Скрытая жизнь Древнего Рима. Рабы и гладиаторы, преступники и проститутки, плебеи и легионеры… Жители Вечного города, о которых забыла история - Роберт Напп

Поэтому успешный гладиатор вызывал у толпы восторг и признание своего превосходства. Сами гладиаторы с гордостью «рассказывали» об этом в своих эпитафиях: «Когда я стал победителем, зрители разразились громоподобным ревом»; «Я был любимцем собравшейся на стадионе толпы» (Роберт, № 55 и 124). Один гладиатор из Помпеи даже взял себе прозвище для арены Celadus, производное от греческого слова, означающего «Шумиха». У Августина есть живой рассказ о том, как арена увлекла молодого человека по имени Алипий:

«Не оставляя, конечно, того земного пути, о котором ему столько напели родители, он раньше меня отправился в Рим изучать право, и там захватила его невероятным образом невероятная жадность к гладиаторским играм.

Подобные зрелища были ему отвратительны и ненавистны. Однажды он случайно встретился по дороге со своими друзьями и соучениками, возвращавшимися с обеда, и они, несмотря на его резкий отказ и сопротивление, с ласковым насилием увлекли его в амфитеатр. Это были как раз дни жестоких и смертоубийственных игр. „Если вы тащите мое тело в это место и там его усадите, – сказал Алипий, – то неужели вы можете заставить меня впиться душой и глазами в это зрелище? Я буду присутствовать, отсутствуя, и таким образом одержу победу и над ним, и над вами”.

Два подсвечника в виде гладиаторских шлемов. Гладиаторов, которые пользовались огромной популярностью, изображали на самых разных предметах – от драгоценных стеклянных чаш и кубков для вина до обычных светильников с выгравированными на них сценками гладиаторского боя. Британский музей, Лондон. Фото предоставлено музеем

Услышав это, они тем не менее повели его с собой, может быть желая как раз испытать, сможет ли он сдержать свои слова. Придя, они расселись, где смогли; все вокруг кипело свирепым наслаждением. Он, сомкнув глаза свои, запретил душе броситься в эту бездну зла; о, если бы заткнул он и уши! При каком-то случае боя, потрясенный неистовым воплем всего народа и побежденный любопытством, он открыл глаза, готовый как будто пренебречь любым зрелищем, какое бы ему ни представилось. И душа его была поражена раной более тяжкой, чем тело гладиатора, на которого он захотел посмотреть; он упал несчастливее, чем тот, чье падение вызвало крик, ворвавшийся в его уши и заставивший открыть глаза: теперь можно было поразить и низвергнуть эту душу, скорее дерзкую, чем сильную, и тем более немощную, что она полагалась на себя там, где должна была положиться на Тебя. Как только увидел он эту кровь, он упился свирепостью; он не отвернулся, а глядел, не отводя глаз; он неистовствовал, не замечая того; наслаждался преступной борьбой, пьянел кровавым восторгом. Он был уже не тем человеком, который пришел, а одним из толпы, к которой пришел, настоящим товарищем тех, кто его привел. Чего больше? Он смотрел, кричал, горел и унес с собой безумное желание, гнавшее его обратно. Теперь он не только ходил с теми, кто первоначально увлек его за собой: он опережал их и влек за собой других» (Исповедь, 6,8).

Возбуждение толпы могло легко перерасти в беспорядки. В литературе описывается много случаев, когда толпа выкрикивала оскорбительные вещи в адрес императора и даже врывалась на арену, снося ограждения. И действительно, зачастую огромные толпы народа пользовались случаем открыто высказать свое недовольство и возмущение действиями властей. Иногда гладиаторские игры приводили к обострению соперничества между жителями разных городов. Самый известный пример – это вражда жителей двух маленьких итальянских городов в Кампании – Нуцерии и Помпей. Историк Тацит описал восстание, к которому привело это соперничество во время гладиаторских игр, где присутствовали жители обоих городов: «Приблизительно тогда же, начавшись с безделицы, во время представления гладиаторов, даваемого Ливинеем Регулом… вспыхнуло жестокое побоище между жителями Нуцерии и Помпей. Задирая сначала друг друга по свойственной городским низам распущенности насмешками и поношениями, они схватились затем за камни и, наконец, за оружие, причем взяла верх помпейская чернь, в городе которой давались игры. В Рим были доставлены многие нуцерийцы с телесными увечьями, и еще большее их число оплакивало гибель детей или родителей. Разбирательство этого дела принцепс предоставил сенату, а сенат – консулам. И после того как те снова доложили о нем сенату, он воспретил общине помпейцев на десять лет устройство этого рода сборищ и распустил созданные ими вопреки законам товарищества. Ливиней и другие виновники беспорядков были наказаны ссылкой» (Анналы, 14.17).

Поразительно, но сохранившаяся в Помпеях фреска изображает именно это побоище. Горожане сражаются на арене и за ее пределами дубинками и кулаками. Надпись на стене отражает чувства участников дикой драки: «Жители Кампании, этой победой вы вместе с нуцерийцами разгромлены» (CIL 4.1293). Другие надписи выражают те же чувства, возможно не связанные с этим событием: «Не видать вам победы, нуцерийцы!», (CIL 4.1329); «Удачи всем жителям Путеол, удачи жителям Нуцерии и долой жителей Помпей!» (CIL 4.2183). Во время таких состязаний люди выплескивали свои страсти наружу, и, видимо, независимо от того, кто именно становился победителем.

Помимо восторженного обожания толпы, гладиаторы пользовались огромным успехом у женщин; их прекрасно развитые мощные полуобнаженные тела заставляли учащенно биться женские сердца и вызывали у них плотское влечение. Граффити из Помпей говорит о сексуальных победах, ставших следствием побед на арене. Знаменитый гладиатор Целад хвастается в надписях: «Целад, один из гладиаторов Октавия Трасиана, сражался и три раза победил. Женщины теряли из-за него голову!» (CIL 4.4342 = ILS 5142а); «Целад, гладиатор Трасиана. Девушки считают его великолепным!» (CIL 4.4345 = ILS 5142b).

Было бы ошибочным думать, что каждый гладиатор становился любимцем толпы. Ведь на каждого героя, завоевавшего ее почитание, приходилось множество других, которые не отличались особыми успехами, а просто старались выжить и оставались незаметными. Петроний в «Сатириконе» подверг критике таких бойцов. Воздав похвалу предстоящим играм, где должны были участвовать гладиаторы из свободных людей, которые, в отличие от рабов, не уклонялись от участия в сражении, Эхион добавил: «Да и вообще, что хорошего сделал нам Норбан? Дал гладиаторов дешевых, полудохлых, – дунешь на них, и повалятся; и бестиариев видывал я получше; всадники, которых он выставил на убой, – точь-в-точь человечки с ламповой крышки! Сущие цыплята: один – увалень, другой – кривоногий; а тертиарий-то! За мертвеца мертвец с подрезанными жилами. Пожалуй, еще фракиец был ничего себе: дрался по правилам. Словом, всех после секли; а вся публика кричала: „Наддай!” Настоящие зайцы» (Сатирикон, 46).

Да, далеко не все становились героями и кумирами публики.

Гладиаторов часто изображали на разных предметах быта: светильниках, красивых стеклянных вазах. На столе Тримальхиона высились дорогие кубки со сценами борьбы, видимо, очень известных гладиаторов – Петраита и Гермерота, и он высказал желание, чтобы на его надгробном памятнике изобразили все бои Петраита (Сатирикон, 52,71). Дети одевались гладиаторами и играли в них. Учитывая такую популярность, не стоит удивляться, что «бойцы» буквально рвались в бой: «Среди цезаревых гладиаторов есть такие, которые досадуют на то, что никто не выводит их на схватку, и они молят бога и обращаются к ланистам с просьбой дать им сразиться в поединке…» (Эпиктет. Беседы, 1.29.37).

Только участвуя в сражениях, гладиатор мог победить соперника и поддержать свою громкую славу.

Но при этом он прекрасно понимал, чем рискует. Один из них «говорит» из могилы в Кретане: «Наградой была не пальмовая ветвь; мы сражались за свою жизнь» (Роберт, № 66). И бой не всегда заканчивался удачно. Вот надпись на надгробии: «Я, кто был полон уверенности на арене, сейчас, прохожий, ты видишь меня мертвым, ретиария [бойца с сетью] из Тарса, члена второй команды, Меланиппа [по имени]. Больше не услышу я звука бронзовой трубы, не вызову пения флейты во время неравных состязаний. Говорят, Геракл совершил 12 подвигов; но я, совершив то же самое [по числу], на тринадцатом встретил мой конец. Таллос и Зоя поставили этот памятник Меланиппу на свои средства» (Роберт, № 298/Горелей).

Скудное количество сведений из эпиграфики говорит о том, что приблизительно 20 % участников боев погибали; если все сражались попарно, следовательно, один из десяти поединков заканчивался смертью одного бойца, хотя некоторые ученые считают, что так завершался один из двадцати поединков, следовательно, процент их составлял порядка 5 %. По другим подсчетам, если человек сражался больше десяти раз, его шансы выжить многократно возрастали. По всей вероятности, большинство гладиаторов погибали в первом или во втором сражении (Джордж Вилл привел интересное сравнение с воздушным боем во время Первой мировой войны), тогда как выжившие продолжали и дальше побеждать. В исключительных случаях каждый бой заканчивался смертью одного из гладиаторов, но для патрона это означало материальный ущерб, так что он даже считал возможным хвастливо заявлять о своих потерях: «Здесь, в Минторно [Италия], за четыре дня Публий Бабий Юстус, правитель города, в честь своего высокого положения вывел на арену 11 пар первоклассных гладиаторов из Кампании; в каждом поединке погибло по человеку» (CIL 10.6012 = ILS 5062).