Бог войны - Мэтью Стовер

Спартанец сделал несколько осторожных шагов к статуе и запрокинул голову.

— Господь мой Зевс, ты предвидел эту минуту? Поэтому вручил мне частицу своей силы?

Ответа не последовало, и Кратос, повернувшись, достал из-за правого плеча молнию. Расставив ноги пошире, запустил ее в диск, метя рядом с дном ящика. Мощный взрыв оказал именно то воздействие, на которое надеялся спартанец: сундук сдвинулся на локоть. Еще шесть разрядов — и ящик уже в нужном месте. Кратос скользнул следом и уперся ногой в спинку трона.

— Ты так любишь богов, — произнес он. — Оставайся же с ними навечно!

Толчком ноги он сбросил трон архитектора с помоста, и тот отлетел к статуе Аида.

Кратос повернулся, взялся за выступающий участок металлического сундука и втащил это вместилище Аресовой гибели на пилон, который немедленно двинулся вниз.

На протяжении всего длительного спуска Кратос не сводил с ящика Пандоры задумчивого взгляда. Ему говорили, что это единственное средство, позволяющее смертному сокрушить бога. И тем не менее Зевс велел архитектору построить храм так, чтобы у человека все же была возможность дойти до конца и заполучить могущественное оружие.

Он вспомнил слова Афины о том, что Зевс запретил войны между богами, и этот наказ распространялся даже на самого Громовержца.

Неужели Зевс еще тысячу лет назад предвидел, что однажды понадобится убить бога?

Глава двадцать шестая

— А ты умеешь выбирать, дочь моя, — похвалил Зевс, через волшебную чашу наблюдавший вместе с Афиной за тем, как опускается пилон с троном архитектора.

— Арес выбрал, а я лишь усовершенствовала, — ответила богиня, не сводившая глаз с Кратоса и ящика Пандоры до тех пор, пока они не оказались на первом этаже храма. — Мой брат не понимал, что такое Кратос.

— И затупил свое лучшее оружие.

— Оружие, которое теперь смертоноснее, чем все, когда-либо выкованное Аресом, — сказала Афина, наблюдая за своим подопечным, который уже находился в ее храме на горе возле Афин. — Позволь задать вопрос, мой господин. Ведь это ты спланировал?

Зевс отвернулся к чаше.

— Отец… — не унималась Афина, но владыка Олимпа молча кивнул на картину в чаше, где снова появился пилон, плавно опускавшийся сквозь бесчисленные этажи храма Пандоры.

— Твой спартанец почти добрался до первого зала, — произнес он. — Может быть, хочешь что-то сказать ему, прежде чем он выйдет наружу?

— Почему ты спрашиваешь?

— Как только ящик покинет стены храма, события начнут разворачиваться стремительно.

Тем временем пилон достиг первого зала, проломил потолок, затем вонзился в пол, но не остановился. Вызванное этим землетрясение заставило содрогнуться весь храм и горы вокруг. Куски кладки летели во все стороны, огромные валуны посыпались на голову Кроносу.

Афина перенеслась с Олимпа в первый зал храма Пандоры и там, невидимая, ждала, пока пилон с грохотом не доставит Кратоса и ящик Пандоры на место.

Спартанец выглядел непривычно задумчивым. Он уперся в ящик плечом и принялся двигать его к гигантским дверям. На прикосновение человека огромные самоцветы ответили трескучим разрядом энергии.

— Кратос, — произнесла Афина, собрав сверкающие молнии в подобие своего лица, — твоя миссия выполнена. Ты первый смертный, которому удалось добраться до ящика Пандоры. Еще есть время спасти Афины. Ты должен доставить ящик туда и использовать его, чтобы сокрушить Ареса.

Кратос поднял глаза, и богиня заметила, как изменили его испытания на пути к ящику Пандоры. Кровожадность смягчилась глубокомыслием, за бледностью скрывалось милосердие. Он стал еще более могущественным оружием — похоже, Ареса ждет неприятный сюрприз.

— Возвращайся в Афины, Кратос! Возвращайся и спаси мой город.

Богиня отправилась обратно на Олимп, а спартанец, крякнув, принялся толкать массивный ящик. Материализовавшись возле трона Зевса, Афина с удивлением обнаружила, что Громовержец все еще смотрит в волшебную чашу.

— Твой спартанец открывает двери, — сказал он дочери. — Сейчас начнется…

— Отец, я должна переправить Кратоса и ящик Пандоры в…

— Не волнуйся об этом.

— Но, отец, даже спустить ящик со спины Кроноса…

— Я сказал! — рявкнул Зевс. — Не волнуйся об этом.

— Мой город в огне, на счету каждая секунда!

— Смотри. — Громовержец указал на волшебную чашу.

Тем временем Кратос вытолкнул ящик Пандоры из храма навстречу лучам утреннего солнца, поднимавшегося над пустыней Потерянных Душ.

Зевс взмахнул рукой, и изображение в чаше изменилось.

По улицам горящего города шагал Арес, с хохотом наступая на убегавших горожан. Его меч превращал в груды камней целые кварталы, а молот сплющивал дома до земли. Его зловещий смех разносился от горной гряды до самой гавани.

Бог войны занес кулак над очередным строением, как вдруг замер, потом обернулся к востоку, будто невидимая рука дотронулась до его плеча.

— Так-так, маленький спартанец, значит, ты добрался до бесценного ящика. — Огненные волосы Ареса пылали ярче солнца, глаза излучали безграничную ярость. — Что ж, когда его откроют, ты будешь уже мертв!

Арес нагнулся, отломил одну из гигантских колонн Парфенона и поднял ее, словно игрушечное копьецо, правда, со смертоносным зазубренным наконечником. Сделав четыре шага, от которых затряслась земля, он бросил свой исполинский снаряд. Колонна взмыла в небо и исчезла под раскаты грома.

С презрительной усмешкой на лице Арес вернулся к своему разрушительному занятию. Он даже не стал смотреть, как приземлится его копье.

— Прощай, спартанец. Да будешь ты гнить в глубинах Аида целую вечность.

Его хохот всколыхнул афинские руины, словно это был сам рог Аида.

— Отец, останови его…

— Афина, — резко перебил ее Зевс, — твоя игра подошла к концу. Ты можешь сделать только одно, перед тем как все это закончится.

Богиня опустила голову, переживая за судьбу Кратоса и своего города.

— И что же это, отец?

— Смотреть.

Глава двадцать седьмая

Пытаясь сдвинуть с места трофей, Кратос продолжал буксовать. Вот он изловчился, уперся ногами в пол и налег сильнее — громадный ящик медленно поддался. Вес его был настолько велик, что даже по полированному полу он перемещался с трудом.

От подземного толчка спартанец потерял опору и снова заскользил. Когда ящик наконец наполовину прошел через гигантские двери, вокруг уже валялись груды обломков, и каменные стены храма продолжали разваливаться.