Два дурака на чемодан алмазов - Александр Богатырёв

И они реально… ТЕ САМЫЕ ДРЕВНИЕ?!!

Но каковы их цели здесь?

Что ожидать от них?

Что однозначно, — до Государя их сейчас допускать ни в коем случае нельзя! Даже если эта какая-то безумная игра разведок Держав — всё равно нельзя… И тем более нельзя!

И ведь беда! Государь ими положительно очень сильно интересуется. Прочитал эту их безумную книгу… Что делать, когда и слухи, только-только начавшие распространяться по столице, дойдут. С его-то жгучим интересом к мистике!

Как бы не получилось так, что братья обретут над ним, над его мыслями крайне нежелательную власть! Этого никто не простит. Особенно великие князья.

А уж тогда… Тогда Туруханский край или Камчатка — раем покажутся.

Но…

А вдруг это действительно те самые Древние?!

С оружием, уничтожающим адским пламенем целые города, опустошающим континенты. С оружием воистину Апокалипсиса! Звёздные империи, для которых самая передовая Европейская держава, всё равно что дикари-индейцы с луками и стрелами против ружей и пушек…

С их «кораблями летающими меж звёзд» и прочим!!!

Начальник Охранного управления резко встряхнул головой.

«Нет! Вы переутомились, Владимир Михайлович! — сказал он сам себе. — Надо бы отдохнуть. Иначе всё это безумие… Оно ЗАРАЗНО!»

Он резко закрыл папку и отодвинул её в сторону, пытаясь привычным усилием воли привести мысли в порядок.

«Но то, что братьев Эсторских в нынешних обстоятельствах подпускать к Двору ни в коем случае и ни в какой форме нельзя — однозначно!» — сделал он вывод и хлопнул по закрытой папке ладонью.

О выводах, сделанных относительно них, в Охранном отделении, братья, естественно, не знали. Да и не было им дела до царя и их придворных. Василий знал о «качествах» нынешнего «венценосца», а Григорий, набив шишек на текущей реальности, тихо догадывался.

Тихо, потому, что хмуро.

А хмуро, потому, что жалко было расставаться с любимым мифом РКМП. Он был такой красивый… После пары столкновений с высшими сановниками они, по молчаливому согласию, сами не лезли «наверх». Василий с удовлетворением, а Григорий с тяжким вздохом прощания с ещё одним своим «тараканом», обнаружили, что почти все они если не поголовно, больны всё той же болезнью, хорошо знакомой им по «родным временам». Взяточничеством, стяжательством и патологической ленью.

На благо державы и короны, этим сверкающим упырям было глубоко начхать. Главное для них — толщина собственного кошелька, табуны лошадей в конюшне, несметные своры собак… То, чем можно было похвастаться перед другими.

Василий был удовлетворён тем, что хотя бы тут было всё так, как он себе представлял (кое в чём он ошибался, но с этим ему предстояло ещё разобраться). Григорию же хотелось в этом «гадюшнике» найти хотя бы пару вменяемых, умных и честных (лучше бы у брата спросил где искать).

Но подоспели совершенно иные проблемы и о высшем свете пришлось временно забыть.

А проблема, которая вот тут прямо сразу всплыла, была настолько тривиальная, и настолько гнусная, что хотелось выть. И заключалась она в том, что грамотные кадры, — где бы они ни искались — кончились. Планов громадьё, которое наворотили братья, упёрлось в банальное отсутствие тех, кто мог бы их осуществлять.

Василий ещё осенью поступил очень дальновидно, что вышел на Менделеева. Собственно выход был спонтанный — через Воздухоплавательный парк, которому помогал великий учёный. Дмитрий Иванович был человеком хоть и не простым в общении (кстати, для некоторых современников он представлялся чуть ли не мизантропом), но всё-таки патриотом и человеком очень сильно увлечённым своей наукой — химией.

И когда Василий пришёл к нему с просьбой вывести его на химиков, более-менее грамотных студентов, людей, которые бы могли далее работать на организовываемой фармакологической фабрике — Дмитрий Иванович, тут же обеспечил его несколькими людьми. Тем более, что перед этим, выполнил хороший заказ на синтез некоего лекарства. Как потом для него оказалось — лекарства для лечения сумасшедших.

Менделеев был скептиком, но когда из больницы Санкт-Петербурга, от врачей начали приходить восторженные отзывы, сменил своё мнение.

Были и другие заказы. Например, на очистку некоего вещества с его стабилизацией. Технология была описана очень подробно. Так что весьма скоро Дмитрий Иванович утвердился во мнении, что братья люди очень образованные и серьёзные. Чепухой не занимаются, и его любимую химию очень уважают.

Но… На этом все быстрые успехи братьев закончились.

Набор на Бестужевских курсах дам, которые имели представление о химии, также не спасал положение. Уже простейший подсчёт необходимого количества грамотных кадров — даже просто грамотных — приводил в уныние.

Тут ещё всплыло обстоятельство, называемое «О сокращении гимназического образования». Или, как его называли в народе, «Циркуляр о кухаркиных детях». Изданный ещё в 1887 году министром просвещения Российской империи графом И.Д. Деляновым.

Доклад рекомендовал директорам гимназий и прогимназий при приёме детей в учебные заведения учитывать возможности лиц, на попечении которых эти дети находятся, обеспечивать необходимые условия для такого обучения; таким образом «гимназии и прогимназии освободятся от поступления в них детей кучеров, лакеев, поваров, прачек, мелких лавочников и тому подобных людей, детям коих, за исключением разве одаренных гениальными способностями, вовсе не следует стремиться к среднему и высшему образованию».

Доклад был составлен на совещании министров внутренних дел, государственных имуществ, управляющего министерством финансов и обер-прокурора святейшего синода Российской империи и опирался на воззрения К.П. Победоносцева о необходимости «остудить» российское общество, ограничив передвижение из «неблагородных» слоёв населения в разночинцы и студенты, основную движущую силу революционного подъёма предшествующих лет.

В циркуляре не содержалось каких-либо инструкций по отчислению уже учащихся в гимназии представителей низших слоёв общества, однако имеются сообщения, что такие отчисления имели место.

Так что даже если набирать кадры из выпускников реальных училищ и гимназий — всё равно будет очень сильно не хватать. Хотя бы потому, что наиболее грамотные, успешные, тут же расхватывались. Да и вообще, большинство шло на госслужбу, поступало в университеты. Идти в услужение фабрикантам, да ещё таким как братья Эсторские, уже прославившимся в обществе крайне странным поведением, желающих было мало.

И это обстоятельство мало менял тот факт, что братья были первыми людьми, поднявшимися в воздух на летательном аппарате тяжелее воздуха. Создателями самолёта.

Более того! Как ни странно, но это обстоятельство, в глазах многих было даже «отягчающим вину обстоятельством», так как по их мнению, «свидетельствовало о ветренности и непрактичности господ». То, что создавалось производство лекарств, да ещё таких невиданных как аминазин и пенициллин, люди не знали.

Да и знать не хотели…

Как всегда — пока не припечёт.

Да даже если и припечёт, то кого они будут в первую, вторую и прочие очереди славить и благодарить за спасение от смерти?

Врача?

Производителя лекарства?

Того, кто это лекарство открыл?

Нет!

Бога они будут благодарить.

А всё остальное их не касается.

А кто же будет реально благодарить за лекарство?

Тот, кто понимает и знает.

Как раз те самые врачи, которые ранее с бессилием и отчаянием наблюдали, как гибнут их пациенты от простуд, горячек и прочих инфекционных заболеваний, а сейчас получили, наконец, в руки реальное средство спасения пациентов от гибели.

Как оно часто водится, все средства для изменения положения хотя бы в этой области, лежали рядом и под носом.

И реальность избрала довольно прямолинейный способ ткнуть братьев в это обстоятельство.

То, что должно было стать «Фармакологической фабрикой», на настоящее время представляло из себя нечто сараеподобное. Хоть и каменное.

Внутри всё было тщательно вычищено, вымыто и продезинфицировано. Несколько помещений, изолированных по возможности, друг от друга представляли собой отделы, где производилась та или иная технологическая операция. И на каждую из них нужны были свои люди, соответственно обученные.

Культура производства была тут такая, которая ранее и не снилась никому из «аборигенов» даже в самых фантастических снах. Вот для этого и понадобились именно бестужевки. С прочими гимназистами и «реалистами». Потому, что именно они были хотя бы морально готовы к предъявлению таких требований.

Гимназисты и реалисты, были те ещё. Чаще всего или выпускники или те, у которых отчаянно не хватало денег на жизнь и учёбу. Последнее обстоятельство, решили исправить «на ходу». Недоученные гимназисты и реалисты, получали гарантию будущего места работы, если продолжают учиться на месте. И не филонят.