Не будите Гаурдака - Светлана Багдерина

— На здоровье… — зевнул в ответ бог грома, черед которого сменить Иванушку наступал через три часа, завалился на бок и почти сразу же оглушительно[62] захрапел.

Редкие легкие капли так и не состоявшегося дождя таинственно нашептывали их зеленой крыше свою прозрачную колыбельную. Проказник-ветер легкой рукой ворошил молодые шевелюры старых дубов. Сверчал, стрекотал и заливался сладкими трелями полуночных соловьев лес.

Не прошло и трех минут, как у костра, кроме Ивана, ощупывающего строгим взглядом слишком близко подступившие деревья, бодрствующих не осталось ни одной души.

Утро настало незаметно.

Тихонько, чтобы не разбудить спящих товарищей, царевич пробежался по окрестностям, набрал сухих веток, чтобы подкормить подъевший за ночь все запасы костер и начать готовить завтрак.

Первым на запах разогреваемого над огнем жареного поросенка потянул носом и приоткрыл один глаз Мьёлнир.

Второй его глаз при виде открывшейся картины распахнулся в мгновение ока.

— Утро?!.. Ты почему меня не поднял?!

Иванушка пожал плечами.

— После средства твоей матушки мне спать совсем что-то расхотелось. Голова светлая такая стала… глаза не закрываются нисколечко… И я подумал, зачем вас беспокоить? Отдыхайте.

Бог одобрительно хмыкнул и сладко потянулся.

— Ишь ты, надо же, как на вас, смертных это действует… Один глоток — а глаза таращите всю ночь…

Рука лукоморца зависла над кабанчиком.

— Один глоток?..

— Да, — нахмурился Мьёлнир, и тень смутного подозрения зародилась, выросла и осталась на ПМЖ на его помятой со сна физиономии. — Один. Или, лучше, половина.

— А почему ты сразу это не сказал? — с упреком глянул на него царевич.

— А… а ты сколько выпил? — предчувствуя витающий в воздухе ответ, всё же задал вопрос бог.

— Всё, — коротко и исчерпывающе ответил Иванушка.

— ВСЁ? — вытаращил глаза громовержец.

Реальность превзошла его самые смелые ожидания.

Иван смутился.

— Она… эта жидкость… на вкус как вода была… и я подумал, чтобы она подействовала, надо выпить…

— ВСЁ?!..

— И что теперь с ним будет? — встревожено присоединилась к разговору разбуженная минутой ранее запахом подгорающей свинины Серафима.

Мьёлнир запрокинул голову и расхохотался.

— Готовься к тому, принцесса, что глаза по ночам у него не будут закрываться еще с месяц!

Через час пути охотники за Граупнером увидели на горизонте дерево.

Нет, те сотни и тысячи деревьев, что сопровождали их на протяжении всего пути шуршащей зеленою толпой, что шелестели под Масдаем, вздыхая от дуновений нервного капризного ветерка и роняя сухие ветки, были видны давно, и успели не только примелькаться, но и порядком надоесть падким до разнообразия в пейзаже путешественникам.

То, что они увидели, можно было назвать деревом с большой буквы.

То есть, Дерево.

Или даже так: ДЕРЕВО.

Оно возвышалось над своими малорослыми собратьями, как жираф над сусликами, как гора над кротовинами, как великан над цвергами, или, короче говоря, как очень большое дерево над очень маленькими.

Конечно, сначала Серафима решила, что это какая-то башня экзотической формы. Адалет — что гора. Иван — что целый город.

И только Олаф ахнул, восторженно вытаращил глаза, и захлопал себя по ляжкам, словно пытался изготовить полуфабрикат для отбивных.

— Хель и преисподняя!!!.. Это же Иггдрасил!.. Мьёлнир, это ж Иггдрасил!!! Иггдрасил!!! Чтоб я сдох!!!..

— Ик каких сил?.. — непонимающе переглянулись лукоморцы.

— Игг-дра-сил. Дерево Жизни, — укоризненно глянул на чужеземцев отряг, словно они не могли взять в толк, что такое небо, стол или лошадь.

— От него пошли все эти маленькие деревья? — догадался Адалет.

— От него пошло всё — деревья, звери, люди, боги… — азартно принялся за просветительскую миссию, неожиданно выпавшую на его и без того нелегкую долю, сын конунга.

Сенька хотела было озвучить мысль насчет сверхъестественной гениальности гипотезы о происхождении некоторых народов от дерева и далеко идущих последствий сего факта — не со зла, скорее, по инерции — но Мьёлнир ее опередил.

— Под одним из его корней — вход в Хел, — ткнул пальцем он в подножие величественного патриарха зеленых насаждений Хеймдалла.

— И ты даже знаешь, под каким из семи с половиной сотен? — ехидно полюбопытствовала царевна.

— Семь с половиной сотен? Ну, это ты загнула, принцесса, — снисходительно усмехнулся бог. — У Иггдрасила их всего три. Под одним — источник мудрости и провидения будущего Мимнир, чтоб ему заглохнуть… Под другим — вход в горячий Хел, Мусспельсхайм. Туда после смерти попадают великаны и цверги. Там заправляет всем огненный великан Суртр. Под третьим — холодный Хел, Нифльхайм. Человеческий. То, что нам надо.

— Ты там бывал? — практично поинтересовался маг, нащупывая в кармане блокнот и грифель, готовый зарисовывать планы, записывать описания и вычерчивать расположения. — А в горячем? Каковы принципиальные отличия организации…

— Не бывал, — обрубил на корню его надежды громовержец.

— А как же тогда мы найдем там Хель? — дотошно уточнил Иван.

Мьёлнир криво ухмыльнулся в ответ, и пальцы его непроизвольно и нервно сомкнулись на рукоятке молота.

— Главное, чтобы Хель не нашла там нас.

Иггдрасил казался гигантским издалека.

Вблизи он был просто исполином.

Не дерево — целая гора, если бывают горы цилиндрической формы, на вершине которых расположилась крона размером со средний город.

Чтобы облететь Дерево Жизни вокруг, путешественникам понадобилось бы еще часа два.

Чем они сейчас, похоже, и занимались.

— Вот это да… — восхищенно расширив глаза и открыв рот, Сенька глазела на проплывающие над ее головой ветки шириной с реку и листья размером с деревенскую площадь. — Ну, ничего себе…

— У вас, варваров, ничего подобного, поди, нет, — гордо усмехнулся Олаф с таким видом, будто габариты и слава хеймдалльского чуда были исключительно его личной заслугой.

— Ну, у нас, предположим, и получше бывает, — быстро потеряла интерес к дереву-горе и снисходительно скрестила руки на груди царевна. — И повыше, и пошире, и покрепче, и позеленее, и листьев больше, и ветки поизвилистей, и кора… э-э-э… покоричневее…

— Врешь!

— Ха! Эка невидаль! Подумаешь, елки-палки…

— Это не елка, это рябина! — обиженно выпятил нижнюю губу сын конунга.

— С дуба падали листья ясеня…

На это других слов не нашлось даже у Серафимы.