Семь жизней - Нонна Монро

почему? Почему в моей голове эта парочка и как она умудрилась вышвырнуть оттуда остальные мысли?

Нужно переключиться. Думать о привычном. Смерть и мама. Эти мысли действуют на меня, как успокоительное.

Ее крик вновь звенит в ушах. Она умоляет ее забрать. Я помню свои мысли в тот день. На ее молитвы, я читаю свои. Прошу забрать меня вместе с ней, но она не просит за меня. Захлебывается в собственных слезах и просит, просит, просит. А Эмма? Она смиренно сидит напротив и не проявляет свою знаменитую заботу. Отчего же, тетушка? Отчего ты сидела сложа руки и смотрела, как твоя сестра умирает на твоих глазах? Не вызвала скорую, не дала стакан с водой. Ты молча смотрела, как она захлебывается в собственной блевоте, а после глушит свою боль алкоголем. О чем ты молила в тот момент? Почему так быстро собрала вещи и схватила меня? Этот поток вопросов льется один за одним. Ты не давала мне ответов и скрывала, как могла. Ты была уверена, что пятилетняя девочка не вспомнит самую страшную ночь в своей жизни. А она запомнила.

Смерть. Как бы мне хотелось уйти в ночь вместе с ней. Попасть в ее теплые объятия и покинуть чертов мир. Я думаю о смерти слишком много для подростка, но слишком ли много в масштабе жизни? Нет. Но один раз мои мысли действительно смогли меня напугать. Когда я начала планировать.

Я перебрала множество вариантов собственной смерти, но ни один из них не выглядел достойно и уверенно. Спрыгнуть с многоэтажки? Все крыши закрыты и есть вероятность не умереть, а остаться калекой. Наглотаться таблеток? Слишком драматично и вновь не точно. Тетя Эмма может вернуться и успеть вызвать скорую. Прыгнуть под поезд? Устроить аварию? Накачаться наркотиками и алкоголем? Нет. Нет. Все это слишком призрачно.

Мысль о суициде странно усмиряла. Было удобно думать, что, если вся жизнь пойдет наперекосяк, я в одно мгновение смогу лишить себя целой жизни. В связи с этим я перестала так сильно погружаться в проблемы. Успокаивала себя тем, что всегда могу умереть. Страшно представить, когда моя идея станет навязчивой. Когда наступит тот день, и я действительно прибегну к своему плану. Когда все пойдет наперекосяк.

Я пытаюсь утешать себя мыслями, что моя жизнь не так плоха, но довольствоваться столь малым… Не знаю. Было бы намного проще забыть свою жизнь, как страшный сон. Перестать себя терзать мыслями и искать ответы на вопросы, которых накопилось слишком много. Тетя Эмма щедро приправляет мое существование заботой, не замечая, что существовать я больше не хочу. Ей так легче и проще.

Копаться в себе невыносимо сложно, но так или иначе, я убиваю время. Урок за уроком, звонок за звонком.

Обеденный перерыв. Аппетита нет, как и желания находиться рядом с одноклассниками. Иду к кабинету, где будет следующий урок. Лавочки заняты малышней, что тихонечко хихикают над пошлой шуткой. Сажусь на подоконник и отвлекаюсь пейзажем за окном. Здесь открывается вид на стадион, где футболисты разминаются перед игрой. Вижу Нила – капитана футбольной команды. Именно из-за него Аманда ненавидит меня. По слухам, он отправил мне валентинку на День всех влюбленных. Не знаю, что это было: проявление симпатии или стеб, но Аманда знатно взбесилась после этого жеста. В ее голове не могло уложиться, как один из самых красивых парней в школе, смог влюбиться в самую странную девушку. Я плевать хотела на Нила. Такие парни, как он, меня не привлекают. Да и в целом, меня редко привлекают парни.

На коленку Элеоноры опустилась женская рука и нежно потрепала. Нахмурившись, девушка повернулась к причине своего беспокойства. Одилия.

– Тебя не было на обеде, – мелодично сказала девушка, вскинув брови.

– И?

– Я начала переживать.

Элеонора окинула ее недоумевающим взглядом.

– У тебя совсем нет друзей, – продолжила Одилия, усаживаясь рядом с ней.

– Меня это совершенно не беспокоит, – пожала плечами Нора, отворачиваясь к окну.

– Тебе должно быть одиноко.

Элеонора не успела ответить, ведь к Одилии внезапно подбежал Орест. Он схватил ее за руку и начал яростно трясти.

– Не теряйся, – с улыбкой ответила ему девушка, убирая руку.

– Одилия! – встревоженно вскрикнул он, продолжая хвататься за сестру.

– Я никогда себя не чувствую одинокой, – спокойно продолжила Одилия, обращаясь к Элеоноре.

– Что с ним?

– Он немного болен, – пожимает плечами Одилия.

Ее легкая улыбка выглядела вымученной. Только сейчас Элеонора заметила едва заметные синяки на руках и темные круги под глазами. Одилия выглядела истощенной и уставшей, и причина ее плачевного состояния стояла рядом с ней.

Элеонора перевела взгляд на Ореста. Выглядел он чересчур встревожено: постоянно оглядывался, судорожно кусал губы и теребил сестру за руку. Но, несмотря на его тревогу, Одилия оставалась спокойной. Ее глаза любопытно блуждали по ученикам, руки расслабленно лежали на ногах, а на губах повисла легкая улыбка. Нора в очередной раз удивилась их внешней схожести, но именно сегодня их глаза были не изумрудными, а темно-синими. Стало очевидно, что эта парочка ежедневно носит линзы.

– Орест меня не беспокоит, – продолжила Одилия, потирая колени. – Иногда он бывает надоедливым, но я все равно люблю его.

– Он с рождения такой? – не удержалась Элеонора.

– Да. Мы двойняшки, хотя ты, наверное, и так заметила.

Элеонора кивнула в ответ и продолжила рассматривать их. И все-таки, что-то в них ее смущало. То ли отстраненность Одилии, то ли испуг Ореста.

– Ты выглядишь грустной, – вновь пропела Одилия, касаясь пряди волос Норы.

Элеонору парализовало от прикосновения. Она испуганно взглянула на одноклассницу, поджимая губы.

– Не делай так больше, – прошипела Нора, отстраняясь от Одилии.

– Отчего же? – забавно улыбнулась девушка, вновь вскинув брови.

Элеонора спрыгнула с подоконника и направилась в сторону класса. Кровь прильнула к лицу, и щеки мигом вспыхнули. Одно легкое прикосновение вскрыло давние воспоминания. Те, что бережно хранились в самом сердце.

* * *

Десять лет назад

Мужской смех перемешался с женским и разливался по всей квартире. Маленькая Элеонора сидела в углу комнаты возле коробки из-под обуви и игралась с тряпичной куклой. Платье ее выцвело, и одна из пуговиц, что являлась глазом, была оторвана. Элеонора знала, что, когда в дом приходят мамины гости, нужно вести себя тихо и ни в коем случае не входить на кухню.

Борясь с чувством голода, она тихонечко плакала, утирая лицо футболкой. Ей так хотелось подойти к маме и попросить кусочек хлеба, но мать ее была пьяной и редко адекватно реагировала на ее просьбы. Оставалась надежда на тетю Эмму, которая с минуты на