Октавиан Август. Крестный отец Европы. - Ричард Холланд

Состоявшиеся в 17 году до нашей эры игры отлично продемонстрировали контраст между нестабильной республиканской системой и пришедшим ей на смену благодатным отеческим правлением Октавиана. Всем порядочным гражданам полагалось посетить празднество хотя бы один раз; непонятно только, как обстояло дело со снабжением, ведь, согласно переписи, их было более четырех миллионов. Славившийся своим благочестием принцепс все три ночи подряд принимал участие в ночных службах; приносились жертвы богиням судьбы и Матери Земле, днем возносили торжественные молитвы Аполлону (с ним теперь особо связывали Октавиана) и еще божественной супружеской паре — Юпитеру и Юноне, которые по традиции покровительствовали Риму и чьи святилища стояли на вершине Капитолия.

Юлия к тому времени родила принцепсу двух внуков — еще один повод для всенародного ликования. Октавиан усыновил и трехлетнего Гая Юлия Цезаря, и новорожденного Луция Юлия Цезаря — отсюда и их имена дома Юлиев.

Имя их родного отца, принадлежавшего к совершенно плебейскому роду Випсаниев, никак не годилось для мальчиков, на которых возлагались столь великие надежды. Их будущее, как и будущее принципата, было обеспечено, если Октавиан или Агриппа — теперь уже бесспорный наследник, имеющий трибунские полномочия и проконсульский большой империй — доживут до совершеннолетия детей. Если Октавиан умрет первым, Агриппа, как новый принцепс, должен будет назначить своим преемником либо Гая, либо Луция. В тот момент Агриппа укреплял власть Рима в восточных провинциях. Юлия, по-видимому, была вместе с супругом, потому что у них родилось еще трое детей.

В 16 году до нашей эры Октавиан выехал из столицы в последний большой военный поход, начавшийся в Галлии. Отсутствовал он три года, и, будучи главнокомандующим армий, которые вели Тиберий и Друз, организовал завоевание в центральных и восточных Альпах огромных территорий, ставших позднее римскими провинциями, — Реции (ныне — Тироль и часть Швейцарии и Баварии) и Норик (к востоку от Реции и к югу от реки Дунай). До сих пор над Монако возвышаются остатки триумфального сооружения — цоколь и несколько колонн — в память о покорении Августом сорока восьми племен, живших большей частью в Приморских Альпах, на землях современной Франции.

В 13 году до нашей эры и Октавиан, и Агриппа вернулись в Рим; пост консула тогда занимал двадцатидевятилетний Тиберий. Два друга, вероятно, не встречались уже несколько лет. Еще не кончился год, как Агриппа — старый боевой конь — отправился на подавление мятежа в Паннонии, в будущем балканской провинции к востоку от Норика. Ему хватило одной зимней кампании на этом заснеженном кладбище легионов. Наведя некое подобие порядка, Агриппа отправился назад, в Италию, но не доехал и даже не успел проститься с Октавианом. Агриппа скончался в середине февраля, и выехавший навстречу принцепс не застал его в живых.

Только смерть самого Октавиана могла бы нанести власти больший ущерб.

Принцепс тяжело переживал потерю друга. С тех пор как они вместе отплыли из Аполлонии навстречу великим приключениям, минуло больше тридцати лет. Октавиан устроил для Агриппы пышные похороны и сам произнес на Форуме похвальную речь. Агриппа упокоился в мавзолее Октавиана — это пустое гулкое пристанище он разделил с Марцеллом, таким же наследником, не дожившим до вступления в наследство.

Просто возмутительно, что немалая часть римской знати бойкотировала игры, устроенные в честь выдающегося героя Рима — из-за скромного происхождения Агриппа оказался недостоин их внимания. А ведь помимо военных подвигов, Агриппа много сделал для изменения повседневной жизни десятков тысяч своих сограждан; он выстроил новые акведуки и канализационные системы и завещал римлянам бесплатные общественные бани и сады. Прочее имущество он оставил Октавиану.

Последней наградой, полученной Октавианом от сената, стало одно из лучших произведений изобразительного искусства римской цивилизации, искусства, в котором римляне столь часто подражали греческим образцам. Речь идет об Ara Pads Augustae — священном Алтаре Мира, воздвигнутом в честь побед Октавиана в Испании и Галлии. Строительство его длилось четыре года; принцепс на нем предстает не как божество, а как человек. На четырех стенах Алтаря — рельефы, изображающие Октавиана в окружении семьи и сограждан. В 1937 году, при Муссолини, произвели окончательные раскопки этого сооружения и собрали воедино те его части, которые откопали раньше и которые успели попасть в разные музеи Европы.

Третий сын Агриппы и Юлии родился после смерти отца, отсюда и имя — Агриппа Постум. Агриппа переживет обоих братьев, но жизнь будет влачить жалкую — из-за собственных пороков.

В возрасте двадцати семи лет, едва успев родить Агриппу, пятого своего ребенка, Юлия должна была готовиться к вступлению в следующий брак: ее отец хотел еще надежнее укрепить позиции внуков как престолонаследников.

И опять Юлии не пришлось выбирать. Женихом на этот раз стал Тиберий — совершенно того не желавший. Да и мало кто пожелает столь сомнительного счастья — жениться на своей почти что теще. Старший сын Ливии уже был женат по любви на дочери Агриппы, а теперь его заставляли взять в жены его вдову! Правда, рассказы о нежелании Тиберия разводиться с Випсанией вызывают некоторое недоверие — ведь поначалу он и Юлия жили хорошо и только позднее расстались с большим скандалом.

Зная о привязанности пасынка к бывшей супруге, Октавиан старался, чтобы они не встречались. Однажды они все же встретились случайно — вскоре после свадьбы Тиберия с Юлией, в 11 году до нашей эры. По словам людей, видевших эту встречу, когда Тиберий уходил, у него на глазах стояли слезы. Не будет, наверное, преувеличением сказать, что развод с Випсанией и женитьба на Юлии наложили отпечаток на всю его жизнь. Уже будучи императором, Тиберий часто страдал от депрессий; возможно, их причина крылась в недовольстве самим собой: ему следовало воспротивиться велению принцепса. Как показали дальнейшие события, послушание не принесло ничего такого, чего Тиберий и так бы не достиг. Этот брак испортил отношения внутри семьи, которая как раз оплакивала любящую и самоотверженную Октавию, скончавшуюся на шестом десятке.

У Юлии и Тиберия родился ребенок, но умер в младенчестве. После этого удара их супружеские отношения, по-видимому, и закончились.

Тиберий временно разрешил проблему, отправившись на Балканы, где вел долгую и жестокую войну против паннонцев и далматов, чтобы расширить границы империи на Дунае. Потом он снова уехал из Рима: когда погиб, упав с лошади, его младший брат Друз, Тиберий отправился завершать начатое братом — передвинуть границу с Германией от Рейна до Эльбы — задача, оказавшаяся невыполнимой. За эти годы суровой военной жизни политические новости из столицы только усиливали чувство обиды Тиберия: Гая и Луция столь бесстыдно проталкивали наверх, словно они были царские дети и могли наследовать абсолютную власть независимо от возраста, личных качеств, опыта и заслуг перед отечеством.

Такая политика противоречила аристократическим принципам Тиберия, которые невозможно было искоренить полностью. Он восхищался Октавианом как великим вождем, но в социальном плане смотрел на него сверху вниз. На фамильном древе Тиберия имелось больше консулов, чем в роду у самого Юлия Цезаря, не говоря уж о плебейском семействе родного отца Октавиана. Римляне высших классов очень тщательно изучали родословные. Тиберий был аристократом на все сто: оба его родителя происходили из дома Клавдиев. Октавиан, как внук сестры Юлия Цезаря, был Юлием лишь на одну восьмую, да и то не по прямой мужской линии; любой из его внуков мог похвалиться только тремя процентами юлианской крови.

Когда в 7 году до нашей эры Тиберий вернулся наконец в столицу, чтобы отпраздновать первый в Риме за двенадцать лет триумф, возмущению его не было предела: он увидел, как потворство Октавиана испортило обоих мальчиков, взрастив у них в столь восприимчивом возрасте чрезмерное ощущение собственной значимости. Это ощущение у них усиливалось также благодаря низкопоклонничеству окружающих, надеявшихся загодя снискать расположение двух будущих властителей. Тиберий, вероятно, пожаловался матери, которая всегда горячо его поддерживала. Ливия наверняка предостерегла сына, чтобы не выступал против них прилюдно; в противном случае даже она не сможет гарантировать ему безопасность. Скорее всего мать прямо посоветовала ему терпеть и молчать, даже если мальчики — его собственные пасынки — будут обращаться с ним неуважительно.

Однако Тиберий, возмущенный к тому же изменами супруги, о которых ходили слухи, был сыт по горло. Когда в следующий раз, в 6 году, принцепс предложил ему повести войско за границу, он заявил, что устал от войны и политики и хочет жить как частное лицо на греческом острове Родос, в восточной части Средиземного моря. Нетрудно представить, каков был ответ Октавиана и как он потом совещался с приближенными и с Ливией, пытаясь выяснить, что это нашло на ее сына и как теперь с ним быть. Дипломатичный Меценат, умевший находить компромиссные решения, умер два года назад. Наверное, сама Ливия посоветовала разъяренному супругу дать Тиберию трибунские полномочия. Это одна из загадок 6 года — почему тридцатишестилетний сын Ливии получил вожделенную власть перед самым отъездом?