История отношений между русскими князьями Рюрикова дома - Сергей Михайлович Соловьев

Замечательные были отношения в. князя к самому меньшому брату его Константину. Он родился незадолго до смерти отца, так что ему в духовной Донского не было назначено никакого удела, и Василий Димитриевич дал ему маленький удел{718}, взявши, по отцовскому завещанию, по нескольку волостей у братьев{719}. Так как этот Константин остался малюткой на руках старшего брата, то в. князь называет его братом и сыном. Но когда Василий в 1419 году потребовал от братьев, чтоб они отреклись от прав своих на старшинство в пользу племянника, то Константин оказал явное сопротивление. «Несть сия от начала бывало», — говорил молодой князь{720}. Василий рассердился, отнял у него удел, и Константин удалился в Новгород, убежище всех недовольных князей; однако скоро он уступил требованиям старшего брата и возвратился в Москву.

В 1425 году умер Василий Димитриевич. До нас дошло 3 его духовные грамоты. Первая{721} написана в 1406 году, когда еще у него был жив сын Иван, а Василий не родился еще. В это время в. князь еще не был уверен, достанется ли в. княжение Владимирское, равно как богатые примыслы — Нижний и Муром, сыну его, и потому говорит предположительно: «А даст Бог сыну моему князю Ивану княженье великое держати… А даст Бог сыну моему князю Ивану держати Новгород Нижний да Муром».

Вторая духовная грамота Василия относится к 1423 году{722}. Здесь уже в. князь благословляет сына Василия утвердительно своею вотчиною великим княжением; о Новгороде же Нижнем говорит опять предположительно: «А оже ми дасть Бог Новгород Нижний, и яз и новым городом Нижним благословляю сына моего князя Василия»; и только в 1424 году утвердительно благословляет сына примыслом своим — Новгородом Нижним и Муромом{723}.

Но замечательнее всего для нас в этих духовных то обстоятельство, что в. князь приказывает своего сына тестю Витовту, братьям Андрею, Петру и Константину, равно как четвероюродным братьям, сыновьям Владимира Андреевича; но ни в одной грамоте не говорится ни слова о старшем из братьев, Юрии Дмитриевиче, — знак, что этот князь еще при жизни Василия Димитрйевича постоянно отрицался признать старшинство племянника, основываясь на древних родовых отношениях и на криво толкуемом завещании Донского, где последний говорит, что в случае смерти Василия удел его переходит к старшему по нем; но здесь, как и во всех других завещаниях, разумеется кончина беспотомственная, ибо речь идет о целом уделе Василия, которого отчинная часть по крайней мере, если исключим в. княжение Владимирское, необходимо должна была переходить к сыновьям покойного{724}.

Глава VIII

ИСТОРИЯ КНЯЖЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ

В ПРАВЛЕНИЕ ВАСИЛИЯ ТЕМНОГО

Тотчас по смерти Василия Дмитриевича митрополит Фотий послал за старшим дядею Юрием, чтоб тот явился в Москву и признал старшинство племянника{725}; но Юрий не поехал и прислал в Москву с угрозами. Юрий не хотел войны открытой и вместе не хотел мира с племянником, ибо при заключении мирного договора он должен был бы отказаться от своих притязаний; но требовал единственно перемирия, выжидая удобного времени, движения с востока или запада или внутренних смут в самой Москве, чтоб напасть с успехом на племянника, которого не мог осилить в борьбе открытой. Так, когда Юрий вздумал было собирать войско, то Василий (т. е. по воле бояр, ибо в. князю было только 10 лет) двинулся на него, заставил бежать из наследственной области, и, если верить известиям некоторых летописцев, Юрий был спасен единственно одним из братьев своих, которому в. князь поручил преследовать неприятеля и который, норовя Юрию, не хотел деятельно за ним гнаться{726}: известие вероятное, ибо Юрий, поддерживая старинные права дядей, с тем вместе поддерживал право всех Дмитриевичей.

После этой неудачной попытки Юрий хотел опять только перемирия, но Москва хотела мира. Митрополит Фотий ездил в Галич к Юрию, но успел уговорить его только к тому, что он обещался не думать о кровопролитии и отдать дело на решение хана{727}. И это была только одна уловка, одно средство продлить нерешительное положение, ибо если и прежние князья мало обращали внимание на решения ханские, то могли ли повиноваться им сын и внук Донского?

Вот почему долго после того ни дядя, ни племянник не думали ехать в Орду, и Юрий, отчаявшись в успехе своего дела, заключил в 1428 году договор с Василием, по которому признавал себя младшим братом племянника и обязывался подобно другим своим братьям не искать в. княжения под Василием{728}. Но в 1431 году кто-то постарался снова поссорить родственников; Юрий прислал означенный договор вместе со складною грамотою{729}, и тут только, для избежания кровопролития, оба соперника решились ехать в Орду на третейский суд, ибо другого значения ханский суд в то время иметь не мог.

В челе московского боярства стоял тогда старый боярин Иван Дмитриевич, хитрый, ловкий, находчивый, одним словом — образец тех московских бояр, которые при отце, дяде и прадеде Василья умели удержать за Москвой первенство и дать ей могущество. Когда неосторожный Юрий, прибыв в Орду, уехал в Крым к своему приятелю мурзе Тегине, Иван Дмитриевич подольстился к остальным мурзам, возбудил их ревность к могуществу Тегини, и они так настроили хана Махмета, что тот грозил Тегине смертию, если он вымолвит хоть слово за Юрия{730}. Начался суд: Юрий основывал свои права на древнем родовом обычае, доказывал летописями и, наконец, ссылался на ложно толкуемое завещание Донского. За Василия говорил Иван Дмитриевич, он сказал хану: князь Юрий ищет в. княжения по завещанию отца своего, а князь Василий — по твоей милости; ты дал улус свой отцу его Василию Дмитриевичу, и тот, основываясь на твоей милости, передал его сыну своему, который уже столько лет княжит и не свергнут тобой, след., княжит по твоей же милости{731}. Эта лесть, замечательная для нас тем, что в ней отзывается совершенное презрение, забвение старины, на котором основалось Московское государство, эта лесть произвела свое действие: хан дал ярлык Василию; однако дяде Юрию, в угоду другу его Тегине, уступили Дмитров, выморочный удел брата его Петра. Так окончился суд в Орде: разумеется, он не мог потушить распри; Юрий не мог забыть неудачи, Василий не мог не воспользоваться своим торжеством