Стоик - Теодор Драйзер

Вот и он, с тех пор как приехал в Нью-Йорк, не занимался ничем, кроме дел. Здесь его больше ничто не интересовало и потому его мысли непрестанно возвращались к Беренис и Прайорс-Кову. Тем не менее он решил объехать все города, где рассчитывал добыть капитал, — это была бешеная гонка по Восточным штатам, и Каупервуд отчаянно устал. Впервые в жизни он не то, чтобы почувствовал, а подумал, что стареет. К счастью, этой изнурительной поездке положила конец телеграмма от Джонсона: некоторые группы пытаются оказать давление на парламент и потому присутствие мистера Каупервуда в Лондоне совершенно необходимо.

Каупервуд показал телеграмму Эйлин. Прочитав ее, Эйлин подняла глаза на Каупервуда и сказала, что у него усталый вид: должен же он позаботиться о себе! Здоровье — прежде всего, об этом нельзя забывать. Пора бы ему свернуть дела в Европе и уйти на покой. Он ответил, что и сам подумывает об этом; кстати, он не хочет обременять ее заботами о своей галерее: пока он будет в отъезде, за картинами присмотрит мистер Касберт — человек, суждению которого вполне можно доверять.

А тем временем Беренис уже стало беспокоить длительное отсутствие Каупервуда. С каждым днем, проведенным без него, она чувствовала себя все более одинокой. Лорд Стэйн не раз возил ее на различные приемы и званые вечера, где знакомил со своими друзьями, а однажды они были даже при дворе, — и все же Беренис недоставало Каупервуда, ею владела странная, необъяснимая тоска по нем. Он был в ее жизни всем, — сила его личности затмевала для нее блеск высшего света, которым пленял ее воображение лорд Стэйн. Да, конечно, Стэйн приятный и интересный спутник… но, вернувшись в Прайорс-Ков, она снова всеми помыслами, всем сердцем была с Каупервудом. Что-то он сейчас делает, с кем проводит время? Неужели он снова увлекся Лорной Мэрис? Или кем-нибудь еще? А быть может, он вернется к ней таким же страстно влюбленным, как и уехал? И приедет ли с ним Эйлин, или ему удалось задобрить ее и она хоть на время оставит его в покое?

Ох уж эта женская ревность! А сама она как ревнует его!

Он столько для нее сделал! И не только для нее, но и для ее матери! Ведь это он платил за ее образование, а потом подарил ей чудесный особняк в Нью-Йорке, на шикарной Парк авеню.

По складу своего ума и взглядам на жизнь Беренис была холодной, расчетливой натурой: как раз перед тем как угрозы Эйлин заставили Каупервуда вернуться в Нью-Йорк, она почти решила, что если эта новая выходка ревнивой жены не кончится для нее плачевно, ей следует быть впредь полюбезнее с лордом Стэйном. Он серьезно увлекся ею — это ясно. Похоже, что он подумывает даже о женитьбе на ней.

«Если б только я была по-настоящему влюблена в него, — думала она. — Если б только он не цеплялся так за условности, не был англичанином до мозга костей». Она слышала, что по английским законам можно развестись с женщиной, которая, выходя замуж, обманула мужа, скрыв свое прошлое, — а ведь именно так поступила бы она, выйдя замуж за Стэйна. Вот почему в отсутствие Каупервуда Беренис отмалчивалась и держалась подальше от Стэйна, — ведь Эйлин, если захочет, может нанести непоправимый удар ее положению в обществе!

Но лондонская пресса молчала, и Беренис постепенно успокоилась; к тому же она получила письмо от Каупервуда, — он делился с нею своими бедами: вот и здоровье что-то вдруг сдало, и силы пошатнулись, скорее бы вернуться в Англию, отдохнуть, побыть подле нее! Прочитав о его недомогании, Беренис подумала, не отправиться ли им вместе в какой-нибудь тихий красивый уголок, подальше от спешки и суеты делового мира. Но есть ли на земле такие края? И если есть, то, возможно, Фрэнк уже бывал там и они успели наскучить ему, — ведь он так много путешествовал: был в Италии, Греции, Швейцарии, во Франции, Австро-Венгрии, Германии, Турции, в Святой Земле.

А что, если съездить в Норвегию? Насколько помнится, Каупервуд никогда не рассказывал о ней. Она непременно убедит его поехать вместе в эту незнакомую, непонятную страну! Беренис даже купила книжку о Норвегии, чтобы подробно ознакомиться с ее красотами и достопримечательностями. С увлечением перелистывала она страницы, рассматривая фотографии сумрачных высоких скал; горы поднимались круто вверх на тысячи футов, между ними зияли пропасти, прорубленные, словно взмахом меча, рукой суровой, неумолимой природы; с вершин низвергались водопады, шипя и пенясь неслись горные потоки, а в долинах дремали живописные мирные озера. То тут, то там к каменным склонам, словно моряки к плоту после кораблекрушения, лепились крошечные фермы. Беренис читала о древних богах норвежцев: об Одине — боге войны, о Торе — боге грома, и о Валгалле — своеобразном рае, уготованном для душ тех, кто погиб сражаясь.

Читая книгу и разглядывая иллюстрации, Беренис пришла к убеждению, что в стране этой нет никаких следов промышленности. Вот такое место и нужно Каупервуду для отдыха!

57

Каупервуд вернулся в Англию осунувшийся, усталый; Беренис быстро сумела заразить и его желанием побывать в Норвегии, где, как ни странно, он еще ни разу не был.

Вскоре он уже поручил Джемисону отыскать и зафрахтовать для него яхту. Но прежде чем Джемисону удалось что-либо найти, некий лорд Тилтон, узнав от Стэйна о намерениях Каупервуда, любезно предложил ему для поездки свою яхту «Пеликан». И вот, в разгаре лета, Каупервуд и Беренис оказались на борту яхты, плавно скользившей вдоль западного побережья Норвегии по направлению к фиорду Ставангер.

Яхта оказалась очень красивой, а Эрик Хансен, шкипер-норвежец, искусным мореходом. Он был могучего сложения, хотя и невысок ростом, румяный, с целой копной желтых волос, падавших ему на лоб. Его голубые, холодные, как сталь, глаза словно бросали вызов всем морям и непогодам. Его движения наводили на мысль об извечной борьбе с бурями: он ходил враскачку даже по земле, будто хотел всегда жить в одном ритме с морем. Всю жизнь он был моряком и всей душой любил эти прибрежные воды, изрезанные лабиринтом таинственных гор, что выступают на тысячи футов из морских глубин и уходят на тысячи футов под воду. Иные говорят, что горы эти образовались от сдвигов или трещин в земной коре; другие — что это застывшая лава вулканов. Но Эрик знал: эти берега и эту землю в незапамятные времена изрубили мечами грозные викинги — они могли проложить себе путь сквозь любые преграды, хоть на край света.

Беренис, глядя на крутые склоны, где далеко в вышине прилепились домики, не могла даже представить себе, как это их обитатели умудряются спускаться к проходящим судам, а потом взбираться к себе наверх. Да и зачем это им нужно? Все здесь казалось таким необыкновенным. Беренис была незнакома с искусством лазания по горам, которое норвежцу, по-видимому, пришлось изучить волей-неволей, беря пример с коз, перепрыгивающих со скалы на скалу.

— Странный край, — говорил Каупервуд. — Я рад, что ты привезла меня сюда, Беви. Но мне кажется, природа, создав эту страну такой прекрасной, обидела ее климатом. Днем в летнюю пору здесь чересчур много света, а зимой — чересчур мало. Слишком уж много тут романтических заливов и фиордов, слишком много голых скал. А все же, должен признаться, мне здесь очень нравится.

Беренис уже заметила, какой живой интерес пробудила в нем поездка. Каупервуд то и дело звонил и, вызвав к себе учтивого шкипера, засыпал его вопросами.

— Чем, кроме рыбы, промышляют здешние жители? — спрашивал он Эрика.

— Видите ли, мистер Диксон (под этим именем путешествовал Каупервуд), у них немало всякой всячины. Есть козы, и они продают козье молоко. Есть куры, а значит, и яйца. Есть коровы. Здесь часто судят о богатстве человека по тому, сколько у него коров. Есть, понятно, масло. Тут у нас упорный, выносливый народ: они добиваются с пяти акров такого урожая, что вы и не поверите. Хоть я и немного в этом смыслю и ничего особенного не могу вам рассказать, но они, право, живут лучше, чем вы думаете. И потом, — продолжал он, — большинство молодых людей в здешних краях учится мореходному делу. С годами они становятся капитанами, матросами или коками: ведь в норвежские гавани заходят сотни судов — и откуда и куда только не идут эти суда — во все порты и гавани мира.

Тут в разговор вмешалась Беренис.

— Вот что, по-моему, любопытно, — сказала она, — у них здесь всего немного, зато все — отличного качества.

— Вы правы, сударыня, — отозвался шкипер, — я и хотел это сказать. Видите ли, мы, норвежцы, научились довольствоваться тем, что у нас есть, — продолжал он с воодушевлением. — И мы знаем мир не по книгам, а как он есть на самом деле, хотя мы и любим книги и ценим ученость. У нас почти нет неграмотных, и хотите верьте, хотите нет, но в Норвегии больше телефонов, чем в Испании или Польше. Есть у нас и знаменитые литераторы, и музыканты — Григ, Гамсун, Ибсен, Бьернсон.