Остров сокровищ. Черная стрела - Роберт Стивенсон

На поляне, один за другим, появлялись рослые, крепкие молодцы. У каждого была своя чашка, сделанная из коровьего рога; зачерпнув похлебку из котла, они садились на траву и ели. И одеты и вооружены они были по-разному: одни носили грубо тканные рубахи, и все оружие их состояло из ножа да старого лука; другие одевались, как настоящие лесные франты: шапка и куртка из темно-зеленого сукна, стрелы, украшенные перьями, за поясом — рог на перевязи, меч и кинжал на боку. Они были очень голодны и потому молчаливы; ворчливо здороваясь, они с жадностью набрасывались на мясо.

Их собралось уже человек двадцать, когда в кустах боярышника вдруг раздались радостные голоса и на поляну вышли пятеро мужчин, таща носилки. Рослый, плотный человек с сединой в волосах, с загорелым, как прокопченный окорок, лицом шел впереди. Нетрудно было угадать, что он здесь начальник: за плечами его висел лук, в руке он держал рогатину.

— Ребята! — крикнул он. — Веселые мои друзья! Вы тут ели всухомятку и свистели от голода! Но я всегда говорил: потерпите, счастье еще улыбнется нам. И оно уже начало улыбаться. Вот первый посланец счастья — добрый эль!

И под гул одобрительных возгласов носильщики опустили носилки, на которых оказался большой бочонок.

— Но торопитесь, ребята, — продолжал пришедший. — Нам предстоит работа. К перевозу подошел отряд стрелков. На них красное с синим; все они — наши мишени; все они испробуют наших стрел, ни один из них не пройдет живым через лес! Нас здесь пятьдесят человек, и каждому из нас нанесена обида: у одного похитили землю, у другого — друзей; одного обесчестили, другого изгнали. Мы все обижены! Кто же нас обидел? Сэр Дэниэл, клянусь распятием! Неужели мы ему позволим спокойно пользоваться похищенным у нас добром? Сидеть в наших домах? Пахать наши поля? Есть мясо наших быков? Нет, не позволим! Его защищает закон; перья судейских писак всегда на его стороне. Но я приберег для него у себя за поясом такие перья, с которыми ему не совладать!

Повар Лоулесс пил уже второй рог эля; он приподнял его, как бы приветствуя оратора.

— Мастер Эллис, — сказал он, — вы помышляете только о мести. Ну что ж, вам так и подобает. Но у меня, у вашего бедного брата по зеленому лесу, никогда не было ни земель, ни друзей, и мне нечего оплакивать, я человек маленький и помышляю не о мести, а о прибыли. Я предпочитаю благородное золото и мех с канарским вином самой сладкой мести в мире!

— Лоулесс, — последовал ответ, — чтобы вернуться в замок Мот, сэр Дэниэл должен пройти через лес. Мы позаботимся о том, чтобы этот путь обошелся ему дороже всякой битвы. Все знатные друзья его разбиты, и никто ему не поможет. Мы окружим старого лиса со всех сторон, и он погибнет. Это жирная добыча! Ее хватит на обед нам всем.

— Много я уже едал таких обедов, — сказал Лоулесс. — Но готовить их — дело трудное, и можно обжечься, добрый мастер Эллис. А чем мы занимаемся в ожидании этого жирного обеда? Мы мастерим черные стрелы, мы сочиняем стишки, мы пьем чистую холодную воду — пренеприятный напиток.

— Ты ненадежен, Уилл Лоулесс. От тебя все еще пахнет монастырской кладовой. Жадность погубит тебя, — ответил Эллис. — Мы забрали двадцать фунтов у Эппльярда. Мы забрали семь марок у гонца вчера ночью. Третьего дня мы забрали пятьдесят у купца…

— А сегодня, — сказал один из молодцов, — я остановил возле Холивуда жирного продавца индульгенций. Вот его кошелек.

Эллис пересчитал содержимое кошелька.

— Сто шиллингов! — проворчал он. — Дурак, у него наверняка гораздо больше было спрятано в туфлях или вшито в капюшон. Ты младенец, Том Кьюкоу, ты упустил рыбку.

Тем не менее Эллис небрежно сунул кошелек себе в карман. Он стоял, опираясь на рогатину, и разглядывал своих товарищей. Они жадно глотали вареную оленину и запивали ее элем. День выдался хороший, им повезло, но дело не ждало: нужно было есть быстро. Некоторые, наевшись, повалились на траву и сразу заснули, словно удавы, другие болтали или чинили оружие. А один, оказавшийся весельчаком, поднял рог с элем и запел:

Привольно весной под сенью лесной!Как запах жареного хорош,Как весел и дружен приятельский ужин,Когда ты оленя убьешь!

Дождешься дождей, холодных ночей,Короткого зимнего дня —С гульбой попрощайся, домой возвращайся,Сиди до весны у огня.

Маль;лки лежали и слушали. Ричард снял свой арба-лет и держал наготове железцый крючок, чтобы натянуть тетпву. Они не смели шевельнуться; вся эта сцена из лес-»о» жизни прошла перед их глазами, как в театре. Но тут внезапно наступил антракт. Как раз над»х головами тор-чала высокая дымовая труба. Раздался пронзительный

— Ты неверный человек, Уилл Лоулесс. От тебя все еще пахнет монастырской кладовой. Жадность погубит тебя, — ответил Эллис. — Мы забрали двадцать фунтов у Эппльярда. Мы забрали семь марок у гонца вчера ночью. Третьего дня мы забрали пятьдесят у купца…

— А сегодня, — сказал один из молодцов, — я остановил возле Холивуда жирного торговца индульгенциями. Вот его кошелек.

Эллис пересчитал содержимое кошелька.

— Сто шиллингов! — проворчал он. — Дурак, у него наверняка гораздо больше было спрятано в туфлях или вшито в капюшон. Ты младенец. Том Кьюкоу, ты упустил рыбку.

Тем не менее Эллис небрежно сунул кошелек себе в карман. Он стоял, опираясь на «рогатину, и разглядывал своих товарищей. Они жадно глотали похлебку из оленины, запивая ее элем. День выдался удачный, им повезло; однако их ждали срочные дела, и они не мешкали над едой. Те, кто пришел первым, уже отобедали и либо повалились в траву и тотчас заснули, как сытые удавы, либо болтали между собой, либо приводили оружие в порядок. Один весельчак поднял рог с элем и запел:

Привольно весной под сенью лесной!Как запах жаркого хорош,Как весел и дружен приятельский ужин,Когда «ты оленя убьешь!Дождешься дождей, холодных ночей,Короткого зимнего дня, —С гульбой попрощайся, домой возвращайся,Сиди до весны у огня.

Мальчики лежали и слушали. Ричард снял свой арбалет и держал наготове железный крючок, чтобы натянуть тетиву. Они не смели шевельнуться; вся эта сцена из лесной жизни прошла перед их глазами, будто в театре. Но тут внезапно наступил антракт. Как раз над их головами торчала дымовая труба. Раздался раздался пронзительный свист, затем стук, в обломки стрелы упали к ногам мальчиков. Кто-то — быть может, тот часовой на сосне, которого они видели,— издалека пустил стрелу в верхушку трубы.