Гуманный выстрел в голову - Коллектив авторов. Составитель С. Лукьяненко

Полиция обычно не трогает ни ту, ни другую группировку, закрывая глаза и на наркотики, и на луки, и на топоры. Во-первых, есть заботы поважней. А во-вторых, чем больше ублюдков перебьют друг друга да передохнут от своей отравы, тем лучше для города, не так ли? Конечно, кто подлежит призыву, те на площади в открытую не тусуются. Те прячутся. А тут торчат в основном допризывники, хотя бывают и отслужившие. Особенно среди коммунистов. Такие у них состоят большей частью вождями.

Между джамперами и коммунистами жестокая смертельная вражда. Вражда, не имеющая ни материальных, ни идеологических, ни классовых — вообще никаких причин. Просто так сложилось. Исторически. После Реконструкции, после Первых Побед, лет двадцать назад, еще до начала войны с Китаем — почему-то так повелось.

На площади группировки поделили время суток, а в городе — территорию. Там у них какое-то сложное, не поддающееся логике рваное земельное деление, которого целиком не знают и сами бойцы. Каждый четко понимает принадлежность территорий в своем микрорайоне. Если собирается куда-то ехать, сначала спрашивает на площади у своих, из того района — куда там можно, куда нельзя? Ходит такая телега, что служба безопасности ведет эту тему, и там, на Дзержинского, есть у них карта, где цветом отмечено по всему городу, какая территория чья. Да только на хрен безопасникам это нужно, если задуматься?

Появиться на чужой территории и попасться хозяевам означает, в лучшем случае, тяжелые телесные повреждения. А то и смерть. Если силы примерно равны — кровавый бой. Правда, нарушения суверенитета редки. Умирать и калечиться, в общем-то, никому особо неохота. Лет восемь назад закончились массовые войны за раздел территорий, и с тех пор кровь льется не часто. Но льется.

Серый ноябрьский рассвет. Холод. Ветер. Кажется, что ветер проникает даже через пластмассовые стены уличной кофейной кабинки. Искусственный кофе из автомата. Источник тепла — тонкий пластмассовый стаканчик с горячим напитком. Кисловатый привкус во рту. Джамперов еще нет. Прохожих мало. На дальней скамейке уже с полчаса сидит какой-то хмырь и все поглядывает на Ольгу. Знаем, знаем — повязку видит, а бумаги у него нет. Сиди себе, хмырь, без тебя тошно.

Голос сзади:

— Доброе утро, Оля.

Виктор Михайлович — мужчина средних лет, всегда аккуратно одет, чисто выбрит, всегда спокоен, вежлив, тихий голос, обходительные манеры. Без неприятных запахов. Хорошие чаевые. Один из постоянных. Собственно, лучший из них. Бывает пару раз в неделю, всегда по утрам.

— Здравствуйте, Виктор Михайлович. Как ваше здоровье?

— Спасибо, Оленька, здоров. А ты что же в такой курточке тоненькой в такую-то холодищу? Ну разве ж так можно? И без перчаток! Ну-ка дай руки. Ледяные!

Виктор Михайлович дышит на Ольгины ладони, целует пальцы. Потом галантно сгибает руку в локте. И они идут.

— Оля, почему ты не надеваешь зимнюю одежду? Она у тебя вообще есть?

Главное — не вспоминать сейчас про Кислого.

— Скажи, может, тебе денег не хватает? Ты себе-то оставляй хоть что-то, нельзя же все отдавать! Как там твои, кстати? Как мамины ноги? Сестренка не болеет?

— Да что вы, Виктор Михайлович, всего мне хватает, спасибо вам. Есть у меня одежда. Просто не думала, что так холодно сегодня будет.

Когда Ольга вернулась, Кислый уже был на площади. Как всегда — дурацкая улыбка на морде, несмотря ни на холод, ни на то, что со скейта только что слетел, да прямо башкой в мраморный пьедестал — Ольга видела издалека еще, когда подходила. Все улыбается. Несмотря на то, что знает, где сейчас Ольга была. И куда скоро опять пойдет. Увидел тоже, несется навстречу на скейте. Спрыгнул, поцеловал, кивнул в сторону своей доски:

— Давай! Сегодня будешь работать тройной переворот. Должно уже получиться, в прошлый раз уже почти правильно делала.

Насчет поцелуев было не совсем понятно. В «Правилах и обязанностях», как бы, про поцелуи конкретно ничего сказано… Но всякий раз, целуясь с Кислым на площади, Ольга потом воровато оглядывается по сторонам — нет ли супервайзера?

— Слышь, Оль, а кто ночью работал, Наташка? Наташка — Ольгина сменщица на площади. У нее классная татуха, точнее — подкожный биочип: как бы на запястье набит циферблат электронных часов. Только цифры каждую минуту меняются и всегда показывают точное время. А корректируются с ближайшего аэростата везде в пределах зоны обслуживания системы.

— Наташка работала?

— Ну а кому ж еще? Я ее, правда, с утра не видела. Небось, осталась со своим последним, сюда не вернулась.

— Надо кое-что спросить у нее. Тут, прикинь, чё было! Видела утром костровище вон то?

— Да делать мне нечего — костровища ваши рассматривать.

— Они не наши! Коммунары, суки, чё устроили: вчера Пешка и Скунс обдолбались в ноль — их когда уводили, они ни хрена не понимали. А начали тут с утра. Когда я пришел, они уж тут лежали, тащились. Ну и, короче, вечером — поднимаем их, спрашиваем: «Доски ваши где, бобики?» Они мычат чё-то, хрень какую-то несут. Ну, бесполезно разговаривать. Типа, конфеты по три сожрали, каждый. Ну мы так поглядели — вроде нет нигде скейтов их. Решили, что бобики без досок пришли, чисто поторчать. Луки их валялись там, у памятника, мы их взяли… Ну и темнело уже. Ушли, короче, и этих уродов увели. Хорошо еще, они ходить могли. А ща приходим — ё, Лысый заметил — в том костровище подвески и подшипники среди углей! И потом поглядели — кусок скунсовой деревяшки обугленный! От пешкиной только железки остались. А доски у них были… Пешкина — ладно еще, хотя тоже не хреновая, а у Скунса крутейший аппарат был! Да дураку достался… Китайская машина! Брательник ему с фронта привез. У Наташки твоей спросить надо, не видела, кто конкретно жег? Подстрелить бы ублюдков!

— За доски убивать будешь?

— Убивать — не убивать, а в жопу стрелу — в самый раз будет. Да и убил бы — козлов не жалко. Вон написали свою новую мудрость — видела, слева на пьедестале? «Сатана — наш рулевой». Ума палата, ё! Быдло. Ненавижу.

— А не скажет тебе Наташка ничего, если и видела.

— А вот мы спросим! Может, и скажет. Это ты у меня зараза такая — и нашим, и вашим. Ты бы не сказала, я понимаю. У тебя все друзья! Яуза-уяуза… А Наташка тоже этих козлов не любит.

— Причем тут «любит — не любит»? Плюнет-поцелует. Просто мы в вашем идиотизме не участвуем. Без нас разбирайтесь. Мы вам не шпионки.

— Ладно, не шпионка, давай, прыгай! Я покурю пока, посмотрю. Потому скажу, чё не так делаешь.

Война с Китаем тянется уже почти двадцать лет. Вялотекущая война, на которой, тем не менее, гибнут каждый год десятки тысяч. Из-за которой, тем не менее, вся страна находится на военном положении. Всеобщая воинская повинность. Все, кому от 20 до 23-х — в армии. Большинство на китайской границе. Призывают всех: и парней, и девушек. Девушки, конечно, в основном не воюют, служат в тыловом обеспечении или по медицинской части. Но и боевых женских подразделений хватает. А уж кого за что-то арестуют, вне зависимости от пола, автоматически — в штрафной батальон и на передовую. А из штрафных батальонов домой уже никто не возвращается. По крайней мере так, чтобы целиком, а не по частям.

За службу денег не платят, но Указом Президента давно отменены все отсрочки и брони. Единственный ты кормилец в семье, не единственный — не важно. Интересы Отечества требуют твоего присутствия за Байкалом.

Но есть возможность служить и за деньги. В основном у девушек, но в некотором количестве даже и у парней. В подразделениях физиологических услуг. Таких называют «физики». У них даже, как правило, есть возможность выбирать место службы. Больше всего получают физики на границе. Некоторые предпочитают ехать туда — зарабатывать, так зарабатывать! А многие служат в родных местах.

Граждане, имеющие заслуги перед Отечеством, занятые государственной работой, военные и гражданские чиновники, служащие министерств, ведомств, сотрудники средств массовой информации, оборонных и научных структур — категории граждан, которым по статусу полагается «бумага» — документ, по которому эти заслуженные люди могут пользоваться определенными льготами и услугами, недоступными для других. В том числе, обращаться к служащим подразделения физиологических услуг. К физикам. В крупных городах инфраструктура таких подразделений развита очень неплохо. Есть специальные физиологические центры, и просто на улицах в людных местах, как правило, всегда можно встретить физика. Когда физик на работе, он обязан носить на рукаве желтую повязку. Увидев человека с такой повязкой, гражданин, у которого есть надлежащая бумага, имеет право подойти к нему, предъявить свою бумагу и обслужиться. Пользоваться услугами этой сферы имеют право, конечно же, только холостые граждане и обращаться за услугами можно только к лицам противоположного пола. И еще: кроме бумаги гражданин обязан предъявить справку об отсутствии венерических болезней. Обслуживание производится бесплатно. Денег с клиентов не берут. Но нередко дают чаевые. Вообще, в «Правилах и обязанностях» служащих физиологических подразделений написано, что принятие денег от клиента расценивается как проституция, но, на самом деле, супервайзеры закрывают глаза на эти нарушения. В самом деле, ну кому жалко, если гражданин по доброй воле даст девушке-физичке немного денег? Что на самом деле расценивается как проституция, так это оказание платных секс-услуг гражданами, не состоящими на физиологической службе. Проституция запрещена, карается жесточайше — штрафной батальон, без вариантов.