Штамм «Андромеда» - Майкл Крайтон

Холл повернулся к Стоуну:

— Дайте повышенную концентрацию углекислого газа.

— Но «Андромеда» лучше всего развивается именно в атмосфере углекислого газа…

— Знаю, но не при неблагоприятном рН крови. Поймите, суть вопроса не в составе воздуха, а в составе крови. Мы должны сейчас поддерживать в крови у Бертона неблагоприятный кислотный баланс…

Стоун внезапно понял.

— Младенец. Он же все время кричал… — Верно.

— А у старика с его аспирином было учащенное дыхание…

— Да. И, кроме того, он пил денатурат.

— И в результате и у того, и у другого совершенно нарушилось кислотно-щелочное равновесие…

— Вот именно. Вся беда в том, что я прицепился к этой кислотности и никак не мог понять, откуда у ребенка ацидоз. А его, ацидоза, там и в помине не было. Это же все равно: слишком много кислоты или слишком мало — лишь бы вне пределов диапазона роста «Андромеды»…

Он вновь обратился к Бертону.

— Теперь все в порядке. Продолжайте дышать часто. Не останавливайтесь. Работайте легкими, откачивайте углекислый газ. Как вы себя чувствуете?

— Ничего, — пропыхтел Бертон. — Страшновато… но ничего.

— Ну, вот и хорошо.

— Послушайте, — сказал Стоун, — мы же не можем вечно держать его на таком режиме. Рано или поздно…

— Конечно, — понял Холл, — мы перенасытим его кровь щелочью. — И к Бертону:

— Посмотрите там у себя в лаборатории. Нет ли у вас чего-нибудь такого, чем можно изменить рН крови?

Бертон огляделся вокруг.

— Да вроде нет…

— Сода? Аскорбиновая кислота? Уксус?

Бертон начал судорожно перебирать пузырьки и реактивы на полках. Наконец, пришел к выводу:

— Ничего такого тут нет…

Холл, впрочем, уже почти не слушал Бертона. Он подсчитывал частоту его дыхания: 35 вдохов в минуту. Дыхание было глубокое, полное — какое-то время он продержится. Но затем неизбежно устанет: дыхание — достаточно тяжелая работа. Устанет или потеряет сознание…

Со своей безопасной позиции у телевизора он внимательно осмотрел лабораторию Бертона. И увидел крысу. Черную норвежскую крысу, которая преспокойно сидела в клетке в углу и разглядывала ученого.

Холл даже вздрогнул.

— Крыса-то…

А она дышала легко и размеренно. Стоун тоже заметил ее.

— Что за черт…

И вдруг лампы замигали вновь.

На пульте вспыхнула надпись:

Аварийное изменение состояния уплотнения В-112-6886

— Господи! — сказал Стоун.

— Что это за уплотнение?

— Какая-то прокладка центрального ствола, связывающего все лаборатории. Главное — гермети…

Экран загорелся опять:

Аварийное изменение состояния уплотнений…А-009-5478

……………………………………………………….……..В-430-0030

……………………………………………………………….Н-966-6656

В немом изумлении следили они за экраном.

— Скверное дело, — сказал Стоун. — Очень скверное.

На пульте промелькнули номера еще девяти вышедших из строя прокладок.

— Просто не понимаю…

Но тут Холл воскликнул:

— Ребенок. Ну, конечно же!..

— Что ребенок?

— И тот проклятый самолет. Все сходится… — О чем вы?

— Ребенок совершенно здоров. Когда он плачет, он нарушает кислотно-щелочное равновесие организма. Допустим. Алкалоз не дает возможности штамму проникнуть в кровь, размножиться там и убить свою жертву…

— Ну да, — отозвался Стоун. — Вы это уже говорили…

— Но что происходит, когда ребенок умолкает?..

Стоун уставился на Холла, не находя слов.

— Ведь рано или поздно, — продолжал Холл, — ребенок должен был замолчать! Не мог же он кричать вечно…. Рано или поздно он перестал орать, кислотно-щелочное равновесие пришло в норму, и он стал вновь уязвим для «Андромеды»…

— Верно.

— Но он не умер.

— Быть может, какая-нибудь быстрая форма иммунитета…

— Нет, это невероятно. Есть только два объяснения. Когда ребенок перестал кричать, то либо штамма уже не было поблизости — подул ветер, воздух очистился, — либо же этот штамм…

— Изменился, — подхватил Стоун. — Произошла мутация.

— Вот именно. Мутация с превращением в неинфекционную форму. Возможно, она продолжается и сейчас. Штамм уже не опасен для человека, зато пожирает резину и пластик…

— Самолет!..

Холл кивнул.

Национальным гвардейцам на земле «Андромеда» не причинила никакого вреда. А самолет погиб — потому что пластик стал расползаться у пилота на глазах…

— Стало быть, штамм теперь практически безвреден. Вот почему жива крыса…

— Вот почему жив Бертон, — добавил Холл. — Учащенное дыхание не нужно. Бертон жив только потому, что изменилась сама «Андромеда».

— Она может измениться еще раз, — возразил Стоун. — И если большинство мутаций происходит во время деления…

Взревели сирены, и пульт оповестил красными буквами:

Герметизация нарушена полностью. Пятый уровень заражен и отсечен — Бегом отсюда, — бросил Стоун Холлу. — Быстро! В этой лаборатории нет подстанции. Вам надо перейти в следующий сектор…

Холл не сразу понял, чего от него хотят. Он продолжал сидеть, будто прирос к креслу, но вдруг понял, сорвался с места, бросился к двери. И не успел — послышалось шипение, из стены выскользнула массивная стальная плита и, лязгнув, перекрыла выход. Стоун выругался:

— Ну вот, попались. Если бомба взорвется, «Андромеду» разнесет на десятки миль вокруг. Будут тысячи мутаций, и каждая станет убивать на свой манер. Нам теперь никогда от нее не избавиться…

Бесстрастный механический голос повторил несколько раз по радио:

— Уровень отсечен. Тревога. Уровень отсечен. Тревога. Уровень отсечен…

На мгновение наступила тишина, потом донесся легкий скрип — включилась новая запись, и тихий голос мисс Глэдис Стивенс из штата Омаха произнес:

— До ядерного взрыва осталось три минуты…

Глава 29

Три минуты

Опять тревожно взвыла сирена, и стрелки всех часов одновременно прыгнули на 12.00, а секундные стрелки начали отсчитывать время. Циферблаты автоматических таймеров загорелись красным светом, зеленая полоска на них точно указывала момент ядерного финала.

А голос невозмутимо повторял:

— До ядерного взрыва осталось три минуты.

— Автоматика, — сказал Стоун с тихим бешенством. — Уровень поражен, и система сработала. Надо что-то делать…

Холл держал в руке ключ и тупо смотрел на него.

— И никак нельзя добраться до подстанции?

— На этом уровне — нет. Каждый сектор изолировал от других.