Военные приключения. Выпуск 4 - Александр Проханов

— Подожди, скажи честно: осуществляя эту так называемую акцию, не испытывал ты хотя бы чувства жалости, не пришлось тебе что-то переступить, сломать в себе? Что ты почувствовал? Только честно, повторяю.

— Я испытывал чувство глубокого удовлетворения, — спокойно и иронично ответил он. — В Афганистане, я убивал людей, которые не сделали ничего плохого ни мне, ни моей Родине, а здесь, если говорить именно об этой акции, я видел перед собой реального, конкретного, почти личного врага, который безнаказанно, даже получая за это зарплату, калечит души моих детей, все наше будущее. А что до гуманизма, то он должен иметь один исключительный адрес — служить  т о л ь к о  порядочным и честным людям, закономерно при защите их интересов превращаясь в жестокость по отношению к подлецам, негодяям и преступникам. Это наше глубочайшее убеждение. Поэтому мы и встали под знамена Генерала. Надо искупать вину и перед чужой, и перед своей Родиной.

— Но ведь жестокость порождает ответную жестокость, зла не искоренишь злом, — возразил я уже но очень уверенно. — Вся история человечества говорит об этом.

— История не менее убедительно показала, что и добром — тоже. Для победы добра нужна прежде всего высокая культура отдельной личности и общества в целом, а пока этого нет — пусть добро утверждает себя мечом возмездия.

— Страх перед наказанием не остановит преступника — это аксиома, — совсем уж безнадежно пробормотал я. Давно не встречал людей с такой увлеченностью идеей, так последовательно воплощающих ее в жизнь.

— Тот абстрактный страх, которым пугает подлеца и негодяя наша юстиция — нет, согласен. Но страх неотвратимого, мгновенного и справедливого возмездия — да! Причем возмездия полной мерой — око за око. Еще, кажется, Овидий сказал: нет справедливей закона, чтобы всегда душегуб сам погибал от меча.

— Вы доводите идею справедливости до абсурда! — в отчаянии завопил я.

— Почему же до абсурда? До железной неумолимой логики. Безнаказанность поощряет преступления. Ведь многие наши беды происходили и происходят из-за того, что никто ни за что никогда у нас не ответил, как бы ни были велики его прегрешения перед страной, перед всем миром. Мы только мертвых наловчились тягать из могил и стегать их при всем народе, чтобы отвлечь его от новых бед и новых преступлений имущих власть.

— И что же вы мыслите в итоге? Империю зла?

— Во-первых, эта мера — временная, она нужна только в определенных условиях, когда нет другого рационального выхода, необходима, чтобы предотвратить окончательную деградацию общества. И составляет лишь малую часть общей идеи справедливости. Во-вторых, как и рассчитывали, мы сразу же ощутили мощную поддержку здоровых сил, а их оказалось немало. И, в третьих, мы обеспечиваем постепенный переход и к другим методам массового воспитания, главным образом через возврат к культуре… Впрочем, об этом лучше поговорить с Генералом. Он у нас не только храбр, как орел, но и мудр, как ворон.

— Кстати, эта ворона в холле — тоже какой-то символ? Мудрость в клетке предрассудков и стереотипов?

— Нет, — наконец-то улыбнулся Иван. Улыбка у него была прекрасная — до ушей, белозубая и великодушная. Правду говорил один русский писатель, что все у человека — и руки, и ноги — только для него, а улыбка — для других. — Нет, она отбывает наказание. Ее пионеры из отряда «Юный мститель» отловили за разорение гнезд певчих птиц. И за кражи.

— И долго ей еще сидеть?

— Пожизненно. Она безнадежна. Все равно не исправится.

Эти слова, сказанные уже без улыбки, заставили меня подумать и о собственной судьбе. Не окажется ли она подобной судьбе несчастной вороны?

Вообще говоря, дискуссия с Иваном меня не убедила — слишком крепко я был набит нашими древними предрассудками, но на серьезные размышления все-таки навела. Здравое зерно в этой по-мальчишески мудрой и наивно-жестокой справедливости, насаждаемой в городе, все же скрывалось. И трогала сердце искренняя боль, забота и тревога за судьбу Отечества. Ведь нечто подобное у нас было и в прежние годы — от Тимура с его командой до Воронежской коммунистической партии молодежи. И то, что кооператив «Справедливость» появился именно в Дедовске, — тоже имело свою закономерность.

Городок этот (до начала событий, которые мы пытаемся описать) был самым обычным, с типичными проблемами любого населенного пункта — жилищными и коммунальными, социальными и криминальными, молодежными и геронтологическими, экологическими и продовольственными. Жил он общей жизнью страны, и потому наряду с отдельными успехами не обошли его стороной и типичные недостатки — взяточничество и злоупотребления служебным положением, неуважение к людям и хамство, пьянство и наркомания, сквернословие и разврат — словом, все, чем в значительной степени заражено современное общество и чему во всех газетах официально объявлена непримиримая борьба.

Правда, Дедовску, расположенному в самом сердце России, было присуще одно свойство, серьезно отличавшее его от многих других больших и малых городов страны. Свойство это, сохранившееся с незапамятных времен, не потерявшееся в веках и переменах, заключалось в том, что был городок очень русским по духу и коренные его жители обладали двумя характерными чертами — добротой и мужеством. Видимо, поэтому от седой древности и до наших дней здесь рождались и росли добрые молодцы, встававшие, когда была в том нужда, на защиту святой Руси. Лучшие воины, цвет нации, шли отсюда на поля сражений и побед: витязи Непрядвы, гренадеры Петра, гусары двенадцатого года и гвардейцы сорок пятого. Да и в эту, последнюю (?) войну, которая гремела далеко от России, многие красивые и ладные парии безвозвратно ушли на нее.

А те, кто вернулся, пришли к родному дому совсем другими. Потому как было им что и с чем сравнить, было над чем задуматься. И если до войны им все было любо — от Москвы до самых до окраин, то теперь они увидели многолетнюю ложь, лицемерие в предательство, откровенный цинизм красивых лозунгов и покорность им народа, которому выпала несчастная доля, надрываясь, брести к «зияющим высотам» под поочередным руководством тиранов, глупцов и преступников, ввергавших страну то в пропасть войны, то в пучину голода, то в ад братской резни. И тогда они потянулись друг к другу, потому что научились не говорить, а действовать, жить едиными целями, потому что позвал их на последний бой долг перед памятью погибших на чужбине братьев. «И если не мы, то кто же?» — говорили они, сильные и смелые, с усами да с синими полосочками тельняшек под расстегнутыми воротниками рубах, со страшным юным прошлым за спиной, с осознанной ответственностью за будущее.

Полагаю, именно эти причины и создали условия, в которых стали возможными описываемые события. Однако вернемся к их началу.

9

Д в а д ц а т о е  я н в а р я. Следует заметить, что в первое время кооператив «Справедливость» не пользовался особой популярностью у населения городка, К нему относились с обидной и необоснованной настороженностью, даже с некоторым недоверием. Слишком уж необычными были функции, которые кооператив взял на себя. Да и не очень-то любят наши люди жаловаться: одни считают, что это неловко и непорядочно, другие — бесполезным занятием.

Поэтому клиентов вначале было мало. Стеснялись, не верили, побаивались. И приходили в основном старики, женщины да дети, простодушные, наивные и отчаявшиеся. Из тех, кто не знал, куда жаловаться, и из тех, кто знал, да уже не верил.

Тем не менее по мелочам, по пустякам, но кооператив действовал, трудно зарабатывал себе будущий авторитет, неукоснительно при этом соблюдая главный принцип: око за око. И принцип этот, как ни странно, оказался весьма действенным вопреки официальным утверждениям специалистов, вопреки общественному мнению.

Впрочем, судите сами. Приплелась как-то тихая старушка и безнадежно пожаловалась на верхнего соседа. Сей злостный меломан, приходя с работы, врубал обыкновенно на полную мощность зарубежные колонки и системы, а сам уходил на балкон ужинать и заниматься любимым столярным делом. Не раз слезно просила пощады бедная старушка, у которой не приживались кошки и канарейки, прыгала в шкафу и сама собой лопалась посуда от взрывов современных ритмов. Но в ответ получала бабуля только грубо-непечатные слова, сопровождаемые соответствующими действиями, в результате которых оказывалась она на своем этаже гораздо быстрее, чем естественным путем.

Жалобу беспристрастно и оперативно проверили. Один из секретарей побывал у старушки на квартире со специальным приборчиком и огорченно присвистнул, когда тот зашкалил, не выдержав напора немыслимых децибелов. Секретарь заверил хозяйку, что завтра же это хамство и безобразие кончатся навсегда. Старушка не очень-то поверила, но перекрестилась, закрыла за ним дверь и снова заложила уши ватой.