Тайны на крови. Триумф и трагедии Дома Романовых - Владимир Хрусталев

Министр юстиции А.Ф. Керенский 4 (17) марта 1917 года приказал дело об убийстве Григория Распутина прекратить, а князю Ф.Ф. Юсупову и великому князю Дмитрию Павловичу (участникам убийства Распутина) разрешить возвратиться в столицу. Хотя сам великий князь Дмитрий Павлович утверждал, что такого разрешения он не получал. Но вернемся к документам. В этот же день были опубликованы акт об отречении Николая II и акт об отказе Михаила принять престол впредь до того, как народ выразит свою волю об образе правления в Учредительном собрании. Одновременно председатель Временного правительства князь Г.Е. Львов обратился ко всем военным и гражданским властям России с телеграммой, оповещающей о вышеупомянутых актах отречения и переходе верховной власти к Временному правительству впредь до созыва Учредительного собрания. Таким образом, государственный переворот был узаконен. А на следующий день 5 (18) марта князь Г.Е. Львов сделал телеграфное распоряжение о повсеместном устранении от должностей губернаторов и вице-губернаторов и замене их временно председателями губернских земских управ, о возложении на председателей уездных земских управ обязанностей уездных комиссаров Временного правительства, а также о замене полиции милицией, организуемой общественными самоуправлениями. Революция восторжествовала и на местах.

5 марта 1917 года на заседании Временного правительства заслушивается сообщение А.Ф. Керенского о вынесенной Сенатом резолюции, в которой «Сенат благодарит Временное правительство за почти бескровное установление внутреннего мира и переход к новому порядку в стране» [334]. На этом же заседании Керенским ставится вопрос: «О необходимости принятия мер к охранению царской семьи, находящейся в Царскосельском дворце, и замены коменданта означенного дворца лицом, назначенным от Временного правительства».

Что же в это время происходило в столице? С временным отказом от трона Михаила Романова до решения Учредительного собрания часть политиков проявляли беспокойство, и особенно о надежности воинских частей в Ставке и на фронте. Так, известный в февральские дни 1917 года комиссар железных дорог А.А. Бубликов высказывал такое общее настроение:

«Царь, к великому моему удивлению, отправился из Пскова в Ставку. Как только я получил справку о назначении в Могилев для литерного поезда “А”, в котором царь путешествовал по России, я немедленно же телефонировал Гучкову… чтобы высказать ему свое недоумение и опасение, как бы царь в Ставке не вздумал организовать сопротивление. Но Гучков спокойно ответил: “Он совершенно безвреден…”. Но все-таки разрешение уволенному в отставку царю свободно разъезжать по стране, направляться к войскам, среди которых могли оказаться и преданные ему, все это не могло не казаться странным…» [335].

Быстро меняющаяся политическая ситуация в стране вызывала опасения новых правителей, что военные могут пересмотреть свое отношение к событиям. Эту ситуацию подогревали и знаменитый приказ № 1, ведущий к подрыву единоначалия и дисциплины в войсках, и приказ военного министра А.И. Гучкова о массовом одновременном увольнении из армии до 150 старших начальников и замене их другими выдвиженцами, отвечающими лишь одному требованию — преданности делу революции. Что будет, если бывший «самодержец» Николай II получит поддержку некоторых недовольных генералов и отборные части пойдут на Петроград, или, наконец, он укрепится в Ставке и этим парализует все революционные начинания.

Среди архивных материалов имеется постановление Временного правительства «О лишении свободы отрекшегося императора Николая II и его супруги» от 7 марта 1917 года, в котором предписывалось:

«1) Признать отрекшегося императора Николая II и его супругу лишенными свободы и доставить отрекшегося императора в Царское Село.

2) Поручить генералу Михаилу Васильевичу Алексееву предоставить для охраны отрекшегося императора наряд в распоряжение командированных в Могилев членов Государственной думы: Александра Александровича Бубликова, Василия Михайловича Вершинина, Семена Федоровича Грибунина и Савелия Андреевича Калинина.

3) Обязать членов Государственной думы, командируемых для сопровождения отрекшегося императора из Могилева в Царское Село, представить письменный доклад о выполненном ими поручении.

4) Обнародовать настоящее постановление» [336].

Выполнение постановления об аресте императрицы Александры Федоровны в Царском Селе было поручено новому командующему войсками Петроградского военного округа генералу Л.Г. Корнилову (знаменитому своим побегом из австрийского плена).

Такой оборот дела для некоторых членов Временного правительства оказался не бесспорным. «Ведь, в сущности говоря, не было никаких оснований — ни формальных, ни по существу — объявлять Николая II лишенным свободы, — позднее сознавался в своих воспоминаниях первый управляющий делами Временного правительства, кадет В.Д. Набоков, — отречение его не было формально вынужденным. Подвергать его ответственности за те или иные поступки его, в качестве императора, было бы бессмыслицей и противоречило бы аксиомам государственного права… Между тем актом о лишении свободы завязан узел, который был 4 (17) июля в Екатеринбурге разрублен товарищем Белобородовым. Но этого мало. Я лично убежден, что “битье лежачего” — арест бывшего императора, — сыграло свою роль и имело более глубокое влияние в смысле разжигания бунтарских страстей. Он придавал “отречению” характер “низложения”, так как никаких мотивов к этому аресту не было указано» [337].

В свою очередь белогвардейский следователь Н.А. Соколов (1882–1924), который позднее вел следствие по делу убийства царской семьи и великих князей, констатировал:

«Лишение царя свободы было поистине вернейшим залогом смерти его и его семьи, ибо оно сделало невозможным отъезд их за границу» [338].

Однако еще раз вернемся к поставленным вопросам: являлась ли Российская империя слабейшим звеном в цепи капиталистических государств, как утверждал В.И. Ленин? Была ли она так уж неизбежно обречена на революцию?

Напомним строки воспоминаний генерала А.С. Лукомского:

«В обществе было и будет много споров о том, “кто сделал революцию?”. Как мне передавали, А.Ф. Керенский, которого как-то упрекнули в том, что он был одним из руководителей революционного движения в феврале и марте 1917 года и что этим он сыграл в руку немцам, — будто бы ответил: “Революцию сделали не мы, а генералы. Мы же только постарались направить ее в должное русло”» [339].

Попробуем разобраться в этом и вскрыть хотя бы некоторые «потаенные пружины» закулисных комбинаций, взглянуть на это дело с другой стороны.

В курсе подготовки тайного «заговора» и переворота был начальник штаба Верховного главнокомандующего в Могилеве генерал М.В. Алексеев (1857–1918). Он, имея негласные контакты с А.И. Гучковым (1862–1936) и ведя переговоры с представителями заговорщиков, одновременно официально готовил проект военной диктатуры (на роль военного диктатора одно время предполагалась кандидатура великого князя Сергея Михайловича, но тот учтиво уклонился от этой миссии. — В.Х. ), который 15 июня 1916 года представил на рассмотрение императору Николаю II. Однако когда император в конце концов отверг этот проект, генерал Алексеев стал склоняться к военному заговору «во имя спасения России» и победы над внешним врагом на фронте.

Смысл плана заговора (по проекту А.И. Гучкова) сводился к тому, чтобы во время одной из многочисленных поездок императора Николая II на фронт или в столицу захватить его поезд и вынудить отречься в пользу цесаревича Алексея при регентстве одного из великих князей (Михаила Александровича или Николая Николаевича). Затем в духе дворцовых переворотов XVIII века намечалось арестовать и сменить правительство.

Казалось, все было готово. Имеется свидетельство, что генерал М.В. Алексеев при обсуждении срока переворота сказал: «Так передайте князю Львову в спешном порядке, что для дела, о котором мы с ним говорили, я назначил день: 30 октября» [340]. Однако через некоторое время он сказался больным и вскоре уехал на лечение в Крым, сдав временно должность начальника штаба Верховного главнокомандующего генералу В.И. Гурко. Болезнь М.В. Алексеева, можно предположить, была настоящая, а не «дипломатическая» или «медвежья», т. к. по возвращении в Ставку 23 февраля 1917 года он чувствовал себя еще не совсем здоровым.

Любопытен и другой эпизод. Когда заговорщики посетили генерала Алексеева во время его пребывания в Крыму, он (по свидетельствам очевидцев и утверждению дворцового коменданта В.Н. Воейкова) заявил: «Содействовать перевороту не буду, но и противодействовать не буду» [341].

Факт посещения генерала М.В. Алексеева в Севастополе представителями «некоторых думских и общественных кругов» подтверждает в своих исследованиях и генерал А.И. Деникин. Приведем его версию событий: