Расцвет и закат Сицилийского королевства - Джон Норвич

Расправа над Одо была только началом. На следующее утро, когда заря занялась над Мессиной, ни одного француза не осталось в живых.

В Палермо Стефан дю Перш вскоре понял, что речь идет не о местном бунте, но о быстро распространяющемся общем мятеже. Посланцы прибывали в столицу ежедневно, и новости, которые они привозили, становились с каждым днем более зловещими. Мятежники взяли Рометту, важную крепость, контролировавшую дорогу Палермо—Мессина; прошли по побережью до Таормины, атаковав цитадель, и освободили Ришара из Мозе; епископ Чефалу открыто поддержал бунтовщиков, и никто не сомневался, что низшее духовенство непременно последует его примеру. На материке пока все было спокойно, но недавние события в Реджо ясно показали, что огонь мятежа может перекинуться через пролив, как только бунтовщики сочтут это необходимым.

Первой реакцией канцлера было собрать армию и выступить против Мессины. Преданность многих регулярных соединений вызывала сомнения, но жители лангобардских колоний вокруг Этны, не питавшие особой любви к грекам, сами предложили выставить против бунтовщиков двадцать тысяч человек, а с таким ядром канцлер мог бы создать достаточно эффективные ударные силы. Но возникли сложности. Пятнадцатилетний король посоветовал отложить начало кампании до того момента, когда звезды займут более благоприятное положение; это было его первое официальное вмешательство в политику и плохое предзнаменование для его будущего царствования. Сам Стефан, столкнувшись с самым серьезным кризисом за все его недолгое правление, засомневался. Должен ли он, как настаивали его французские друзья, остаться с королем и регентшей в Палермо, где в обстановке еще более напряженной, чем раньше, его жизнь снова окажется в опасности? Или стоит последовать совету Ансальда, придворного кастеляна, покинуть столицу и укрепиться в какой-либо отдаленной крепости, куда к нему позже смогут приехать Вильгельм и Маргарита?

Сомнения Стефана разрешились бы проще, знай он, что Маттео из Аджелло в своей тюремной камере уже разработал план покушения. Используя Константина, заместителя Ансальда, как посредника, Маттео без труда восстановил связи со своими друзьями среди дворцовых слуг и убедил их по мочь ему. Его план, как и два предшествующих, был прост: в назначенный день Стефана убьют утром при входе в здание в пространстве между первыми и вторыми дверями, где защищаться трудно из-за недостатка места.

Канцлер, вовремя получивший предупреждение, остался дома. Но на этом основании его враги сделали логичный вывод, что их планы стали известны Стефану и надо действовать быстро, если они хотят спастись. К счастью для них, кастелян Ансальд был болен и лежал в своей комнате на верхнем этаже дворца, передав дела своему заместителю Константину. Константин тотчас призвал своих воинов и приказал им обойти весь город, призывая жителей объединиться, чтобы помешать канцлеру бежать с королевскими сокровищами. Верил ли Константин реально в такую возможность, трудно сказать, но его призыв произвел желаемое впечатление. Со времени, когда пришли первые сообщения из Мессины, общее возбуждение в Палермо росло. Прислужники Маттео разжигали его еще больше; христиане и сарацины в равной степени жаждали случая отомстить ненавистным чужестранцам, а в закоулках и притонах шайки головорезов уже готовились к грабежам, которые неизбежно последуют за бунтом. Теперь, услышав призывы, горожане хватали мечи и устремлялись на улицы. Не прошло и часа, как дом канцлера оказался в осаде.

При первых признаках беспорядков к Стефану присоединилось большое число его сторонников. Они храбро защищались, но ситуация выглядела безнадежной. Толпа снаружи росла, так же как и озлобление людей, и в какой-то момент защитники увидели, к своему ужасу, среди нападавших лучников королевской гвардии. Верные канцлеру подразделения, уступавшее мятежникам в численности и не слишком хорошо вооруженные, не могли пробиться к дому, который строился как официальная резиденция архиепископа Палермо и был плохо приспособлен к тому, чтобы выдержать осаду. Правда, в нем имелся вход в узкий коридор, ведущий в собор. Для Стефана и его товарищей это был единственный слабый шанс на спасение. Они поспешили туда, оставив нескольких рыцарей прикрывать отступление, и, пройдя главное помещение церкви, поднялись на колокольню. Здесь, по крайней мере, можно было обороняться, и они имели шанс продержаться несколько дольше.

В общей суматохе Маттео из Аджелло и каид Ришар без труда бежали из заточения и возглавили мятеж. Теперь они призвали королевских трубачей и приказали им протрубить удома архиепископа, где толпа, все еще в неведении о том, что Стефан бежал, ломилась в двери. Это был великолепный ход. Для всех, кто слышал звук фанфар, это означало одно — король на стороне восставших. Горожане, уже находившиеся на улицах, воодушевились и усилили натиск; многие из тех, кто оставался дома — зачастую потому, что не понимал, где ему надлежит быть, — поспешили к ним присоединиться.

Тем временем кто-то, не исключено, что сам Маттео, вспомнил о коридоре — но не как о пути спасения для осажденных, а как о возможности попасть во дворец. Тотчас же начался штурм собора. Люди Стефана перекрыли все входы, но нападавшие принесли вязанки хвороста и подожгли большие деревянные створы. Толпа ворвалась в собор, смела немногих храбрых воинов, которые пытались преградить ей путь, и хлынула во дворец.

Только когда бунтовщики обыскали весь дом — и, надо думать, разграбили все, что можно, — до их предводителей дошло, куда мог деться Стефан. Они побежали ко входу на колокольню, но винтовая лестница была узкой, а канцлер и его соратники яростно дрались за свою жизнь. Некоторые сорвиголовы, которое попробовали взобраться, вернулись, истекая кровью. Последовала пауза. Некоторые предлагали сжечь колокольню; другие ратовали за то, чтобы атаковать каменное здание с помощью осадных приспособлений; а третьи хотели разрушить основание. Они еще спорили, когда опустилась темнота. На сегодня событий было достаточно; все согласились, что, каким бы образом ни атаковать колокольню, операцию следует отложить до завтра.

Но Маттео из Аджелло тревожился. Здание колокольни было прочным — прочнее, чем полагало большинство мятежников. Стефан и его сторонники взяли с собой припасы; они могли продержаться неделю или больше — во всяком случае, дольше, чем продержится энтузиазм толпы. Кроме того, возникли трудности с королем. Он проявил неожиданную твердость, пожелав выехать верхом в город и предстать перед подданными, дабы призвать их сложить оружие и вернуться по домам; и Маттео, как ни сильны были его позиции, с трудом его остановил. Горожане по-прежнему любили мальчика, и, если бы его истинные симпатии стали известны, мятежники быстро утратили бы поддержку большей части населения.

В результате Маттео и его сообщники решили вступить с канцлером в переговоры. В башню отправились эмиссары с их предложениями. Стефан и все его соотечественники, которые захотят его сопровождать, будут отправлены на сицилийских судах в Палестину; остальные смогут беспрепятственно вернуться во Францию. Жизни и собственность сицилийцев, поддерживавших Стефана, не пострадают. Те наемники, которые ему служили, смогут продолжать службу у короля, если захотят; в ином случае они могут покинуть страну без помех. Поручителями выступят Ричард Палмер, епископ Иоанн Мальтийский, Ромуальд Салернский и сам Маттео. В таких обстоятельствах условия едва ли могли быть более благоприятными. Стефан согласился.

Оставалось только выдворить канцлера и его сотоварищей с Сицилии как можно быстрее. Подходящее судно было найдено, снаряжено и загружено всем необходимым за ночь, к следуюшему утру оно было готово к отплытию. Чтобы избежать инцидентов, французы погрузились на борт не в самой столице, а в районе современного пригорода Монделло, но, когда корабль уже поднял якоря, на пристани началось волнение. Каноники собора внезапно вспомнили, что не получили от Стефана официального документа, в котором он отказывался бы от архиепископской кафедры, а без этого они не могли избрать его преемника. Сперва Стефан — пребывавший в тот момент не в лучшем расположении духа — отказался исполнить их просьбу; только услышав ропот и увидев руки, стиснувшие рукояти мечей, он понял — присутствующие истолковали его отказ как знак того, что он намерен вернуться на Сицилию и захватить власть вновь. Тогда он уступил, вероятно придя в ужас от того, что кто-то мог подумать, будто он при каких-либо обстоятельствах согласится вновь ступить на землю, которой он искренне стремился служить и которая столь позорно с ним расплатилась.

Увы, ему предстояло проделать это — весьма скоро. Едва судно вышло из залива, выяснилось, что плыть на нем практически нельзя. Было это намеренной диверсией или нет, мы никогда не узнаем; но, когда корабль достиг Ликаты, на полпути вдоль юго-западного берега острова стало ясно, что идти на нем дальше невозможно. Местное население проявляло рприкрытую враждебность; Стефану неохотно разрешили сойти на берег с условием, что он останется здесь не более трех дней. Времени на ремонт, очевидно, не хватало, поэтому Стефан купил на собственные деньги корабль у каких-то генуэзских торговцев, оказавшихся в порту, и на нем добрался наконец до Святой земли.