Наследник волшебника - Дэниел Худ

Откуда она знает, что у злоумышленника была борода? И почему так быстро разобралась, к чему Лайам клонит?

— В таком случае у вас не должно быть причин таить от меня назначение серых грифонов.

Лайама вдруг охватило предчувствие близкой удачи. Правдами или неправдами расследование подходило к концу. Неприятно, конечно, что на него возлагают ответственность за какие-то будущие события, но с событиями прошлого он должен был разобраться. Хотя бы в общих чертах.

Жрица, почувствовав возбуждение гостя, погрозила ему пальцем, но все-таки уступила.

— Вы правы, сэр Лайам. У меня действительно нет на то никаких причин. Есть ли они у кого-то еще — вот в чем вопрос.

— Это вам лучше знать, леди.

Леди Смерть устремила взгляд на огонь, и черты ее вдруг обрели величавость. Ту самую величавость, какую Лайам в ней так тщетно искал еще секунду назад и которая, скорее всего, являлась подлинным отражением величия самого Лаомедона — бога, призванного решать вопросы жизни и смерти и потому раздумчиво взвешивающего каждый свой шаг.

Минуту спустя жрица очнулась.

— Что вам известно о каменных грифонах, сэр Лайам?

— Только то, что один из них сейчас томится в храме Беллоны и что в вашем святилище находится около двух десятков изваяний этих существ.

— И ничего более? — поинтересовалась леди Смерть уже без улыбки. Лайам заколебался.

— Я читал, что они часто появляются на кладбищах и на полях сражений, подстерегая добычу, ибо поедают души умерших.

— Это неверно. На полях сражений их действительно можно встретить, но на кладбищах — никогда. И они вовсе не поедают души умерших. Грифоны — самые доверенные слуги Лаомедона, более приближенные к нему, чем, скажем, я или другие наши служители. Им вменено в обязанность доставлять души избранных в серые земли, души тех, кому велением неба или праведностью поступков назначено обитать в их прекраснейших уголках. Аурик Великий отправился в серые земли на спине каменного грифона, и Асцелин Эдр, и поэт Рэадр. И многие другие, не снискавшие громкой славы при жизни, но по своей смерти получившие высшее благословение. Достаточно ли вам такого ответа?

Сцевола сказал, что они изловили грифона после схватки с бандитами и что ни один из служителей Беллоны в этом столкновении не пострадал. Неужели какой-то праведник затесался в разбойную шайку?

— Если каменные грифоны — самые доверенные слуги Лаомедона, то ему вряд ли понравится, когда одного из них заколют на жертвенном алтаре.

— Да, — согласилась жрица. — Наш господин будет весьма опечален.

Но ведь она совсем недавно сказала, что никто из служителей властелина людских судеб не пытался проникнуть в соседний храм. Тут крылось противоречие. Последовала длинная пауза, и Лайам воспользовался ею, чтобы собраться с мыслями и привести их в порядок.

— Мне, пожалуй, пора, — сказал он в конце концов.

— Похоже, мы все обсудили, — сказала женщина, поднимаясь с кресла. — Идемте, сэр Лайам, я вас провожу.

Они прошли через укромный садик, потом в молчании двинулись по длинному коридору со сводчатым потолком. Возле выхода Лайам остановился и указал на ряды изваяний:

— Скажите, их кто-нибудь когда-нибудь видел?

— Настоящих грифонов или тех, какие поставлены здесь?

— И тех, и других.

— Живого каменного грифона можно видеть сейчас в храме Беллоны, — бесстрастно произнесла леди Смерть. — Но изваяния? Нет. Усопших вносят в храм через другую дверь, проводят обряд очищения, а затем через нее же выносят. Здесь же-в обители Лаомедона — никто из мирян до вас не бывал.

Тут до Лайама дошло, какую великую честь ему оказали. Но это открытие вовсе не привело его в несказанный восторг.

— Благодарю.

Он потянулся было к дверной ручке — и задержался опять.

— Четвертый способ. Четвертый способ, посредством которого боги общаются с нами. Вы так его и не назвали.

Возможно, женщина улыбнулась, но в коридоре было темно, а к тому моменту, как в дверной проем хлынул солнечный свет, лицо ее было серьезно.

— Они являются лично, — сказала жрица. — Всего вам хорошего, сэр Лайам. «Ну, она хоть, по крайней мере, не выясняла, маг я или не маг», — подумал Лайам, когда дверь за его спиной бесшумно закрылась, и обвел взглядом тупик. Конечно, в последние дни тут бывало довольно шумно, но до прибытия новой богини в конец Храмовой улицы редко кто забредал. Самое подходящее место для святилища, интересующегося лишь мертвецами.

Впрочем, у Лайама были заботы важнее, чем размышления о том, правильно или неправильно разместился на саузваркской земле Лаомедон. Сведения, которые он получил (вернее, которые ему сообщили), придавали совершенно новое направление всему ходу поисков. И хотя Лайам пока что не представлял, как эти сведения применить, он понимал, что ему следует как можно скорее пообщаться с эдилом.

На Храмовой улице по-прежнему было тихо, толпа зевак разошлась, и неестественная тишина заполонила округу. Главная площадь совсем опустела, лишь несколько мужчин отирались у кабачка Хелекина, да какая-то горожанка поспешно пересекала открытое ветру пространство. Юбки ее реяли, словно паруса корабля, застигнутого внезапной бурей. Интересно, как широко успело расползтись беспокойство? «Скоро весь этот город будет трястись от ужаса под кроватями», — подумал Лайам.

Кессиас находился в казарме. Эдил увлеченно и быстро покрывал каракулями лист белоснежной бумаги. Когда Лайам подошел, он отложил перо и протянул приятелю листок погрязнее.

— Один из парней Клотена сунул эту писульку стражникам и потребовал, чтобы ее немедленно доставили мне, но имя там — ваше. Правда, писавший изрядно его переврал.

Лайам взял сложенный вчетверо листок и повертел в руках. Записка действительно была адресована ему.

— Читайте-читайте, — буркнул эдил. — Я только закончу письмо к его высочеству, и мы все обсудим.

Лайам, уже разворачивавший листок, замер.

— Вы пишете к герцогу? А, простите, о чем?

— Сообщаю ему о своем решении запретить поединок. Я прикидывал и так, и сяк, но все равно выходит, что добром он не кончится. Мой запрет поможет сохранить враждующим иерархам лицо — как Гвидерию, так и Клотену, а мне не придется возиться с последствиями, — вызывающе произнес эдил, словно ожидая, что ему тут же начнут перечить.

— Не думаю, что это разумно.

— Объясните мне, почему?

Лайам развернул листок.

— Сейчас, только прочту записку.

Кессиас раздраженно пожал плечами и вновь ухватил перо.

Судя по всему, послание было составлено малограмотным человеком, об этом свидетельствовали и большие корявые буквы записки, и множество перечеркнутых слов.