Иные - Наталья Точильникова

За дверью завозились. Заскрежетал ключ в замке, и я был вынужден отвлечься от своих воспоминаний. Дюжий тюремщик, возникший в полуоткрытом дверном проеме, бесцеремонно ткнул в меня пальцем.

— Ты!

Я встал с настила, обнадеживающе кивнул Тиму и сервентам и вышел за дверь. Там меня ждали еще двое тюремщиков. Щелкнули наручники. Наивные люди! Неужели они надеются этим меня удержать?

Я сразу узнал кабинет командира базы, виденный мной в мыслях Тео. Меня ждал тот же железный стул. Присутствовал и сам командир. Высокий плечистый мужчина, темноволосый, действительно похожий на homo naturalis, стоял спиной к окну и курил папиросу.

Хотя, может быть, и сигарету. Не разбираюсь. Я стал с интересом наблюдать за этим процессом. Впервые видел, как люди курят.

Сизый дым добрался до меня, и я чихнул. Токсины. И преотвратные. Трудновато их будет вывести из организма. Не проследишь же за каждой молекулой! Здесь бы молока… Только откуда взять молока в этой дыре? Не понимаю, как люди могут поглощать токсины в таких количествах. Причем совершенно добровольно!

— Имя, должность, социальное положение?

Я обратил внимание на появление в комнате письменного стола с компьютером очень примитивной системы. За компьютером сидел еще один homo naturalis помоложе. Тео об этом не упоминал. Не счел нужным или у них государственная комиссия? Ну что ж…

— Рауль Гримальди. На второй и третий вопрос ответить труднее при всем желании. Боюсь, мы пользуемся разной терминологией.

— Ты солдат?

— У нас нет солдат. Это слово вышло из употребления много веков назад. И наш корабль не военный, а исследовательский. Кстати, я предпочел бы обращение на «вы». И еще, вы не могли бы не курить? Мне страшно смотреть на ваши легкие. Они напоминают отработанный угольный фильтр.

Он усмехнулся… Сделал затяжку. Долгую, со смаком.

— Ну, что еще не так с моими потрохами?

— У вас было пулевое ранение в левое плечо. Очень плохо прооперировано. Кто только вас лечит!

— Врачи.

Он затушил окурок о подоконник и бросил в мусорное ведро. Новую не закурил. «Добрый знак», — решил я.

— Они лечат с помощью лекарств? — спросил я.

— Да, а как же?

— Можно и иначе. Кстати, у вас еще печень увеличена. Не побаливает?

— Иногда.

Тем временем я пытался провести сканирование. Слегка, потихонечку. Почувствует, конечно. Но если у них тут действительно нет ни Высших, ни Иных, он просто не поймет, что это такое.

— Вы ученый?

Ого! Уже «вы»? Мы делаем успехи.

— Пожалуй.

— Врач?

— Отчасти.

— А ваши спутники?

— Мои друзья и помощники.

Он побледнел, поморщился, отвернулся к окну.

Что, подташнивает, господин полковник Антон Хантор? Да, плохо без имплантата. Ну, ничего, я глубоко смотреть не буду. То, что ты вчера в сердцах врезал капитану Шульцу, меня совершенно не интересует. И твоя любовница тоже. А вот структура правительства… Эх ты, амеба аполитичная. Тебе это, стало быть, совершенно безразлично? Ну вот, есть. На периферии сознания. Что-то коллегиально-аморфное и о-очень нелюбимое. И хозяина у тебя нет, в нашем понимании. Есть генерал Крюгге. Но он не хозяин. Ты его тоже не любишь.

Полковник Антон Хантор все ниже склонялся над подоконником. Ладно, хватит. Живи!

Он глубоко вздохнул и повернулся ко мне. Бледно-зеленый. Губы покусаны. Ну, уж извини. Не будешь арестовывать кого ни попадя.

Я перевел взгляд на его помощника.

— Лейтенант, дайте воды господину полковнику. Ему плохо.

Мальчишка выбежал из комнаты.

Полковник уставился на меня.

— У вас гастрит к тому же, господин Хантор, — совершенно честно сказал я. — Поменьше пейте и не злоупотребляйте пряностями.

Прибыла вода. Хантор отпил глоток, поставил стакан на подоконник.

— Кто вы, черт возьми? — резко спросил он.

— Рауль Гримальди, Высший.

— Что такое «Высший»?

— Положение в социуме. У нас такая система. Типа вассалитета. Homo naturalis подчиняются Иным, Иные и пасси — Высшим. Мы на вершине пирамиды. Выше только Суперректор и Наместники. Это вроде вашего правительства.

Он кивнул.

— Про пасси и Суперректора я уже слышал.

— Вы зря так обошлись с моим дери. Он ничем не заслужил вашей суровости. Для человека естественно применять свои представления к чужому обществу.

— Что такое «дери»?

— Только не раб. Слово «раб» в данном случае лишь искажает смысл. Ближе вассал, отрок, домочадец. Как господин, я обязан его защищать, кормить и обеспечивать всем необходимым для жизни, а дери обязан мне подчиняться. Это двухсторонний договор. А у вас, насколько я понял, демократия?

Он хмыкнул.

— Вы ведь избираете свое правительство?

— Угу, избираем.

Он потянулся за пачкой сигарет на подоконнике, но остановил руку.

— Парламент? Президент?

— Директория.

Ого! Экзотично.

— Пять директоров?

— Три.

Гм… Изобретатели. Интересно, у них есть генеральный директор?

— Ас кем воюете?

— С Вестой.

Все. Инициатива перешла ко мне. Вопросы задавал я, и это не вызывало возражений.

— Веста — тоже демократия?

— Империя.

— А что не поделили?

— А фиг его знает!

Понятно. Малопопулярный приграничный конфликт. Скорее всего, с экономической подоплекой.

— Господин Хантор, вы не могли бы снять с меня наручники?

Тест-проверка. Интересно, насколько крепко я тебя держу?

Он подошел ко мне и достал ключ. Щелчок, и я потер освободившиеся руки. Натуралис как натуралис. Послушный. Можно было, конечно, поступить проще. Не убалтывать его тут битый час, не сидеть неделю в бетонном мешке, а просто остановить сердца всем тюремщикам. Потеря для общества небольшая, но кто поручится, что после этого за нами не будет охотиться все население планеты?

— Спасибо. А что с нашим кораблем?

— Его транспортировали в столицу. В один из институтов.

Оказывается, у них есть подходящая техника для транспортировки такой махины. Похоже, я их недооценивал.

— В какой институт?

— Не знаю.

Действительно не знает. Врать он не в состоянии. Я держу его под контролем.

— А теперь вы должны отдать приказ об освобождении моих людей.

Выяснение подробностей местной истории я решил отложить на потом. Приоритетная задача — отсюда выбраться.

Полковник покорно подошел к письменному столу, взял трубку стоявшего рядом с компьютером допотопного аппарата. «Вероятно, телефон», — предположил я. Телефоны я еще застал. В предыдущем воплощении.

— Господин полковник!

Мальчишка-секретарь ошарашенно смотрел на него. Да, держать двоих трудно. Избаловались мы с имплантатами!

Хантор бросил трубку и впился в меня глазами.

— К-как? Как ты мог меня заставить?

— Успо…

Он не дал мне договорить.

— Вы… Ты шпион Храма?

— Какого Храма?

Я старался говорить как можно ровнее и спокойнее.

— Замолчи! Ты здесь больше ни слова не скажешь!

Я пожал плечами. Если задают вопросы — отвечать на них приходится вслух.

— Почему вы не отвечали на запросы?

— Мне позволено говорить?

— Да! Черт побери!

Он все-таки закурил. Ну и зря!

— Вы запрашивали по радио?

— Да, а как же?

— Мы давно не пользуемся этой системой связи. У нас нет радиоприемника. Мы ничего не слышали. Но все же… Зачем сразу обстреливать? У нас не было никаких агрессивных намерений. И мы не имеем отношения ни к какому вашему Храму.

Я говорил и одновременно пытался провести сканирование мальчишке. Никки Колинз. Секретарь. Работать на два фронта было трудно, но ничего не поделаешь. Ну, трудись, Высший, избалованный послушанием дери и обожанием сервентов!

…Креонт-альфа. Было бы несправедливо считать эту небольшую планетку источником всех наших несчастий. Скорее преддверием. Вратами.

С нашими слугами все было в порядке. Они не видели безумного заката. Пасси удалось привести в себя. Хотя для них искусство Высших опаснее, чем для homo naturalis. У сервентов есть собственный творческий импульс, но они полностью подчиняются ведущему, как в цепи. Резонанс. Цепь только выматывает. Искусство Высших убивает.

А ночью была гроза. Филипп потащил нас на крышу любоваться. Без пасси, конечно: только Сашу и меня.

Молнии, покорные его воле, ломались и извивались в изысканных небесных орнаментах. Вспышка — и перед нами странный опрокинутый лес. Вспышка — и мы под сияющим шатром с узором из белого пламени. Вспышка — и скрещены серебряные мечи в небесном сражении.

Как всякий художник, Филипп в ожидании смотрел на нас: «Ну, как?»

«Очень красиво, но…»

Но все это происходило под естественный грохот грозы. Нет, конечно, славный аккомпанемент, но что, если проснулись мои пасси?