльетта Бенцони

Привязав коней под прикрытием контрфорса церкви, Гийом с сыном подошли к узкой и высокой двери с крестом и постучали. Им открыл священник в сутане, надетой на мускулистые плечи, которой на вид было несколько веков, столько на ней было разнообразных пятен. Это и был аббат Николя, кюре из Вьервиля, тот самый, который 8 июля повенчал Элизабет и принца. Странный это был персонаж.

В этих краях его благотворительная деятельность вошла в поговорку, но кюре не просто пытался помочь нуждающимся. Бесконечная щедрость аббата маскировала его оккультную и политическую деятельность, которые состояли в удивительной гармонии с его убеждениями. Он был самый отважный и самый выносливый из роялистских курьеров.

Закаленный морской волк никого не боялся, был смелым и энергичным. Примерно три раза в неделю кюре, отслужив мессу и прочитав требник, в любую погоду в одиночку на своей лодке отправлялся на острова Сен-Маркуф, возвращенные Франции, но практически безлюдные. Английские корабли все время проходили мимо их берегов. Именно там происходил обмен письмами и посылками, которые храбрый священник привозил жителям Байе. Свои поездки на острова он оправдывал визитами к своему старому другу, госпоже Амфри. Он исповедовал ее много лет. И это совершенно не шокировало священнослужителей из прихода Сен-Патрис. Госпожа Амфри была одной из самых активных роялисток этих мест. У нее хранились пожертвования, которые присылали отправившиеся в Англию в эмиграцию роялисты, и она же занималась их корреспонденцией. Как и аббата Николя, госпожу Амфри очень взволновало возвращение странствующего короля. Она не сомневалась в том, что он именно тот, за кого себя выдает, но это ее тревожило. Хотя эта дама и была умиленной свидетельницей на венчании, это не означало, что она его одобрила.

Увидев на своем пороге совершенно незнакомых ему людей, аббат Николя нахмурился, но выражение его лица мгновенно изменилось, как только он услышал слова старшего из незваных гостей.

— Я Гийом Тремэн, — сказал мужчина, — отец той самой юной Элизабет, которую вы венчали 8 июля. А это мой сын Артур.

— Вы несколько опоздали на церемонию, но я все- таки рад видеть вас, сударь... Если только вы не намерены оспорить брак!

— Ни в коем случае! Я слишком люблю мою дочь, чтобы делать ее несчастной. Мы прибыли сюда, чтобы исполнить одну весьма деликатную миссию. Госпожа де Вобадон, с которой мы встречались вчера, уверила нас, что вы все поймете. Вы позволите нам войти?

— Сделайте милость! Что же это я держу вас на сквозняке! Устраивайтесь у огня и чувствуйте себя как дома.

Более нищенскую обстановку представить себе было трудно. А ведь через руки этого священника-моряка часто проходили огромные суммы. Но в доме были обшарпанные стены, несколько необходимых предметов мебели, не имевших никакой ценности, выложенный красной плиткой пол без ковра, окна без портьер... Но все сияло удивительной чистотой. Ощущение элегантной простоты возникало благодаря сильному огню горевшего в камине утесника и восхитительному распятию из слоновой кости — оно было по-янсенистски[19] строгим — на каменной каминной полке.

И тот же контраст был явственно заметен в самом священнике. Своим лицом с грубыми чертами, загорелым и задубевшим от непогоды, он не должен бы ничем отличаться от рыбаков этого дикого побережья, но его взгляд под седеющими длинными волосами сиял таким же чистым светом, как летнее небо. И этот взгляд сразу же внушал доверие. Поэтому Гийом, у которого не было никаких причин лукавить, рассказал кюре о событиях последних дней и о том, зачем он приехал во Вьервиль. Аббат, с которым накануне с островов Сен-Маркуф вернулся Брюслар, уже знал, что шевалье приехал за принцем и что молодую женщину ожидало жестокое разочарование. И он сам был категорически против этого.

— Человек не должен разлучать тех, кого соединил Бог, — произнес аббат Николя. — К несчастью, в политике с ее манией управлять судьбами людей нет ничего человеческого. Вопреки всякой логике этого юношу уговорили вернуться, без оружия, без военной поддержки и почти без денег, чтобы раздуть пожар в стане куда более могущественного врага. Оказалось, что юноша случайно встретил девушку, которую давно любил и которая была основной причиной его желания вновь увидеть Францию. Они оба бесконечно любят друг друга, и я не нашел в себе смелости отказать им в венчании. Это был единственный способ позволить им познать самое большое счастье с высоко поднятой головой. Пусть у этого несчастного мальчика, подвергшегося столь жестоким испытаниям судьбы и ставшим скитальцем, будет хотя бы тепло любимой женщины. И вот теперь по воле политиков он должен с ней расстаться, чтобы не вызвать неудовольствия какой-то английской титулованной дуры, которая уже видела себя в роли королевы Франции в изгнании! О, как это недостойно! Недостойно!

— Должен ли я понимать, господин аббат, что вы не одобряете моего решения принять предложение госпожи де Вобадон, которое она передала мне от имени своих друзей? — неожиданно встревожился Тремэн.

— Что вы, это не так! Вы отец, и я слишком хорошо знаю англичан, чтобы понимать, что они способны на все. Мы оба полагаем, что с этой малышкой случится несчастье, если она отправится с принцем. Именно по этой причине я собираюсь помочь вам хоть как-то залечить ее душевную боль. Но это единственная возможность ее спасти. Но все же я буду просить Господа, чтобы он позволил этим двум детям вновь когда-нибудь соединиться. Но вы, должно быть, голодны?

— Мы не хотим причинять вам беспокойство. Здесь наверняка есть гостиница...

— Да, но вы там будете слишком выделяться, как петух среди лис. У вас чересчур приметная внешность, господин Тремэн. Поэтому я оставлю вас у себя до вечера. Будет лучше, если ваш сын приведет лошадей, чтобы мы поставили их в конюшню. Она невелика, но места там хватит, так как мою лошадь вчера забрал господин де Брюслар.

Еда, состоявшая из «шербурского жира» — смеси топленого свиного сала и почечного свиного жира, долго тушенной с морковью, репой, душистыми травами, луком, бутонами гвоздики и чесноком, — сыра и свежего хлеба с румяной корочкой, была скромной, но превосходной. Оба путешественника сильно проголодались, поэтому поели с большим аппетитом. А потом, сначала переглянувшись, приняли приглашение аббата и устроились в его спальне, чтобы немного отдохнуть. В комнате камин не горел, но, завернувшись в плащи, они быстро уснули. Кюре остался в общей комнате, чтобы читать требник.

Приезд Тремэна принес ему некоторое облегчение, успокоил тревогу, мучившую его с той минуты, как Брюслар сел в его лодку. Несколькими часами раньше шевалье доставила на острова лодка с английского фрегата, бросившего якорь в тумане неподалеку от трех островков, составляющих архипелаг Сен-Маркуф. Несмотря на окружающие их скалы, достаточно крупные корабли могли без риска подойти к берегу примерно на сто пятьдесят метров. Разумеется, если их капитаны знали, где это сделать. Новости, которые привез Брюслар, священнику совершенно не понравились. Они мало чем отличались от того, что аббат Николя услышал у госпожи Амфри. Дворянство в этих местах не было уверено в законности притязаний принца и предпочитало возлагать надежды на того, кто называл себя Людовиком XVIII, то есть на графа Прованского. Аббат переживал за красивую молодую женщину, с которой принцу предстояло расстаться. Разумеется, она бы не осталась в одиночестве. Ее бы приняла госпожа де Вобадон, отвезла в Байе, где на этот раз ее судьбой занялась бы госпожа Амфри, чтобы наилучшим образом сохранить ее репутацию. Чего нельзя было сказать о репутации прекрасной Шарлотты, несмотря на всю ее преданность роялистам, — она была не из лучших. Мысль о том, что юная «герцогиня» сможет занять свое место в кругу семьи, сняла камень с души аббата Николя. Он бы, разумеется, предпочел, чтобы его лодка не стала тем местом, где совершаются плохие поступки... И потом, в море несчастья случаются быстро и неожиданно. Нет, ему решительно не нравился план шевалье де Брюслара, но как иначе помешать молодой женщине сесть на корабль вместе с мужем?