Геворг Марзпетуни - Григор Тер-Ованисян

— Быстрыми шагами поднялся я на башню и приказал привратнику открыть дверь. Боже!.. Тело моей жены, моей любимой Аспрам, качалось в воздухе…

— Она повесилась?! — в ужасе воскликнул князь.

— Да, да… Она сняла железную лампаду и повесилась на цепи. Боже!.. Небо обрушилось на меня, и окружили духи ада… Я зарычал, как раненый лев, голос мой загремел эхом под сводами замка. Сбежались люди, а я схватил ее, прижал к груди и как сумасшедший сбежал с башни. На один миг мне показалось, что она еще жива, что сейчас заговорит со мною и откроет свои лучистые глаза. Увы, это было безумие… Аспрам была мертва, ее прекрасное лицо посинело, глаза угасли, губы сомкнулись, и сердце уже не билось. Я увидел это, почувствовал всем существом и, обняв бездыханное тело, зарыдал как безумный.

Что было со мной дальше, я не помню. Несколько дней я не приходил в сознание. Только в последнюю минуту, когда ее гроб опускали в могилу, мое сердце вновь сжалось и я стал оплакивать свою супругу…

Сепух тяжело вздохнул и, опустив голову, замолчал.

Князь, глубоко потрясенный, попытался утешить сепуха Амрама, но его слова оказали обратное действие.

— Не жалей меня, князь! — воскликнул взволнованно сепух. — Ты не можешь утешить человека, который потерял самое дорогое в жизни, чье сердце окоченело и кто живет только для страданий… Если хочешь утешить, то лучше скажи, как мне отомстить моему врагу — царю? Только месть, только беспощадная губительная месть может меня смирить. Моя душа возликует, когда я увижу Ашота страдающим в аду… Ты, кажется, сказал, что он умирает. Боже упаси, я совсем не хочу, чтоб он умер. Разве в загробной жизни он испытает те муки, которые я ему прочу? Нет, пусть он живет, пока Цлик-Амрам сам не уготовить ему ад.

— Великий сепух, ты взволнован… Но все же позволь задать тебе вопрос. Час тому назад ты сказал, что после бегства царя ты примирился со своим несчастьем, зачем же ты сейчас снова распаляешь свой гнев?

— Да, я примирился со своим горем, но ведь за этим последовало несчастье, еще более ужасное…

— И поэтому ты отдал Беру армянские области?

— Да, поэтому. Я не мог больше оставаться в Тавуше. Этот замок стал для меня кромешным адом. Здесь поселились привидения. Каждый угол в нем напоминает Аспрам, а из башни, где она повесилась, до меня доносятся дьявольские голоса… О, это ужасное место… Вот почему я бегу отсюда.

— Ты мог уехать из Тавуша, но зачем было отдавать свою область Беру?

— Чтобы после меня Ашот не завладел ею.

— Неужели ты думаешь, что Бер удержит эту страну?

— Он будет воевать с Ашотом, нарушит его покой, разорит его край… Мне только этого и надо…

Князь, видя, что в сепухе говорит только месть и что никакие увещевания не помогут, пожалел о своем приезде и прекратил расспросы.

Через два дня Цлик-Амрам со всем имуществом и приближенными уехал, передав свои владения абхазскому царю, доверенные которого уже находились в Тавуше.

Уехал и князь Марзпетуни, но он не вернулся в столицу, а направился к князьям Гугарка и Тайка, чтобы уговорить их отказаться от обещаний, данных царю Беру.

Перед отъездом из Тавуша князь написал царю послание, в котором сообщал причину новой измены Амрама. Находясь под впечатлением рассказа Амрама, князь в своем письме резко осуждал царя. Он не задумался над тем, как губительно может оно повлиять на больного государя.

Через несколько дней после отъезда гонца князь пожалел, что написал такое письмо. Но было уже поздно.

Марзпетуни в том же послании просил царя послать в Утик сепуха Ваграма с несколькими полками, чтобы до прихода абхазцев запять Утик, Гугарк и Тайк.

Не прошло и десяти дней, как Ваграм вступил в Утик и, не ожидая распоряжений Марзпетуни, стал занимать крепость за крепостью, изгоняя оттуда абхазских доверенных. Народ, не желая платить дани чужеземцам, всеми силами помогал царским войскам. То же самое повторилось и в Гугарке.

Затем, повернув на юго-запад, Ваграм вступил в Тайскую область, где и встретился с Геворгом Марзпетуни. Князь сообщил ему, что гугарские и тайские наместники со своими приближенными выехали в Абхазию, а их крепости, лежащие близ границы, уже заняты абхазскими войсками.

Стояла зима. Для взятия Тайка необходимо было предварительно запять несколько крепостей, а для этого понадобилось бы вызвать новое войско из Востана. Военным действиям мешал и суровый климат этих областей. Поэтому князь и Ваграм решили расположиться лагерем в ущелье Панаскерта, на границе Гугарка и Тайка, и ждать здесь до весны.

Взятие Двина и изгнание арабов из Армении приобретало для Марзпетуни все большее значение и сделалось вопросом жизни или смерти. Поэтому он не мог допустить, чтобы северные области остались в руках абхазцев. Вот почему, как ни сурова была зима в Тайке и как ни трудно было оставаться здесь, князь все же решил не уводить войска, пока не освободит Тайк от чужеземцев.

Князь не сидел без дела в зимние месяцы. Он вел тайные переговоры с небольшими княжествами этой области и прилагал все усилия, чтобы приобрести их дружбу. Князья, оставшиеся верными престолу, охотно вступали в союз против абхазцев.

Наконец настала весна, воздух потеплел; начало таять, и дороги расчистились. Князь Марзпетуни со своим соратником повел войско прежде всего на Панаскерт. Начальник крепости, заранее договорившись с князем, сдал крепость и село без боя.

Князь оставил его на прежней службе, поручил ему сторожевой отряд, а сам с войском вступил в Утик, где находились абхазские войска.

В Утике столкновение было неизбежно, поэтому князь заранее послал гонца к царю с просьбой прислать ему войско через араратский Басен. Марзпетуни рассчитывал, что, выступив из Басена в Тайк, он встретится с царским войском у источников Чороха, откуда они вместе двинутся на Утик.

Но не успел уехать гонец, как прибыл из столицы гонец от царя и вручил Марзпетуни послание великого князя Абаса. Прочтя его, князь побледнел. Абас сообщал, что царь безнадежно болей, и просил князя вернуться в столицу.

— Какой-то злой рок преследует нас, — сказал князь сепуху Ваграму. — Ты оставайся здесь со своими полками и охраняй границы захваченных областей. Я же поеду в столицу и узнаю, какое несчастье еще нас ожидает.

— Поезжай, — ответил сепух. — Я отступлю в Панаскерт, где войска будут в безопасности. Если понадобится моя помощь, шли гонца; я сейчас же направлюсь в Ширак.

Марзпетуни поблагодарил сепуха и, простившись с ним, проехал в Басен, а оттуда в Ширак.

Когда Марзпетуни приехал в Еразгаворс, царь был уже при смерти. Все же он очень обрадовался приезду своего верного друга.

— Позовите его сюда, — приказал царь, и князь сейчас же предстал пред ним.

— Единственным моим желанием было видеть тебя еще раз перед смертью, — сказал царь, протягивая ему дрожащую руку. — Подойди ко мне, князь, и скажи, что прощаешь меня.

— За что прощать тебя, государь! — воскликнул князь, опускаясь на колени и целуя царю руку.

— Грехов у меня много, счесть их я не в силах… Скажу только, что я — причина всех твоих бед… Прости меня, прости своего государя…

— Великий государь, мы боремся с внешними бедствиями, они приходят к нам издалека…

— Нет, причина их тоже во мне. Твое тавушское послание гласило истину. Благодарю тебя. Оно дало мне отпущенье… Если бы ты только знал, как я рад, что скоро навеки избавлюсь от страданий, терзающих мне душу.

Князь понял намек царя и, хотя был уверен, что государь действительно радуется смерти, все же всей душой скорбел, что его послание ускорило конец.

— Это ты должен меня простить, государь, — сказал князь. — Своим неосторожным письмом я усилил твои страдания.

— Ничуть! Твое послание завершило великие услуги, оказанные тобой престолу. Ашот Железный — грешник Онан. Из-за него бушует море родины. Все труды Марзпетуни не могут успокоить его, пока грешник находится на корабле. Возьмите меня, бросьте в пучину волн, и корабль избавится от опасности…

Царь на минуту умолк и, открыв глаза, посмотрел вокруг. Он увидел у изголовья скорбную царицу, а рядом с ней брата Абаса.

— Я скоро уйду… — продолжал он слабым голосом. — Жизнь со всеми ее печалями и радостями остается вам. Постарайтесь пользоваться ею мудро и не походить на меня, расточавшего ее без пользы… Тебе я завещаю престол, мой возлюбленный Абас, тебе оставляю родину, обремененную печалями. Наследуй престол и заботься о благе родины. Ты счастлив в семейной жизни, будешь счастлив и в царствовании… Ибо кто является примерным отцом своим детям, тот будет примерным отцом и для своих подданных. А тебе, моя несчастная царица, я оставляю только горе, слезы и горькие воспоминания… Хотел бы я, чтобы ты забыла меня, но, увы, это невозможно. Лишь не кляни меня, не кляни своего супруга и царя… ибо я буду вдвойне мучиться в геенне, если твое проклятье дойдет до престола предвечного.