1945. Год поБЕДЫ - Владимир Бешанов

«Борьба за существование нашего народа вынуждает нас применять на территории рейха все меры, которые способствуют уменьшению мощи нашего противника и задержат его продвижение в глубь страны. При этом должны быть использованы все возможности нанесения врагу прямого или опосредованного ущерба. Заблуждением является мнение, что неразрушенные и просто прекратившие свою деятельность предприятия и сооружения транспорта, связи, промышленности и снабжения могут быть вновь запущены при возврате утраченных территорий. В случае отступления противник оставит нам лишь выжженную землю и не допустит возобновления производства для нужд населения».

Разрушению любыми способами подлежали промышленные предприятия, источники и средства передачи электроэнергии, водопроводы и газовые сети, мосты и дороги, локомотивы, автомобили и суда, транспортные узлы и узлы связи, продовольственные и вещевые склады. Ничто не должно было попасть в руки противника, «ни один немецкий стебелек не должен стать пищей врага», он должен встретить «только смерть, руины и ненависть». Ответственность за исполнение возлагалась на военных совместно с гаулейтерами и имперскими комиссарами обороны.

Имперский министр Шпеер, генерал Гудериан, многие трезвомыслящие военные, руководители промышленности, как могли, саботировали исполнение директивы. Одно дело оставлять за собой «выжженную землю» в Советском Союзе — «в основе этой разрушительной политики лежали трезвые оперативные соображения», совсем другое — накануне поражения превратить в пустыню собственную страну и обречь нацию на вымирание в послевоенный период.

Когда бунтарь Гитлер еще только мечтал о власти, он, обещая облагодетельствовать всех немцев на планете, писал: «Государственный авторитет не может быть самоцелью, потому что в этом случае любая тирания на земле была бы неприкосновенной и священной. Если правительство использует свою власть на то, чтобы вести народ к гибели, в таком случае бунт каждого представителя такого народа не только правомерен, но и является его долгом».

Теперь фюреру было совершенно безразлично, какие «стебельки» будут жевать немцы. На все резоны Шпеера о необходимости сохранить «основу жизни народа» для его возрождения в будущем Гитлер «ледяным тоном» заявил: «Когда проигрывают войну, погибает и народ. Нет необходимости обращать внимание на основы дальнейшего самого примитивного существования немецкого народа. Напротив, лучше как раз разрушить эти вещи самим. Потому что наш народ оказался слабым, и будущее принадлежит более сильному восточному народу. Кроме того, после битвы уцелеют только неполноценные люди, ибо полноценные умрут на поле боя».

Народ оказался недостоин своего вождя — тем хуже для народа.

Что тут скажешь? Как показывает опыт XX века, все революционеры и борцы за народное счастье, от Ленина до Пол Пота, дорвавшись до кормила, оказывались, если их вовремя не пристрелить, отъявленными отморозками и беспределыциками.

20 марта немецкие части покинули альтдаммский плацдарм и взорвали за собой последний мост. Войска 61-й армии овладели почти полностью разрушенным Альтдаммом, а 47-й армии — Грайфенхагеном. Советскими войсками было взято более 12 тысяч пленных, 126 танков и самоходных орудий, более 200 пушек, 154 миномета и другое вооружение.

Восточный берег был полностью очищен от противника во всей полосе действий 1-го Белорусского фронта. С 21 марта маршал Жуков начал перегруппировку сил на берлинское направление.

В результате Восточно-Померанской наступательной операции Красной Армией была разгромлена восточнопомеранская группировка противника, имевшая в своем составе более 30 дивизий. В этой операции немецко-фашистские войска потеряли только пленными более 100 тысяч солдат и офицеров. Советскими войсками было взято около 3000 орудий, около 2000 минометов, до 1000 танков и самоходных орудий, более 8000 пулеметов, несколько боевых кораблей и подводных лодок и много другого военного имущества. Противник лишился не только восточнопомеранского плацдарма, но и значительной части побережья Балтийского моря.

Общие потери двух фронтов к 4 апреля составили 225,6 тысячи человек (53 тысячи безвозвратно), 1027 танков и САУ, 1073 самолета, 1005 орудий и минометов. Еще около 9 тысяч потеряли поляки.

На этом закончилась полководческая карьера Гиммлера. В середине марта, обеспокоенный отсутствием ясной информации, Гудериан прибыл в штаб группы армий «Висла» и с возмущением узнал, что рейхсфюрер, скорбный ангиной, уже вторую неделю «управляет» боевыми действиями из санатория в пригороде Берлина: «Гиммлер чувствовал себя сносно; я в такой обстановке никогда бы не бросил свои войска из-за легкого насморка». В приватной беседе генерал уговорил всемогущего эсэсовца подать в отставку и сам предложил Гитлеру освободить «перегруженного разными должностями» рейхсфюрера от поста командующего группой армий «Висла». 20 марта на его место был назначен генерал-полковник Готтард Хейнрици.

Одновременно с проведением Восточно-Померанской операции войска левого крыла 1-го Белорусского фронта на берлинском направлении продолжали вести борьбу за расширение и удержание плацдармов на левом берегу Одера и ликвидацию кюстринского гарнизона.

«Тот, кто хоть раз за время войны побывал на плацдарме, — вспоминает начальник штаба 8-й гвардейской армии генерал В. А. Белявский, — на всю жизнь сохранил в памяти атмосферу огромного каждодневного напряжения. Оно не оставляло в стороне никого. И бывалого разведчика, которому здесь, на плацдарме, чаще обычного приходилось ходить в поиск, и комбата, непрерывно думающего, как бы покрепче зацепиться за землю и в то же время всегда быть готовым к броску в атаку, и полевого медика, для которого переправа за реку тяжелораненого становилась сущей проблемой, и тыловика, мучительно размышляющего, как доставить на «пятачок» снаряды, продукты, бочки с бензином, и понтонера, чей непомерный труд то и дело сводился на нет — переправы часто разрушались бомбами. Немало задач вставало и перед штабными офицерами. Обстановка здесь редко бывала стабильной. И положение неустойчивого равновесия обязывало думать и думать, как повернуть его в свою пользу».

Немцы изо всех сил пытались ликвидировать русский «трамплин» для прыжка на Берлин.

1 марта Гитлер приказал генерал-инспектору бомбардировочной авиации полковнику Баумбаху нанести удары по советским переправам через Одер и Нейсе. Полковник, ранее принимавший участие в секретных проектах Люфтваффе, для выполнения столь ответственного задания решил использовать образцы из арсенала «оружия возмездия».

В воскресенье 4 марта фюрер лично посетил Одерский фронт, побывал на командном пункте 101-го армейского корпуса, в дивизиях «Деберитц» и «Берлин». Больше всех умилился Геббельс: «Впечатление, вызванное визитом фюрера, среди офицеров и солдат огромное. Я считал бы правильным, чтобы теперь фюрер чаще выезжал на фронт. Тем самым был бы положен конец отвратительным слухам о том, что фюрер будто бы недостаточно заботится о фронте. Он, конечно, достаточно заботится, но его забота проявляется не в такой форме, какая доступна примитивному солдатскому восприятию. И все же по причинам психологического порядка было бы необходимо, чтобы фюрер в чисто личном и чисто человеческом плане предстал взорам фронтовиков таким, каков он в действительности».

А 6 марта советские переправы были атакованы самолетами «Дорнье-217» из 200-й бомбардировочной эскадры. Каждый носитель на внешней подвеске нес по две планирующие управляемые радиокомандами авиабомбы «Хеншель-293». В принципе, это была ПКР класса «воздух — земля» с бронейбойной БЧ весом 1260 кг, предначенная для потопления крупных надводных кораблей, то есть вещь совсем другого назначения. Но в данном случае было важно, что такую бомбу можно было сбрасывать с высоты 6000 метров на дистанции 16 километров — за пределами эффективного огня советских зенитных дивизий. По донесениям летчиков, им удалось поразить мост у Гёрица, что, впрочем, на действиях русских никак не отразилось.

Кроме того, в марте переправы подвергались налетам аэросцепок типа «Мистель». Конструкция представляла собой истребитель Ме-109 или ФВ-190, который размещался на фюзеляже ударной машины, переоборудованной из бомбардировщика Ю-88 в набитую взрывчаткой и топливом 20-тонную «воздушную торпеду». Управляемая из кабины истребителя «Мистель» взлетала и направлялась к цели, используя горючее из баков самолета-снаряда. Достигнув заданного района, летчик наводил бомбардировщик на цель, производил расцепку и возвращался на базу, используя топливо своей машины. Изначально система с практической дальностью действия 2000 (в последних модификациях — 4100) километров и куммулятивной боевой частью массой 3500 кг предназначалась для нанесения ударов по военно-морским базам, скоплениям судов и промышленным объектам. Однако в марте 1945-го редкая «птица» могла дотянуть до Урала, Скапа-Флоу или середины Днепра, тем более что крейсерская скорость сцепки не превышала 380 км/час. Поэтому «Мистели» бросили на выполнение не свойственных им задач: нанесению ударов по переправам через Одер, Нейсе и Рейн, железнодорожным узлам и скоплениям войск союзников. В условиях сильного противодействия фронтовой авиации и ПВО они несли большие потери, не нанося противнику ощутимого ущерба. Правда, грохоту было много, и, как вспоминает Чуйков, «воронки от взрывов были громадные»: «Мы подумали, стоит ли игра свеч? Бить таким дорогим оружием по строящемуся мосту — неоправданное расточительство. Но гитлеровскому командованию было не до экономических расчетов». Повреждения переправ быстро устранялись саперами.