Серебряный змей в корнях сосны – 3 - Сора Наумова

переживала странную привязанность супруга к юной служанке, которую он привел однажды в поместье. Какое-то время это было не так заметно, но постепенно в Таэко крепла ревность, она мечтала избавиться от соперницы, тем более что все вокруг ждали от нее рождения наследника рода Хагивара, его спасение, но боги не желали послать ей ребенка.

Тем удивительнее, что помощь пришла со стороны ненавистной Каэдэ. Та как-то рассказала, что воспитывалась бродячим монахом Сусуму, но оставила его ради службы в поместье. Монах этот, по словам девушки, творил настоящие чудеса, но не выставлял их напоказ, оттого найти его было сложно. Впрочем, сейчас он временно осел в заброшенном храме, который когда-то давно возвели предки Хагивары Такумы. И несчастная Таэко набралась смелости и отправилась туда без ведома мужа.

Молитвы монаха помогли, и Таэко вскорости забеременела, но и Каэдэ с каждым днем занимала все больше места в их жизни, будто тоже была женой. Тревожась, как бы она не стала наложницей в их доме, Таэко снова пошла к монаху и, не упоминая имени Каэдэ, попросила отвадить соперницу. Не убить, нет. Таэко не желала девушке смерти, лишь хотела, чтобы та оставила их с мужем в покое, покинула поместье. Но на обратном пути домой, сама того не ведая, подверглась нападению обариёна. Теперь не узнать точно, было ли это случайностью, но Кента склонялся к мысли, что таким образом лже-монах попытался защитить Каэдэ от хозяйки. Едва ли из любви, скорее чтобы ритуал хитобасира не сорвался. Так Кенте думалось.

Потому как Хагивара Такума, в свою очередь, покаялся, что и правда собирался использовать чувства Каэдэ к нему, дабы избавиться от проклятия, о котором говорили его отец и дед. Все они, а до них еще предки Такумы, погибали страшной смертью, едва только покидали пределы поместья. Ни храм за деревней, ни молитвы к богам и ками, ни учение Будды – ничего не помогало. Хагивара просто боялся, что его ребенок будет так же страдать за стенами, как и он сам всю свою жизнь. Он не знал – никакого проклятия не было и в помине. Но Кенте виделось, он не очень-то поверил. Может, не хотел думать, что столько лет запирал сам себя.

Провести хитобасиру посоветовал все тот же Сусуму, но наказал не впутывать в это никого больше, особенно беременную жену. Знала только Каэдэ и с радостью готова была пойти на смерть, думала, что так докажет свою любовь, не решаясь высказать ее словами.

Однако все могло сорваться еще тогда, когда отчаявшаяся и страдающая от обариёна госпожа Таэко заплатила бандитам, чтобы те напугали Каэдэ или даже похитили и увезли подальше. Разумеется, она не была настолько жестока и не собиралась просто вышвырнуть девушку без единого мона за душой. Главарь, Сару, должен был после выдать ей мешочек с монетами. Но вмешались Кента с Хизаши. Спасли Каэдэ, привели в поместье, узнали о готовящемся ритуале, сорвали его. Такая непростая история, где сложно найти абсолютно плохих или абсолютно хороших участников, но они справились с ней и справились на отлично. Когда Каэдэ поправится, Рёта увезет ее из поместья. Госпожа Таэко простит мужа и родит ему ребенка к исходу лета.

Так написал Кента, и так прочел учитель Морикава в его отчете. Хизаши ни о чем не знал, даже не явился отчитываться вместе. Это было не обязательно, но для Кенты важно. Для Хизаши, похоже, не очень.

– Вы поссорились? – прямо спросил Джун тем же днем, как они все вернулись в их павильон на троих, сразу после унылого ужина. Точнее, именно в тот момент Мацумото отсутствовал, он вообще старался лишний раз с ними не пересекаться.

– Нет, – ответил Кента, потому что это было правдой.

– Врешь. Этот обезьяний сын что-то натворил? Скажи, ему давно пора устроить взбучку.

И многозначительно похрустел пальцами.

– Ничего он не натворил. – Кента устало сел за стол и начал бездумно перебирать свои записи с занятий. В голове было пусто.

– Я как лучше хочу, – серьезным тоном произнес Мадока и вздохнул. – Мне не нравится Мацумото, но мы ведь должны держаться друг за друга, разве нет?

Кента что-то ответил, что-то, успокоившее бы Мадоку, а сам смотрел, как за окном тает день. Он был солнечным, ясным, оттого и закат поражал обилием красок от нежно-персикового до кроваво-красного с прослойкой лиловых и синих облаков.

– Кента-кун?

Кента повернулся к Джуну и неловко улыбнулся.

– Я пойду прогуляюсь.

– Эй! – Джун пропустил его, но после ворчливо добавил: – Только недолго, а то холодает. Один из вас, кажется, голову напрочь отморозил.

– Спасибо за заботу!

– Иди уже, ищи своего Мацумото, – отмахнулся Мадока и скрестил руки на груди.

Он был прав. Нельзя, чтобы все так и повисло между ними, недосказанное, недопонятое, наполовину явное, наполовину – скрытое во мраке. Младшие ученики здоровались, Кента их едва замечал, только спрашивал, не видели ли они Хизаши. Тот как будто испарился в воздухе. Гора была большой, но не настолько, чтобы один человек пропал без следа. Да и прав Джун – холодало. Улыбка Аматэрасу гасла, скользя лучами по заснеженному пику и ниже, по крышам павильонов, додзё и галерей, по дорожкам мимо тонких стволов вишен и слив. Кента спешил за ними и оказался у начала каменной лестницы, соединяющей площадки.

Ступени были тщательно вычищены воспитанниками до самого низа, где между двух высоких торо начиналась дорога к воротам школы. Хизаши стоял там и смотрел на тории впереди, от которых расходились мерцающие крылья барьерных заклинаний. Кента сбился с шага, остановился, а потом медленно спустился и встал на одну ступеньку позади Хизаши.

– Ты так никому и не рассказал еще? – спросил тот, чуть повернув голову и подставляя закатному свету изысканный профиль. – О том, что узнал.

Жгучая обида с новой силой охватила сердце, и Кенте пришлось шумно выдохнуть, прежде чем произнести:

– Я всегда знал.

Ему удалось согнать с Хизаши напускное безразличие. Повернувшись к Кенте, он показал то выражение, которое никто у него никогда не видел, – беспомощное.

– Как?! Не мог ты… Да откуда бы тебе…

Кента молча ждал, пока тот соберется с мыслями и словами. Слабый отголосок удовлетворения возник на мгновение и пропал. Не было в растерянности и неверии Мацумото ничего хорошего, ничего приятного – как и во всем этом разговоре, если честно.

– С тех пор, как увидел тебя сидящим на камне на развилке лесных дорог. Ты хорошо прятал сущность хэби, но дело в том, что я с детства видел больше остальных. – Кента не хвастался, «странному сыну мико» эта