Эмиль Золя - Анри Труайя

Загоревшись этим проектом, Золя принялся лихорадочно набивать первую папку вырезками из газет. Тут в основном были заметки, где говорилось о железнодорожных катастрофах или о преступлениях на почве страсти. Только что прочитанный им роман русского писателя Федора Достоевского «Преступление и наказание» произвел на Золя сильное впечатление, но он тут же, причем резко, отмежевался от теории Раскольникова, который совершил убийство только для того, чтобы доказать, что принадлежит к породе сильных людей. У Золя все будет не так! Его персонаж, Жак Лантье, совершит убийство, не повинуясь никакой идеологии, но уступая наследственному патологическому влечению, побуждению «прирожденного убийцы». Если герой Достоевского – невротик-интеллектуал, неотступно размышляющий над проблемой греха и искупления, то героем Золя станет больной человек, жертва патологической наследственности. У первого – метафизический вопрос в голове, у второго – преступление в крови.

Придя к такому заключению, Золя приступил к следующему этапу работы, теперь он принялся собирать сведения о жизни железнодорожников. Писателю хотелось, чтобы в его романе то и дело раздавались звоночки телеграфа, свист паровозов, стук колес, вокзальный шум, шипение пара, гул колоколов. Для того чтобы описать эту среду, он, как всегда, должен был полностью в нее погрузиться в сопровождении знающего проводника. И вот Эмиль уже списывается с Полом Лефевром, управляющим Западной линией, с директором железнодорожной компании. В ответ на свою просьбу получает разрешение побывать в депо и проехать на паровозе от Парижа до Манта.

Помогло ему подготовиться к этой поездке чтение книги Поля Лефевра «Железные дороги» – он смог почерпнуть здесь технические сведения об организации работы в новом и загадочном для него мире, о действии машин, о службе пути и об условиях жизни железнодорожников…

Усвоив терминологию, писатель отправился в Гавр, где старый служащий рассказал ему о повседневных заботах железнодорожников, о том, как они добиваются повышения по службе, о соперничестве в стремлении заполучить лучшее помещение на вокзале, о тяжких трудах и маленьких радостях этих людей. Затем Эмиль поехал в Руан, где побывал во дворце правосудия на заседании суда присяжных. Как и в Анзене и в Босе, он записывал свои наблюдения в особой тетради.

Оставалось совершить рабочую поездку на паровозе. Пятнадцатого апреля 1889 года Золя едет в Париж, облачается в форменную одежду кочегара и вместе с инженером Клеро, который должен был объяснить ему различные маневры, взбирается на площадку паровоза. В пути он все запоминал, укладывая сведения в голове, с тем чтобы позже перенести их в записные книжки: тряска, от которой отнимаются ноги; бешеный ветер, слепящий глаза; обжигающая лицо смесь жара и холода; грохот поездов, ураганом проносящихся навстречу; внезапное погружение в непроглядную темноту тоннеля; толчки на стрелках; яростный огонь в открытой топке… Золя предвидел заранее, что несущий его сегодня паровоз превратится в романе в стальное чудовище со своими привычками и вспышками гнева, может быть, даже куда более живое, чем жалкие человечки, которых он влечет за собой. Подобно перегонному кубу из «Западни», подобно большому магазину из «Дамского счастья», подобно шахте из «Жерминаля», именно паровоз станет движущей силой его книги. Золя даст этой махине женское имя Лизон, чтобы подчеркнуть: это не просто механизм, это символ рока. Название для романа было уже найдено: «Человек-зверь».

Едва закончилось адское путешествие от Парижа до Манта и обратно, Золя устремился в Свободный театр, где репетировали одну из написанных им в молодости пьес – «Мадлена». Совершенно измученный и разбитый, рухнул в кресло и простонал, что ноги у него разламываются от тряски. О «героической поездке писателя на паровозе» было рассказано во многих газетах. Гонкур, естественно, посмеивался в своем углу. Но Золя знал, что это путешествие поможет ему достичь той стадии галлюцинации, которая всегда была ему необходима для того, чтобы питать творчество.

В «Человеке-звере» романист возвращается к теме «Терезы Ракен», но расширив и углубив ее. Жака Лантье, машиниста на паровозе «Лизон», влечет к Северине, жене помощника начальника вокзала Рубо, именно из-за того, что она вместе с мужем совершила убийство. Жака Лантье самого тянет совершить убийство, и это наследственное стремление. Он не может обладать женщиной без того, чтобы в миг наслаждения не испытать желания умертвить ее. И убивает Северину в одну из таких минут, когда судорога помрачает его разум. Подчинившись пришедшей из глубины веков темной силе, Жак не чувствует ни малейшего раскаяния, одно лишь физическое и душевное облегчение, непонятное тому, кто не одержим жаждой убийства. Однако желание возрождается вместе с жаждой крови, и все завершается апокалиптическим видением обезумевшего поезда, сошедшего с рельсов.

Сюжет «Человека-зверя» – старое как мир преступление на почве страсти, совершенное в мире индустриального прогресса. Плоть и сталь, чернота угля и бледность женской кожи, механическая скорость и неуправляемые движения человеческой души перекликаются в этом произведении со вспышками кошмара.

Все это породил мозг Золя, все это пришло из его души. И вот… тот же человек, который только что с точностью жестокого и равнодушного наблюдателя описывал эти ужасные бедствия, внезапно впадает в беспросветное отчаяние после смерти своей собачки Фанфана! Казалось, вся нежность, которую он испытывал к животным, разом хлынула в его сердце. Нет, он не может быть счастлив, если рядом с ним нет этой зверюшки, чей доверчивый взгляд очаровывал и успокаивал его. «Мой бедный маленький Фанфан умер в воскресенье после страшного припадка, – напишет он Сеару. – Полгода я кормил и поил его, ухаживал за ним, как за ребенком. Он был всего лишь собакой, но его смерть потрясла меня. Я все еще дрожу».[205]

Несмотря на этот скромный траур, Эмиль вскоре возвращается к работе и продолжает писать. «Человек-зверь» сначала был напечатан с продолжением в «Народной жизни» («La Vie Populaire»), затем вышел отдельной книгой у Шарпантье, и успех сразу же оказался громаден. Жюль Леметр написал в «Фигаро», что Золя – «поэт темных глубин человека», что его персонажи представляют собой «не характеры», но являются воплощением «инстинктов, которые разговаривают, ходят, двигаются», что «воздействие этих упрощений прекрасно и потрясает» и что речь идет о «доисторической эпопее под видом сегодняшней истории». Анатоль Франс, прежде показавший себя таким суровым по отношению к сочинениям Золя, теперь заявил: «Этот человек – поэт. Его великий и простой талант создает символы. Он рождает новые мифы. Греки создали Дриаду, он создал Лизон: эти два творения стоят друг друга, то и другое бессмертны. Он – великий лирик нашего времени».