Неотвратимость - Владимир Печенкин

Ну что с ним, шалопутным, будешь делать?! Нина Николаевна, зевая, тоже села против Паньшина. Спросила для приличия, как здоровье у матери. Ответил: «Ничо». Разговор не клеился. Вид у непрошеного гостя какой-то затаенный, будто задумал что, выжидает… Нина Николаевна забеспокоилась. А он вдруг объявил с кривой усмешкой:

— Ну, хватит разговаривать. Я, тетка Нина, убивать всех вас пришел, тебя и Володьку.

Вытянул из-за пояса обрез, рукоять обмотана синей изоляционной лентой. Как заколдованная глядела Нина Николаевна в черные зрачки стволов, ни бежать, ни крикнуть сил нет. А сосед встал, облокотился на комод, навел обрез ей в лицо. Дымит сигаретой, наслаждается предсмертным ужасом женщины. Спросила голосом сдавленным:

— Как же так, Сережа? За что? Ведь я в матери тебе гожусь, ведь соседи мы, боле десяти годов избы наши рядом… — торопилась ему сказать, уговорить, искала слова доходчивые, совестливые, потому что прямо в лицо ей глядели четыре страшных, заупокойных глаза— два ружейных, два бандитских, а Паньшин слегка уж надавил курок, еще чуть и… — С матерью твоей, Еленой Мироновной, всегда по-соседски, тебя парнишечкой малым знавала… Так за что, Сережа?

Не отводя обреза, сел на табурет.

— Володька твой шибко много знает. Застрелю его, чтоб не болтал чо не надо. А после и тебя. У меня патронов с полсотни, могу пол-Шайтанки перестрелять. Все одно сидеть мне пятнадцать лет, тетка Нина.

Рассуждал спокойно, неторопливо, держа под прицелом женщину. Дымилась сигарета в углу рта, зажатая редкими, неприятными зубами. Пальцем то принажмет курок взведенный, то приотпустит. Каждый раз, как проклятый бандитский палец напрягался, у Нины Николаевны замирало сердце — сейчас полыхнет!.. Но палец вновь расслаблялся. Не спешил Паньшин. Перед тем как застрелить соседку, он рассуждал о себе. Он уверен был в гуманности к себе закона: пол-Шайтанки перестреляет, а его самого все равно оставят жить. Пускай в колонии пятнадцать лет, но он останется жить. Что ему свобода? Что ему делать на свободе? Разве что мучить, убивать. А в остальном какая разница: колония, дом ли родной.

Женщина уже не могла говорить, шептала:

— За что, Сережа?

— Просил пятерку, не даешь.

Рука Нины Николаевны в кармане халата сжимала десятирублевую бумажку. Но как-то не приходило ей в голову отдать, откупиться от смерти. Откупишься ли от пьяного грабителя? Возьмет деньги, потом выстрелит… Сердце Нины Николаевны то останавливалось, то стучало отчаянно… напоследок. С трудом поднялась, к окну пошла — вдохнуть прохладного воздуха, увидеть снег, белый свет за окном…

— Эй, куда! А ну сядь! — напрягся палец на курке.

Покорно пошла назад. Но замутилось, завертелось все… упала Нина Николаевна.

— Ты чо, тетка Нина? Сердце барахлит? Лекарство у тебя есть? На кухне? Айда на кухню.

Поднял, повел. Сам налил сердечных капель в стакан. Понюхал, сморщился. Ей дал выпить. Сердцу стало легче. От капель, от того ли, что ружье в лицо не целит.

Возвратились в комнату, сели как раньше. Вновь расспрашивала Нина Николаевна, ужас скрывая, про мать, про сестер, про… Не знает уж, о чем бы еще, как отвлечь мучителя. А рука в кармане сжимает десятку.

Приди к Нине Николаевне соседка любая, попроси взаймы для семьи — отдала бы рублевку последнюю. Но этому на водку? Мучителю, убийце?! Не спасет десятка. Хоть бы сын не пришел на обед!..

— А средняя-то ваша сестренка, она как живет там, под Ленинградом?

— Ничо. Живет.

Господи, сколько это будет тянуться?!!

В сенях шаги. Оба насторожились: женщина — с ужасом, грабитель — рукоять сжал, насупился. Вошел дружок его и собутыльник Колька Бородин. Заныл:

— Чо сидишь, я замерз ждать. Здорово, тетя Нина.

— А ну, брысь отсюда! — велел Паньшин.

— Холодно, замерз…

— Выйди!

Бородин попятился к двери.

— Коля, не уходи! — взмолилась Нина Николаевна и, откуда силы взялись, подбежала, вцепилась в этого беспутного, пьяного Кольку, будто утопающий за соломинку, как в единственное спасение от гибели.

— Выйди! — рявкнул Паньшин. Колька пятился, к двери, за ним, уцепившись намертво, тянулась женщина, а следом — обозленный Паньшин. Так выдвинулись в сени, по ступенькам во двор. Не чуяла холода женщина, ступая в чулках по снегу, подталкивая Кольку к воротам, ожидая выстрела сзади… Сзади, как палач, следовал Паньшин. Только бы не явился на обед сын Володя!

— Тетка Нина, все ж дай нам денег.

— На! — вынула из халата, сунула ему десятку, чуть не сказала: «Подавись!» — удержалась.

Парни вышли на улицу. Нина Николаевна приперла ворота жердью, убежала в избу, все двери на засов. Упала на кровать. Смотрела в знакомый потолок. Окна. Стол. Ее изба, ее комната. Жива осталась! Что там звякнуло на кухне? Опять придет палач?! Господи, за что этот выродок мучает людей?!

7

Майор Палинов человек спокойный и обстоятельный. Каким и быть положено начальнику следственного отделения района. Приехав в Шайтанку, начал он осмотр места происшествия с обстоятельностью сугубой. Квалифицированный осмотр при дневном освещении отличается от беглого, по горячим следам, ночного, как… как день от ночи. Но времени-то прошло сколько! Шел снег, проходили люди, проезжали сани, собаки петляли, нюхали. Значит, прояви, майор, внимательность вдвойне, чтобы достаточно четко восстановить картину ночного происшествия.

Эксперт-криминалист делал фотоснимки. Палинов начал писать протокол осмотра. В отдалении ждал на дороге в управленческом «газике» шофер.

Но вышло так, что не довелось Палину восстановить картину, осмотр закончить не успел.

В Шайтанке бывал он нередко, многих тут знал, многие его знали. Вот и сейчас идет как раз мимо знакомый старик, живущий неподалеку. Остановился, поздоровался. Пригляделся понимающе. И будто мысли палиновские прочитал:

— Вам Сергей Паньшин нужен, поди? Так он сейчас мне навстречу попался, с дружком шел. Надо полагать, что к станции они направились.

— Почему думаете, что к станции?

— Скоро электричке время быть, а Паньшину в городе лучше сейчас, здесь ему тесно.

— В чем одет?

— В коричневом, кажется, пальто. Утром ко мне приходил с угрозами, в коричневом был. Шапка черная, штаны широкие, полосатые. Вы, Александр Тихоныч, осторожнее с ним, утром он меня обрезом пугал, за поясом носит, рукоять синяя.

— Спасибо, Тимофей Максимович.

— Удачи вам, — кивнул старик. — Надоел Паньшин всей Ш айтанке. Опасный стал дюже.

Машины Клаузера еще не видать. Паньшин может уехать на электричке — ищи его потом в большом городе. Будет там похаживать с обрезом… Палинов осмотр прервал. Сели они с экспертом в машину.

— Гони напрямик к станции, — сказал шоферу. Понесся «газик» улицей вдоль железной дороги.

К самой станции не подъехать, сугробы намело. Вдали за лесом поет уж аккордеонным голосом электричка. Палинов велел шоферу ждать, побежали они с экспертом к станции, увязая в снегу. На платформе люди к электричке собрались. В самом начале платформы группа парней, среди них двое в коричневом. Палинов и эксперт в штатском, внимания не привлекают: спешат городские, домой им надо, вот и все.

Подошла электричка, люди в вагоны забрались. Палинов с товарищем на ходу успели в последний вагон. Отдышались, пошли. Майор не знал Паньшина лично, да память цепкая: по фотографии лицо помнится, узнать можно. Только не видно Паньшина. Всю секцию, три вагона, прошли — нет. На следующей станции Мон-зино перебежали во вторую секцию. И здесь нет. На Огородной перешли в последнюю секцию. Сидят те парни, что в Шайтанке сели, двое из них в коричневом. Но Паньшина нет. Почуял опасность, выскочил? Или его и не было в электричке?

На последней перед городом остановке Старатель они остались. Палинов позвонил в город: встретьте электричку, проверьте, Паньшина нет ли. Теперь надо возвращаться в Шайтанку. На чем? Повезло: от дома отдыха идет такси.

— В Шайтанку, быстро! — приказал Палинов. Шофер посмотрел свысока на плотного мужчину в небогатом осеннем пальто: чего он туг раскомандовался!

— Мы из уголовного розыска.

— О! Другое дело. — Таксист «дал газа до отказа». Спросил: — Вчера нашего товарища в Шайтанке поранили, вы не по этому делу?

— По этому.

— Ищите того подлеца. Если он как-нибудь нам попадется — растерзаем, точно вам говорю. За товарища.

— Найдем без вас. Ты жми побыстрее.

Шофер жал. Но Палинову казалось, что еще бы поскорее надо.

8

Из кабинета главврача майор Кулаков названивал в поселковый Совет Шайтанки. Дозвонился, передал: пусть найдут майора Клаузера или хоть кого из милиции, срочно найдут. Пусть доложат: потерпевший Абросимов в присутствии понятых среди фотографий, помещенных в альбоме, на снимке под № 119 опознал лицо стрелявшего в него ночью. Согласно тетради учета, под № 119 значится Паньшин Сергей Павлович, проживающий в поселке Шайтанка…