Акула. Отстрел воров - Андрей Кивинов

— Вот и приехали, — машина остановилась, — Дальше никак. Видите, все перекопано?

— Ничего, мы дойдём, — она расплатилась и открыла дверь: — Спасибо. Даша, пошли!

— До свиданья, — сказала девочка, выбираясь на улицу.

Водитель улыбнулся, подождал, пока они отойдут, и стал разворачиваться.

За время их отсутствия какая-то ремонтная организация выкопала поперёк дороги глубокую траншею. Переходить через неё пришлось по доскам, пружинящим под ногами. Даша боялась и держалась за мамину руку.

Вспомнив о бегстве из дома, Ольга подумала, что если их тогда и искали преступники, то сейчас должны были угомониться. Поняли, что в квартире их нет, может быть, подождали какое-то время… Но не трое же суток! Посидели во дворе, может быть, наведались на работу и поняли, что проиграли. Кстати, о работе. Не безопаснее ли было бы поехать туда? Хоть своего кабинета у неё уже нет, нашла бы, где переждать несколько часов. И телефон под рукой, можно было бы сообщить Андрею, как с ними связаться, и спокойно дожидаться инструкций.

А все-таки, скорее всего, он их встретит возле подъезда!

Их встретили. Чича и Грека. Кое-кто из жильцов видел, как женщину и ребёнка насильно сажают в машину.

Но никто в милицию не позвонил.

Глава четырнадцатая

— У меня есть две новости, — объявил Катышев на утреннем совещании.

— Плохая и ещё хуже?

— Нет, классические. Какую первой сказать?

— Начинай с хорошей, Василич!

— Волгину присвоили майора. Так что, когда вернётся, с него простава.

— Здорово! У него всегда выпивка качественная и жрачки полно. А какая плохая? Его тут же разжаловали?

— Валентина Ильинична, для тех, кто не знает, — это наш зам прокурора по следствию, после Нового года выходит на пенсию. Вместо неё у нас будет Молдавская Илона Альбрехтовна из городской прокуратуры.

— О, ё…

— Акулов, тебя это касается в первую очередь.

— Что, уже рапорт на увольнение можно писать?

— Лучше сделай, пока не поздно, пластическую операцию. Да, Андрей, пока не забыл! Мне вчера звонили из СИЗО. Кулебякин хочет тебя видеть. Сгоняй к нему, поговори. Может, решил покаяться в старых грехах.

— Это вряд ли.

— Не ленись, съезди. Тростинкина уже передала материалы в наше следствие, так что проблем с допуском не будет. Прямо сейчас оформляй и езжай. Может, он подскажет, где его брата ловить…

Получить допуск оказалось не так-то просто. Следак на рабочем месте отсутствовал, и никто не знал, когда он появится. Акулов заперся в своём кабинете, периодически позванивал в следственный отдел и играл в компьютерную «стрелялку». То, что вчера раздражало, сегодня позволяло отвлечься.

Иван, Громов… Андрею было не привыкать к виду трупов, но эти два стояли особняком. Стояли… Хорошо сказано о покойниках! Минувшей ночью они ему приснились. Оба, по очереди. С Иваном он снова дрался, раз за разом вонзал в него нож, но убить не удавалось. Противник смеялся и напирал, теснил к краю обрыва. Андрей оступился, полетел со скалы вниз и проснулся. Лежал, уверенный, что своим криком разбудил мать. Утром выяснилось, что он, скорее всего, не кричал — по крайней мере, мать за завтраком не обмолвилась об этом ни словом. Но кошка, видать, что-то почувствовала. Перешла из большой комнаты, где ночевала обычно, к нему. Уснув и пережив во сне расстрел Громова, которого он безуспешно пытался закрыть своей грудью, Акулов обнаружил, что кошка пристроилась рядом с ним. Прижалась, свернулась калачиком и не спала. Хитро смотрела, приоткрыв один глаз. Утром она его разбудила раньше будильника: встала передними лапами на его плечо и стала вылизывать щеку. Ничего подобного раньше не было.

Следователь появился только в два часа. Выслушав просьбу Андрея, не стал ничего уточнять, заправил в машинку бланк и отпечатал разрешение на встречу с арестованным. Барабаня по клавишам, многозначительно заметил:

— До сих пор не понимаю, как Сазонов мог его опознать. Считай, только из-за этого и арестовали. А все равно отпустят на суде!

— Он ведь уже судимый…

— Выпустят-выпустят, вот увидишь!

Можно было подумать, что следователь даже получает удовольствие от того, что вся его нынешняя работа закончится, по сути, грандиозным пшиком.

На вход в СИЗО была очередь. Дождавшись своей, Акулов сдал постовому пейджер.

— Больше ничего нет? Оружие, сотовый телефон?

— Нет.

Постовой положил пейджер в сейф, выдал Акулову жетон и пропуск и отпер тяжёлую дверь с дистанционным управлением.

Оказавшись на территории тюрьмы, Андрей не испытал никакого волнения. Он пробыл здесь два года… Вон, даже окно его камеры видно. И спецназовцы знакомые прошли. Прислушался к внутренним ощущениям. Ничего. Ноль, пусто. Словно и не сидел, а видел во сне. Как и драку с Иваном…

Точно так же он не испытал каких-либо особых чувств, встретившись с человеком, двоюродного брата которого собственноручно недавно зарезал. Наверное, защитная реакция организма. Окостенение души. Плохо, если судить с точки зрения высокой морали. И хорошо, если придерживаться здравого смысла.

Разговора с Кириллом не получилось. Так часто бывает. Человеку становится скучно сидеть, вот он и придумывает развлечения. Пишет кляузы или прошения. Признается в чем-нибудь — им не совершённом, чтобы прокатиться на следственный эксперимент и хоть какое-то время отдохнуть от опостылевшей камеры. Требует к себе следователя или оперативника для разговора. А разговора не получается. Не о чем им говорить.

— Как у вас там дела, Андрей Витальевич?

— Как отдыхается, Кирилл?

— Я вот подумал: а чего меня арестовали? Я бы что, куда-нибудь убежал?

— В камере не обижают?

— Я письмо написал Веронике. Не передадите?

— Нет, Кирилл, не передам. Посылай официально. Или адвокату всучи. Есть адвокат-то?

— Он сказал, что за такие деньги даже задницу от стула не оторвёт. А у меня действительно больше нет.

На том и закончили. Акулов пробыл в тюрьме меньше часа. Но за это время на его пейджер поступило, с разницей в пять минут, два сообщения.

У сержанта на КПП это вызвало раздражение.

— Один и тот же тарахтит, — пожаловался он напарнику.

— Ну, — поддержал тот, — что за свинство? Вот же объявление повесили для людей: выключать перед сдачей. Он что, читать не умеет? Кто это был?

— Да опер какой-то, из Северного…

Громким резким сигналом пейджер каждые две минуты напоминал о том, что имеются непрочитанные сообщения. Очередь рассосалась, постовые сидели без дела и электронный писк их достал.

Сержант встал, открыл тяжёлый сейф. Пока наклонялся к нужной ячейке, аппарат опять подал голос.

— Не велика шишка, — пробормотал постовой, вытаскивая пейджер.

Модель была незнакома, и он не сразу сообразил, какие кнопки следует нажать. Кое-как разобрался, нажал, стал читать. В этот момент прозвучал очередной сигнал повтора. Сержант выругался и в сердцах нажал не то, что надо. Последние сообщения стёрлись. Он обескуражено посмотрел на напарника:

— Чего будем делать? Скажем ему?

— А что там было?

— Да баба евонная пишет. Скучно ей, а так все нормально.

— Ну и не хрен говорить, перетопчется. А то мы скажем, а он развоняется, что не туда руки суём. Ложи обратно и успокойся. Ничего мы не трогали и не стирали. Может, сейф все экранирует. Или самолёт военный пролетал, вот сообщения и не поступили…

Недалеко от СИЗО располагалась пышечная. Акулов помнил её ещё школьником, и с тех пор заведение не изменилось. Цены, естественно, поднялись, но готовили так же вкусно, а «бочковой» кофе наливали в такие же щербатые кружки. Оказываясь в этих краях, Акулов старался не упускать случая и зайти.

Перекусив, Андрей поехал в РУВД. Он был уверен, что остаток дня пройдёт вяло, и ошибся на все сто процентов. Его хвалёная интуиция в этот раз подвела. События понеслись с захватывающими дух напряжением и быстротой.

Позвонил Карпенко из Казахстана:

— Андрей? С тебя бутылка!

— Договорились.

— Нашёл я твоего Ярослава.

Акулов не рассчитывал услышать сенсацию. Освободился, уехал, где сейчас — никому не известно. Услышал:

— Откинулся он четырнадцатого сентября. Никуда не поехал, остался здесь. Через неделю его нашли на улице мёртвым.

Акулов сжал трубку:

— Это точно?

— Точнее некуда. У него в кармане справка об освобождении была. И люди опознали, так что можешь не сомневаться.

Громов об этом не знал? Или не успел рассказать? Всему своё время…

— Криминал?

— Какое там! От болезней загнулся. У нас ведь тюрьмы похуже ваших, переполненность жуткая. И туберкулёз, и весь остальной букет. Представляешь, чего он мог нахвататься за столько лет? Удивительно, как он протянул столько времени. Он ведь не местный, никому здесь не нужен. Сел ещё в советские времена, пока сидел — весь мир изменился.

— Н-да…