Убийство в ЦРУ - Маргарет Трумэн

— Не смейте бегать за мной! — выкрикнула она. Двери сошлись, заглушая ее слова.

Глянув на панель управления, Кэйхилл нажала кнопку с цифрой семь. Лифт спустился этажом ниже. Она вышла, побежала по коридору, завернула за угол, добежала до следующей площадки с лифтами. Что было сил давила на кнопку, пока не прибыл один из них. В кабине стояли две пары. Войдя, Кэйхилл нажала кнопку с цифрой десять.

Обе пары вышли вместе с нею на десятом этаже. Подождав, пока они пройдут в номер, Кэйхилл направилась прямо к 1010-му. Постучала. Дверь тут же открылась — Эрик Эдвардс стоял на пороге. На нем были спортивные синие шорты и серая гимнастическая безрукавка. Влажные от пота волосы спадали на загорелый лоб.

— Привет, Эрик, — сказала она.

— Привет и тебе, — ответил он, отступая назад, чтобы она могла войти. Затем закрыл дверь и запер ее.

Кэйхилл прошла до середины комнаты и принялась рассматривать на полу пару гостиничных гантелей и брошенных в кучу полотенец. Стояла по прежнему к нему спиной.

— Даже не поцелуешь ради встречи? — раздался у нее за спиной его голос. Она обернулась, вздохнула, потупила глаза, и вдруг все тело ее затряслось. По щекам сразу же побежали крупные слезы.

Эрик обнял ее за плечи и крепко прижал к себе.

— Эй, ну будет, будет! Не так все плохо. Встретились, нечего сказать! Могу и обидеться.

Кэйхилл взяла себя в руки, подняла глаза и выговорила:

— Эрик, я так запуталась, и мне очень страшно. Знаешь, зачем я здесь, в Вашингтоне?

— Нет, ты говорила только, что у тебя какое-то дело срочное.

— А ты знаешь, что это за дело?

Он покачал головой и улыбнулся:

— Нет, и если ты мне не расскажешь, то так никогда и не узнаю.

— Меня послали сюда убить тебя.

Он посмотрел на нее, как на маленькую девочку, пойманную на вранье.

— Это правда, Эрик. Они хотели, чтобы я убила тебя, и я сказала, что сделаю это.

— Велеть тебе убить меня — это одно, — проговорил он, подходя к креслу у окна, — согласиться же на это — совсем другое. Зачем тебе понадобилось меня убивать?

Кэйхилл сбросила плащ на диван.

— Незачем. Ни тогда, ни сейчас. Никогда не собиралась делать этого.

Эдвардс засмеялся:

— Ты невероятный человек, знаешь об этом?

Она покачала головой, подошла к нему и опустилась перед креслом на колени.

— Невероятный? Нет, все что угодно, только не это. На самом деле я ужасно запутавшаяся и разочарованная женщина.

— Разочарованная в чем, в наших добрых друзьях из Лэнгли?

Она кивнула.

— В так называемой Компании, во всех и вся в своей жизни, да, кажется, и в самой жизни своей. — Кэйхилл глубоко вздохнула. — Они хотели, чтоб я убила тебя, потому что они считают тебя двойным агентом, продающим информацию о «Банановой Шипучке» Советам.

Эдвардс хмыкнул и пожал плечами.

— Когда я приходила к тебе и просила дать совет по поводу отдыха на БВО, то была ложь. Это они мне велели так сделать. Им нужно было, чтоб я сблизилась с тобой и сумела выведать про все, чем ты там занимаешься.

Эдвардс подался вперед и, коснувшись ее щеки, сказал:

— Я знал об этом, Коллетт.

— Ты знал?

— Ну, не наверняка, но чувствовал нутром довольно сильно. Была парочка причин, почему это не особенно тревожило меня. Первая: я в тебя влюбился. Вторая: я подумал, что, после того как ты едва не взлетела на воздух вместе со мной и яхтой, ты утратила вкус к их грязным делишкам. Я был прав?

— Да.

— Когда случается нечто подобное, начинаешь все видеть в перспективе, верно? Видишь, какая же ты козявка, то есть какой ты им представляешься. Мы можем рваться на передовую, голов своих не жалеть из-за их бредового чувства долга и патриотизма, но едва дело становится туго, нас всех как разменную монету в расход пускают. И никаких вопросов — просто «ликвидировать» таких-то людей и принять притворство как должное.

Слова Эрика сильно подействовали на Коллетт: так всегда случается со словами, когда они выражают то, о чем сам человек долго размышлял. Она вспомнила о Толкере с Хотчкиссом, о схватке с ними.

— Тут в гостинице двое мужчин оказались, они пытались в коридоре меня остановить.

Он тут же выпрямился в кресле.

— Кто такие? Ты их знаешь?

— Да. Один — Джейсон Толкер, психиатр, он опекал Барри. Другой — англичанин по имени Марк Хотчкисс, тот, кто заграбастал агентство Барри.

Спокойное лицо Эдвардса вдруг сделалось зловещим, когда он, отвернувшись, уставился в окно.

— Ты его знаешь? — спросила Коллетт.

— О нем знаю. Он из британской разведки, матерый волк, говорят, чудеса для МИ-6 творил, кажется, на Ближнем Востоке.

— Думаю, — сказала Кэйхилл, — Толкер убил и Барри, и Дэйвида Хаблера, может, не сам лично, только я убеждена, что он за всем этим стоял.

Эдвардс молча продолжал что-то высматривать в окне, наконец повернулся к ней и сказал:

— Хочу сделать тебе предложение, Коллетт.

— Предложение?

Ему удалось изобразить подобие улыбки.

— Не то, не то предложение, хотя, не исключено, если все получится, и до того дойдем. Как с Барри было бы, если бы… — Она ждала, пока он до конца выскажется. Вместо этого он произнес: — При всем своем уме Барри и десятой доли твоих талантов не имела, Коллетт.

— Если нынче и есть что, чего я в себе никак найти не могу, так это хоть какой-нибудь талант.

Эрик, положив руки ей на плечи, ласково поцеловал в лоб.

— Ты в своей жизни повидала такого, чего большинство людей даже представить себе не могли бы. Ты не только убедилась в том, что потроха у ЦРУ — то, что они называют Разведкой, — насквозь прогнили, ты еще ко всему стала ее жертвой, как и я. Барри этого не понимала. Она так и не осознала, как они ее использовали.

Кэйхилл, оторопев, осела на пол.

— Я не понимаю, — вымолвила она.

— Полагаю, проку нет про Барри теперь говорить. Она мертва. А вот ты — это другое дело. Ты могла… ты могла бы встать туда, откуда она выпала, в память о ней, что ли. — Лицо его прояснилось, как будто только что сказанное им представляло собой выдающееся откровение. — Точно, ты прямо так и смотри на это, Коллетт: как на нечто, совершаемое в память о Барри.

— Смотреть так — на что?

— На совершение того, что выправляет кривду, чем ты можешь отплатить им за все, что по их милости тебе пришлось пережить, в том числе и за утрату закадычной подруги, и за смерть того парня, который работал с ней. Ты могла бы сделать кое-что очень стоящее для всего мира, Коллетт.

— Что ты имеешь в виду?

— Вставай со мной рядом.

Она понятия не имела, о чем это он, и непонимание это выражалось у нее на лице.

Он нагнулся к ней и заговорил низким голосом, в котором зазвучали покровительственные нотки:

— Коллетт, я хочу, чтобы ты тщательно обдумала все, что с тобою произошло за последние недели, начиная со смерти Барри Мэйер. — Он внимательно смотрел ей прямо в глаза. — Ты знаешь, отчего Барри умерла, да?

— Порой я думаю, что знаю, но уверенности не было никогда. А ты знаешь… наверняка.

У него лицо скривилось, будто от горечи во рту. И тем же размеренным голосом он сказал:

— Барри умерла, потому что не хотела меня слушаться. Вначале слушалась, и это ей только на пользу шло, а потом стала слушаться других.

— Толкера?

— Да. Он ее здорово в оборот взял. Я ее предупреждал. Пытался убедить, но всякий раз, когда она с ним встречалась, он отвоевывал очередной кусочек ее мозга.

— Я знаю, что так оно и было, только…

— Что только?

— Зачем он стал бы убивать ее, если бы она была такой послушной?

— Да потому, что тут-то и кроется ошибка всей их бредовой программы мозгового контроля, Коллетт. Они тратили миллионы, губили одну жизнь за другой, но все же не могли — и никогда не смогут — создать существо, каким могли бы управлять полностью. Такое невозможно, и они об этом знают.

— Но они же…

— Ага, и деньги продолжают тратить, и усилий не ослабляют. Почему? Чудики, вроде Толкера, занятые в этих программах, тем и живут. Они преувеличивают результаты и знай себе обещают очередное выдающееся свершение, в то время как те, кто осуществляет финансирование, оправдывают миллионные траты уверениями, будто другая сторона занимается тем же, только в еще больших масштабах. Толкер стал способен манипулировать Барри, но сделать ее своей собственностью он не сумел. Может, было б лучше, если бы ему удалось. Или он считал бы, что удалось.

Коллетт ничего не говорила, вдумываясь в то, о чем он рассказал.

— Толкер накачал Барри множеством вранья, которое настроило ее против меня, — продолжал Эдвардс. — Трагическая ошибка с ее стороны. Она не знала, кому верить, и кончила тем, что все свои карты вручила не тому игроку.

Кэйхилл подошла к столу. Уперлась в столешницу руками и уставилась на ее поверхность. Как она ни старалась, сколько усилий ни прилагала, все же никак не могла полностью разобраться в том, о чем он говорил. Все звучало так уклончиво, так окольно, что вызывало больше вопросов, чем давало ответов.