Дремучие двери. Том II - Юлия Иванова

Митрополит Филипп отказал в благословении пролившему кровь Ивану Грозному — великому государственнику!

Разве допустимо, чтобы паства, как и перед революцией 17-го объединила в умах Церковь с несправедливой и ненавистной машиной угнетения?

Не явилось ли это одной из причин последующих народных бесчинств против храмов?

«Никто не даст нам избавленья. Ни Бог, ни царь и ни герой».

Это не значит, что Церковь должна принимать прямое участие в политических разборках, в драке на развилке дорог. Но она обязана указать дерущимся верную дорогу. Любви к ближнему, милосердия к слабым. Не служи Мамоне, не давай деньги в рост, не лги, не распутничай, не подавай дурной пример подданным, не желай чужого, не убий… Вот требования Бога к каждому, а ко власти — тысячекратно, ибо кому много дано… Предупредила же церковь об анафеме в случае пролития крови — почему же потом — молчание? Ведь всё неугодное Небу власть не только сама творила, но и увлекала за собой в пропасть паству, за которую церковь в прямом ответе перед Небом. «Защитники отечества» стали убийцами, инженеры и учителя — спекулянтами, юноши — грабителями, наркоманами, сутенёрами, девочки — проститутками…

Почему церковная иерархия не обличает допустившего это кесаря?

Обо всём этом Иоанна яростно говорила потом после исповеди отцу Тихону; намеренно отделяла церковь мистическую, которую «врата ада не одолеют», от социальной политики церковной иерархии. О том, что не может Господь соучаствовать делам тьмы, ибо «Бог поругаем не бывает», и предупреждения Господа по этому поводу очень жёсткие. Уже то, что она, Иоанна, впервые вынуждена отделять церковь Небесную от церковной политики — дурно. А значит, и для других это явилось соблазном осуждать её, отвергать и, не дай Бог, лишать себя соборной молитвы, причастия, исповеди и других таинств под расхожим предлогом, что «нигде нет правды». Что можно молиться и дома, ибо «Бог везде». «Если соль потеряет силу, то что в ней пользы?»

ПРЕДДВЕРИЕ

Чуть седой, как серебряный тополь,Он стоит, принимая парад.Сколько стоил ему Севастополь?Сколько стоил ему Сталинград?И в седые, холодные ночи,Когда фронт заметала пурга,Его ясные, яркие очи,До конца разглядели врага.В эти чёрные тяжкие годыВся надежда была на него.Из какой сверхмогучей породыСоздавала природа его?Побеждая в военной науке,Вражьей кровью окрасив снега,Он в народа могучие рукиОбнаглевшего принял врага.И когда подходили вандалыК нашей древней столице отцов,Где нашёл он таких генераловИ таких легендарных бойцов?Он взрастил их. Над их воспитаньемДолго думал он ночи и дни.О, к каким роковым испытаньямПодготовлены были они!И в боях за Отчизну суровыхШли бесстрашно на смерть за него,За его справедливое слово,За великую правду его.Как высоко вознёс он Державу,Мощь советских народов-друзей.И какую великую славуСоздал он для Отчизны своей.Тот же взгляд, те же речи простые,Так же мудры и просты слова.Над разорванной картойРоссии Поседела его голова»./Александр Вертинский/

Из беседы В. Кожемяко с Е. Микулиной:

В. К. А разговор со Сталиным чем запомнился больше всего?

Е. М. Уважительностью, с которой отнёсся он ко мне, совсем зелёной журналистке. И доверием. Его предложение поехать в совхозы, зерновые фабрики, создававшиеся в Заволжье, свидетельствовало ведь о том, что он мне доверяет! Гораздо позже, после войны, старый работник сельхозотдела «Правды» рассказывал мне, что Сталин звонил потом в редакцию, интересовался, что пишет Микулина из командировки.

В. К. Согласитесь, всё это было связано с темой, которая сразу же стала главной для вас, — с темой труда и человека-труженика. Что стремилась утвердить партия коммунистов в те годы? Новое отношение к труду. Сознательное, заинтересованное, не как к проклятию, а как к чему-то самому высокому в жизни и возвышающему человека. Отсюда — герои труда и чествование этих героев. Отсюда — внимание к социалистическому соревнованию, отличие которого от капиталистической конкуренции Сталин определил очень ёмко! «Принцип конкуренции: поражение и смерть одних, победа и господство других. Принцип социалистического соревнования: товарищеская помощь отстававшим со стороны передовых, с тем, чтобы добиться общего подъёма».

«Пять лет тому назад Советская Республика родилась в нищете. Непобедимая, она явилась носительницей нового духа, грозящего всем правительствам несправедливости и угнетения, которые делят между собой землю. Старый мир не ошибся в своих опасениях. Его вожаки сразу угадали в ней своего врага. Они двинули против Советской Республики клевету, богатство, силу. Они хотели её задушить; они посылали против неё шайки разбойников. Советская республика сомкнула ряды красных бойцов, и разбойники были разбиты.

Если в Европе есть ещё друзья справедливости, они должны почтительно склониться перед этой революцией, которая впервые в истории человечества попыталась учредить народную власть, действующую в интересах народа. Рождённая в лишениях, возросшая среди голода и войны. Советская власть ещё не довершила своего громадного замысла, не осуществила ещё царства справедливости. Но она, по крайней мере, заложила его основы». /А. Франс/

«Я считаю, что уникальным явлением нашего века, явлением, которого никогда не было в прежние эпохи и уже нет сейчас, стал великий трудовой подъём, реальный энтузиазм советских людей в конце двадцатых и начале тридцатых годов нынешнего столетия. Вспоминая то время, невольно думаю, насколько прав был Сталин, который сказал, что великая энергия рождается лишь для великой цели». /Е. Микулина/.

Выражение «социалистический муравейник» основано лишь на внешнем сходстве. Идеальное устроение общества, где каждый его член, довольствуясь разумно-достаточным, исполняет добросовестное /а в случае необходимости и жертвенное/ служение, свою функцию во имя образцовой жизнедеятельности Целого. Муравей запрограммирован Творцом на такое служение во имя сохранения рода, а для людей — это оптимальный способ осуществить Замысел о каждом и Целом. Подчиняясь свободной своей волей необходимости его реализовать — личность с благодарностью принимает усилия общества помочь ей в его осуществлении. Люди как будто взбираются вместе на неприступную гору, где спрятано сокровище, взбираются в связке, где каждый зависит от другого и всех и надежда только «на руки друга и крепость рук». И «молятся, чтобы страховка не подвела». Здесь важно, чтобы каждый был на своем месте. Важна слаженность, взаимодействие движений. И, разумеется, помощь свыше. Ничего лишнего с собой, общее слаженное движение вверх, осознание «верного пути». Ибо, восходя вверх, невозможно сбиться — просто тропинки бывают короче и длиннее, опаснее и тернистее, но вершина — одна! Восхождение заменяет порой всякие планы и теории.

Этот так называемый «восходящий муравейник» — лишь первая ступень, дающая свободу от дольнего мира с его суетой, страстьми и похотьми. Отсюда начинается путь к Отчему Дому, движение освобождающегося Духа к Царствию, где исполнение Замысла о каждом, максимально освобождённом от пудовых гирь Вампирии, становится реальностью. Началом осознанного осуществления призвания, предназначения, сыновнего места в Доме Отца — в единой любящей семье детей Божьих. Где каждый, свободным волеизъявлением избравший свет, служит Отцу, бесконечно восходит к Отцу, и каждый — на своём месте, согласно Замыслу, и бесконечно свободен в Доме Отца. Навсегда избравший свет несвободен в одном — жить вне Отца, ибо вне Отца нет Жизни по окончании исторического времени. Коллективное бегство, восхождение от Вампирии — поначалу внешнее, затем внутреннее, соборное и, наконец, воссоединение преображенного Богочеловечества в Царствии. Воссоединение «всего и вся».

Путь от рабства у мира, собственной дурной свободы /отвязанности/ и родовой необходимости — к коллективному восхождению /муравейник, Антивампирия/. Затем восхождение соборное (единение личностей на основе Любви одним и тем же абсолютным ценностям) — постепенное сближение Творца и соборного Богочеловечества вплоть до встречи в Доме Отца в конце времён.