Се, творю - Вячеслав Рыбаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он дал отбой и подмигнул Симе.
– Ни фига не поняла, – честно сказала она. – Что ты надумал?
– Увидишь. Идем к институту.
Он повернулся и широко зашагал знакомой дорогой, по которой столько раз ходил по утрам с отцом.
– Ну ты темнила, Вовка… – с трудом поспевая за ним, выдохнула Сима.
– Лучше раз увидеть, чем семь раз услышать, правда? Тебя ждет ни с чем не сравнимое удовольствие. Его не описать.
У нее все обмерло внутри, и дальше она уже молчала и только послушно, преданно бежала за ним в свете зажегшихся уличных фонарей.
Прикладывание ладони и сканирование сетчатки произвели на нее неизгладимое впечатление. Стараясь не терять присутствия духа, она попробовала сострить:
– У тебя что тут, филиал разведцентра?
Вовка не поддался. Лишь ответил серьезно:
– Наоборот.
Они вошли.
Вовка остановился на пороге.
Он не был здесь ровно столько, сколько был без отца.
Пыль. Везде пыль какая. Пять недель прошло.
Всего лишь пять недель… Пятьдесят пять лет, не меньше. Совершенно иная жизнь.
В сумерках нуль-кабина была похожа на громадного, широко растопырившего бесчисленные колени паука, нависшего над серединой зала.
Сима молчала. Он любил ее голос, он любил то, что она говорит и как она говорит, но сейчас был благодарен ей за молчание.
Озноб неуверенности тряхнул его, когда он, стиснув зубы, начал запитывать установку. В теории он был не мастак; отец, конечно, находил ему, что почитать о ветвлениях, о туннелировании, о спутанных состояниях, и рассказывал подробнейшим образом о механике наведенного резонанса склеек, но все это пока оставалось для Вовки просто набором фактов, каждый из которых сам по себе; они не формировали для него многомерного, причудливо увязанного обшей жизнью пространства представлений, каждое из которых при всей своей сногсшибательности – лишь грань целого. Они в нем не жили, не ветвились, не сплетались. А от таких слов, как “декогерирование”, у него вообще начинали ныть зубы. Но это ладно. Он – водитель. Он сам так сказал. Он не раз уже водил эту машину; только вот впервые садился за руль без шанса доехать до ремонтной мастерской. Если что-то не так – некого спросить.
И, главное, его неуверенности ни в коем случае не должна почувствовать та, что в недоумении стояла сейчас у него за спиной.
– Хочешь увидеть Таити? – хрипло спросил он.
– Таити? – испуганно переспросила она.
Это было уже слишком. Она даже отступила назад, ее лопатки прижались к закрывшейся бронированной двери. Ей подумалось, что он тоже спятил от потрясений. Если бы он мог слышать ее мысли сейчас, он, наверное, узнал бы голос, который так старался накачать его водкой.
Вовка обернулся к ней. Его улыбка сдула страх, как теплый ветер сдувает пух с одуванчика.
– Ну, Таити, – сказал он мягко. – Остров такой. Неужели не хочешь? Райское место…
– Да что ты мне объясняешь про Таити! – за то, что она на миг разуверилась в нем, она сейчас на него разозлилась. – Ты за кого меня принимаешь! Просто с чего вдруг Таити?
– А ты успокойся, – сказал он. – И прислушайся к себе. Лазурный океан… Коралловый пляж… Не то что наша речка.
– Всегда мечтала, – призналась она.
– Молодец. Нормальная девочка. Встань сюда.
– Вот под это все?
– Ага.
– Слушай, ты меня собрался пытать электрошоком, что ли? Так я тебе и так всю правду скажу, спрашивай. Партизаны слева под кустом.
– Где ты видишь провода и электроды?
– Провода… Откуда я знаю, может, у вас теперь уже без проводов… Вон какие штыри торчат…
– Я тебе объясню. Потом.
– Если захочешь, – машинально пошутила она, чтобы вернуть себе ощущение реальности. Фраза Калягина из “Вашей тети” всегда помогала безотказно. Но Вовка был невменяем. Даже не улыбнулся.
– Непременно захочешь, – бросил он, что-то выделывая с кнопками и клавишами на пульте. – Ну?
Вообще-то она готова была выполнить любое его желание. С тем же успехом, что и “встань сюда”, он мог бы, например, сказать: “Прыгай из окна”. Если бы окно оказалось невысокое, она бы прыгнула, и пусть знает. Но все же она предпочла бы выполнять те его желания, которые были ей понятны и, главное, совпадали бы с ее собственными. О, с какой самозабвенной радостью она бы их выполняла!
Закусив губу, она встала в нуль-кабину.
– И-и… раз! – сказал он и что-то там нажал.
Со всех сторон бледно мигнуло. Из-под ног у Симы словно выдернули твердое; сердце ухнуло, точно самолет пошел на посадку. И тут же раздумал. Вновь выскочивший пол заставил колени чуть подогнуться. На стремительном пролете, так, что не понять – было? не было? – по глазам хлопнула дурманящая опаловая ширь рассветного океана, продавивший ее темный контур широкого клыкастого горба вдали и на полнеба – золотая полоса нездешней зари. Сима едва подавила вскрик.
– Все, – сказал Вовка. – Выходи. Можно оправиться и закурить.
На чуть дрожащих ногах она вышла из нуль-кабины.
– По лицу понимаю, что видела, – сказал Вовка. Он весь лоснился от непонятного удовлетворения. – Поздравляю, Сима. Я так и чувствовал. Ты – поводырь.
– Чи-иво? – тоненьким противным голосом спросила она.
Он засмеялся.
– Садись вот сюда, – сказал он. – Буду рассказывать. Только смотри: это все военная тайна. Ты у меня теперь будешь посвященная. Ты физикой интересуешься, может, мало-помалу все это лучше меня переваришь…
Когда он закончил, она долго молчала. То вдруг начинала озираться и разглядывать приборы, то, показав Вовке гривастый затылок, задирала голову и мерила взглядом зависшего в воздухе темного паука, потом опять смотрела на Вовку и опять молчала. Потом сказала наконец:
– Обалдеть…
Вовка не ответил.
– Володя, – серьезно спросила она тогда, – это что, правда?
Он пожал плечами.
– Я ж говорю, лучше один раз увидеть. Куда бы ты хотела прыгнуть? Так вот запросто, погулять еще часок.
– Да куда угодно. Блин. Париж, Рим… Прага…
– Туристский набор.
– А что такого? – ощетинилась она. – Да, я молодая и глупая, ты прав.
– Ты чего? – удивился он.
Она перевела дыхание и вдруг улыбнулась.
– Это от удивления, – призналась она. – Крыша едет. Не сердись.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});