Белая как снег - Самюэль Бьорк

Миа снова показала плакат.

– Это вы нарисовали?

– Э-э, а что?

– Вы нарисовали эту картину?

– Что?

Она не сразу поняла вопрос.

– А, нет-нет. Это не моя картина. Я только плакат сделала.

– А чья тогда?

– На самом деле я не знаю.

– Как это?

– Я нашла ее, когда убиралась в кладовой. Какого-то бывшего ученика вроде. Вам надо спросить Амунда.

– Можно самому наливать, да?

Улыбчивый парень в костюме и солнечных очках подошел к столу с пуншем.

– Нет, подожди, я налью.

Девушка посмотрела на них, как бы извиняясь.

– Это все? Мне пора…

– А где найти Амунда? – спросила Миа, посмотрев на дом.

– Он спрятался ото всех, сидит в морском сарае со своим шерри. Не любит все это. То, что мы скоро его покинем. Ему от этого грустно. Он не так ужасен, как все думают, у него большое сердце.

Эмилие Скуг улыбнулась и положила руку на рубашку бюнада в область сердца.

– Привет, можно я просто…

– Нет-нет, я иду.

Она снова повернулась к ним лицом.

– Идите по тропинке к фьорду. Сарай будет слева.

В пятидесяти метрах у причала, где солнце мерцало в тихой глади фьорда, располагался сарай, маленькая копия большой виллы.

– Амунд Андерсен?

Мунк осторожно постучал.

– Уходите!

– Мы можем поговорить с вами?

– Убирайтесь!

– Мы из полиции.

Несколько секунд в сарае слышалось какое-то движение, после чего на пороге показался старый человек с пышной гривой белых волос.

– Что?

– Холгер Мунк, отдел по борьбе с уголовными преступлениями, полиция Осло, вы Амунд Андерсен?

– Да.

Он в замешательстве уставился на них из-под своей шевелюры.

– Мы ищем того, кто нарисовал эту картину, – объяснила Миа, показав плакат. – Это ваш бывший ученик?

Андерсен надел висящие на шее очки и бросил краткий взгляд на картину.

– Ох, черт. Так я и знал, что-то не так с этим парнем.

– Так вы знаете, кто это?

– О, знаю, – пробормотал старик, выйдя на свет с бокалом шерри в руке.

55

Людвиг Грёнли принес себе чай и опустился в кресло перед экранами. Анья, как до ухода Людвига из кабинета, так и по возвращении, тяжко вздыхала, получая все новые и новые письма.

– Черт, они когда-нибудь остановятся?

– Опять из Стокгольма?

– Сколько у них вообще документов по делу? Я больше не могу. Мое образование стоило как яхта, а теперь я сижу тут и работаю секретаршей. Надо поговорить с руководством, Людвиг?

Анья наклонился вперед и открыла себе сникерс.

– То есть с Мунком, – улыбнулся Людвиг, подув на свой чай.

– Да, или с Анетте, она же тут всем рулит, да?

– Смотря чем, – сказал Грёнли, открывая письмо в почте – ничего интересного, предложение увеличить пенис.

У Грёнли не было необходимости увеличивать пенис, как и любые другие части тела, поэтому он удалил рекламу, но не знал, в какую папку отправить.

– А в чем вообще разница между корзиной и спамом?

Громко засмеявшись, Анья провела рукой по своим мелким кудряшкам.

– Ты такой милый, Людвиг.

– Что?

– Ты как мой папа. Он тоже не разбирается в компьютерах. Я сегодня по телефону пыталась помочь ему загрузить фотографии в папку на рабочем столе. Спустя полчаса, когда у него так ничего и не получилось, до меня дошло, что он имел в виду настоящий рабочий стол, на котором стоит компьютер, и для этого отец принес бумажную папку.

– Смешно, – сказал Людвиг, сделав глоток чая.

– Так что хорошо, что у тебя есть я.

Полячка положила ноги на стол и закинула руки за голову.

– Да, мне очень повезло, Анья.

– Я бы тут со скуки померла без тебя, так что хорошо, что мы вместе.

Она послала ему воздушный поцелуй и выругалась, когда ее компьютер опять пискнул.

– Да черт бы вас побрал, я больше не хочу от вас никаких писем. Хватит нам шведских документов. Я не могу больше!

Сунув остатки сникерса в рот, Анья вытерла руки о рубашку в клеточку.

Вдруг на столе Людвига завибрировал мобильный.

Мунк.

– Привет, Людвиг, у меня срочное дело.

– Слушаю.

– Мне нужна вся информация по Франку Хельмеру.

Людвиг прикрыл трубку рукой и позвал Анью к своему монитору.

– Это срочно. Что у нас есть по Франку Хельмеру?

Анья кивнула и бросилась к клавиатуре.

– Их двое – один в Алте, Франк Роберт Хельмер, пенсионер, семьдесят один год. Второй в Манглерюде. Франк Хельмер, тридцать шесть лет. Два адреса, домашний и какой-то фирмы в Люсакере, сантехнической, кажется…

– Людвиг, ты тут?

– Я тут, мы нашли его. Думаю, пенсионер из Финнмарка тебя не очень заинтересует, так что отправляю того, что из Осло. Франк Хельмер. Мы нашли два адреса – домашний и фирмы сантехников.

– Супер, Людвиг. Отправь мне и Мие, хорошо?

– Будет сделано.

Анья открыла банку колы и подняла брови от удивления.

– Сильно.

Людвиг улыбнулся.

– Думаю, тебе надо остаться здесь, Анья.

– Я тоже так думаю, на самом деле, – ответила она, надвинув очки на нос, когда в дверь постучали.

– Извините?

Шведский психолог.

– Извините, что отвлекаю, но Миа не подходит к телефону. Вы не знаете, где она?

56

Одиннадцатилетний Кевин Мюклебюст сидел за круглым обеденным столом в их маленькой подвальной квартирке, не зная, радоваться ему или грустить. С одной стороны, он, конечно, рад, что у мамы все хорошо. Она вся светилась – купила свежий хлеб, пожарила яичницу с беконом. Принарядилась – надела нормальную одежду. Обычно по утрам она ходила в халате, если вообще вставала к этому времени. Но сейчас, с появлением нового дяди в доме, все изменилось. Настоящий мужчина, а не ребенок, пытавшийся стать мужчиной. Ульф, водитель эвакуатора НАФ, снова ночевал у них. Кевин слышал, как они хихикали за тонкой стеной, составляя для него план. Они собирались сделать вид, что этот план Кевину на пользу, но он-то знал, чего они хотят и почему собираются выдворить его из дома.

– Слушай, Кевин, – приторно начала мама, наливая кофе дяде, который теперь был мужчиной в доме.

Вообще-то Кевину не хотелось сидеть с ними. Они гладили и трогали друг друга, и мама вела себя странно: хихикала, прикрывая рукой рот, на стуле сидела ровно, а не как обычно, закинув ноги на стол. Пепельницы были пусты, мама даже пропылесосила, по крайней мере, ковер под столом у телевизора – обычно там все было в пепле. Да и есть Кевину не хотелось. Но мама была такая радостная, что он решил, что надо попробовать, и намазал хлеб икрой трески и маленькими кусочками ел его.

– Слушай, Кевин, – повторила мама, погладив сына по руке и предложив ему кусочек