Печаль полей (Повести) - Анатолий Иванов

— Геометрию?

— Ее, ага. С каким-то применением еще.

Алексей улыбнулся и начал есть.

— Суматошная такая, сама не своя отрадости, видно. На одном месте не стоит, точно припекает ее… Потом и вовсе сорвалась. Пойду, говорит, за город, до ночи буду песни петь…

Поужинав, Алексей стал глядеть в окно. Убирая со стола, мать спросила:

— Чего это она прибегала-то? Никогда не заходила, а тут зашла…

— Я-то почем знаю, — не оборачиваясь, проговорил Алексей, чувствуя, что краснеет.

Солнце было еще высоко, недавно прошел легкий дождик, обмытые листья у деревьев яростно отражали солнечные лучи. Алексей видел тополь, растущий у калитки Ильиных. Он был выше других деревьев, и казалось, вместо листьев висят на нем миллионы медных пластинок.

Мать вышла из дома, принялась копаться на огороде. Алексей быстренько вывел на улицу велосипед и покатил за город.

Он долго ездил по проселочным дорогам, огибая березовые перелески, однако никаких песен не слышал. Но когда солнце почти село, из-за деревьев донесся женский смех. Алексей узнал его и покатил на голос.

Девушка собирала желтые саранки. Цветы густо покрывали большую поляну, манящими россыпями уходили в глубь березовой рощицы. Шура, в белом платье с желтыми цветами, тоже похожими на саранки, мелькала между деревьями. Увидев Алексея, она выбежала из рощицы с огромной охапкой цветов и протянула ему замаранную травяным соком ладонь.

— Леша, здравствуй! Сдала я… понимаешь, сдала! Я сегодня счастливая!!! Какой же ты молодец, что…

Откуда-то сбоку появился Борис, тоже с цветами. Он, не здороваясь с Алексеем, протянул цветы Шуре, вынул носовой платок и тщательно вытер руки. Но и теперь не поздоровался.

— Да, свалили, братец, самый трудный экзамен, — сказал он и стал закуривать.

Когда появился Борис, Шура умолкла, улыбка ее виновато потухла. Она положила на землю цветы, сняла с головы легкий платочек, встряхнула его и накинула на голову, повязав узлом под подбородком, по-бабьи.

— Спасибо Борьке, — сказала девушка. — Без него я бы ни в жизнь не сдала.

— Ну, пустяк… Не стоит благодарности.

В голосе Бориса просквозила не то грусть, не то горьковатая ирония. Было ясно, что он недоволен появлением Алексея.

— И ты, значит, катаешься? — спросил он и щелкнул зажигалкой.

— Катаюсь… Случайно увидел вас и подъехал.

— Молодец. Как сказала Шурка.

Теперь ирония в голосе Бориса прозвучала откровенно.

Все чувствовали себя неловко, скованно. Борис крутил меж пальцев зажигалку. Это была та самая зажигалка, которую он купил когда-то за ведро картошки.

— Постой… Ты же говорил, что потерял ее, — сказал Алексей.

— Что я потерял? — почти враждебно откликнулся Борис. — А-а… нашел потом. Она под комод закатилась. Стали белить комнату, нашлась…

Алексей знал теперь наверняка, что Борис врет, что он никогда не терял зажигалку. И Борис догадался, о чем думает Алексей, чуть смутился. Впрочем, он тотчас оправился, сказал:

— Твой подарок могу вернуть. Зачем мне две зажигалки?

— Не надо. Пусть останется тебе на память.

Алексей сказал это со смыслом, намекая на злополучные билеты в кино, и Борис уловил этот смысл, быстро вскинул на Алексея глаза и тотчас опустил их.

— Спасибо. Память у меня крепкая, не забуду.

Он поднял из травы свой велосипед, прислонил к береае и, не обращая внимания на Алексея, будто его не было тут, принялся подкачивать колесо. А Шура стояла боком и смотрела, как садится солнце.

Алексей чувствовал, еще немножко, еще секунда, и он, не сдерживаясь, ударит Бориса. Ударит за что-то изо всей силы и потом начнет его избивать со слепой яростью. Чтобы этого не случилось, он схватил свой велосипед, быстро вскочил в седло и так нажал на педали, что железо затрещало, кажется.

— Алеша, Алеша! — услышал он за спиной встревоженный возглас Шуры, но только усмехнулся. Усмехнулся горько и зло, точно хотел сжечь этой усмешкой и ее, и Бориса, и самого себя.

Потом, до самого того дня, когда Алексея призвали в армию, его отношения с Шурой и Борисом были какие-то странные, непонятные. Шура поступила кассиром на тот же завод, где он работал, часто после рабочего дня она подолгу задерживалась возле проходной, точно ждала кого-то. «А вдруг меня?» — радостно думал Алексей, но из непонятного самому себе упрямства не подходил к ней, стараясь не замечать девушку.

Как-то к проходной подкатил на велосипеде Борис. Он и Шура о чем-то поговорили и тихо пошли прочь. Свой велосипед Борис вел в руках, Шура шла по другую сторону, слушала, что Борис ей говорит, и, как всегда, смеялась. «Ну и пусть», — опять горько усмехнулся Алексей.

Потом он видел их вдвоем раза два на улице, возле кинотеатра. Теперь девушка не смеялась, но от этого Алексею стало почему-то еще горше и тоскливее.

С Борисом, если приходилось сталкиваться на улице, Алексей равнодушно здоровался, не останавливаясь. Было слышно, что Борис готовится поступать в сельскохозяйственный институт.

Однажды Борис сам остановился.

— Что ты, Леха, дуешься-то на меня?

— С чего бы это?

— Значит, мне показалось?

— Показалось, видно…

Постояли, помолчали.

— В институт, слышал я, готовишься? — спросил Алексей.

— Собираюсь стать инженером по сельхозмашинам, — подтвердил Борис. — Война кончилась, завод наш снова на выпуск сеялок-веялок переходит. Так что инженерные знания пригодятся Отечеству. Скоро вступительные экзамены сдавать, хожу сейчас на консультации. — Он помедлил и прибавил: — Какие у нас на первом курсе Агаши, брат, предполагаются! Закачаешься! А ты как?

— Ничего, работаем.

— Я говорю насчет учебы. Ты поступай в вечерку, а? Два класса щелкнул бы — и аттестат зрелости в кармане. А там…

— Поглядим. Надо бы.

Борис начал бриться, носил теперь спортивную куртку из толстого сукна и давно курил в открытую. Он достал портсигар, плотно набитый настоящими папиросами, протянул Алексею.

— Кури, брат.

Папирос в свободной продаже в городе еще почти не было, но Алексей знал, откуда у Бориса папиросы — его мать работала на табачной фабрике. Но все же спросил:

— Где ты достаешь папиросы?

— Ну, где! Маленький, что ли? На фабрике мать… покупает. Своим рабочим они запросто продают. Если надо — могу устроить.

— Не надо, — сказал Алексей.

Разговаривать с Борисом у него не было никакого желания, он хотел уйти, но не уходил, потому что чувствовал; Борис неспроста остановил его, что-то ему надо.

— Как-то дружба у нас с тобой того… — сказал Борис. — Расклеилась. А зря. Кто же виноват?

— Кто-то виноват, выходит, — нехотя ответил Алексей.

Борис внимательно поглядел на Алексея, прищурившись, раз за разом сосал папиросу.

— Шурка виновата, — хрипло сказал наконец Борис.

— При чем тут Шурка?

— Не ври! — строго сказал Борис и отбросил папиросу. — Она говорит, что встречается с тобой.

— Кто? Шурка?! — невольно вскрикнул Алексей. — Она говорит?

— Говорит… Или врет?

На крупном носу Бориса выступили капельки пота, видимо, от волнения. Но Алексей ничего не сказал, повернулся и пошел дальше.

«Она говорит… Зачем она ему говорит? Почему она ему говорит?» — стучало и стучало у него в мозгу. Ему было отчего-то легко и радостно. Он, не замечая, улыбался, и прохожие смотрели на него с удивлением, некоторые оглядывались, пожимая плечами.

Только возле дома он опомнился: «Чего это я? Может, она… просто в насмешку… Или Борька выдумал?»

Легкого и светлого настроения как не бывало.

И все-таки что-то изменилось с этого дня. Каждое утро Алексей вставал с предчувствием: сегодня должно случиться что-то хорошее. И хоть оно не случалось, он ложился вечером в постель с тем же светлым настроением.

Потом он понял, что должно случиться: он должен был встретиться и поговорить с Шурой. Это ему вдруг стало так же ясно, как и то, что его зовут Алексей, что после ночи всегда наступает новый день. Было непонятно только, как же раньше он не мог до этого додуматься?

Но где и как с ней встретиться? Возле проходной она уже никогда не задерживалась, да и стыдно было бы при людях. Ему теперь казалось, что все люди, все до одного, сразу бы узнали, почему он подошел к девушке и о чем намеревается с ней поговорить. Ему даже казалось, что люди обязательно обступят их плотным кольцом, обступят и будут молча стоять и ждать, о чем же он заговорит…

Прошел июль, прошел почти весь август, а он все еще не мог придумать, где и как встретиться с Шурой. Он много раз бродил вечерами возле дома Ильиных, стоял даже у калитки, под развесистым тополем, надеясь, что она вдруг выйдет из дома или будет откуда-то возвращаться. И она несколько раз выходила и возвращалась. Но была не одна, с ней был всегда Борис. Заслышав разговор или смех, Алексей поспешно отходил, почти отбегал в сторону, в темноту. Сердце его гулко билось, и ему было стыдно.