Гулящая - Панас Мирный

– Вы, значит, признаете недостаточным такое самоуправление? Желали бы большего?... Английская конституция с ее лордами вас привлекает?

Столп что-то грубо загудел в ответ и вскоре скрылся вместе со своим собеседником в темной гуще акаций, скрывавших глухую тропинку.

– А слышали. Слышали? Наш-то Колесник за сорок тысяч имение купил. Вот она новая земская деятельность... строительство гатей, плотин, мостов!..

– Да, да!.. Нам необходимо принять меры... стать в боевое положение. И так уже долго мирволили всяким либеральным влияниям. Вы слышали проект нашего губернского предводителя дворянства? Государственного ума человек! Нам нужно его поддержать. Он все проведет!

Другая пара тоже скрылась под акациями.

– Чего ж эта бестия Штемберг тянет? Не подпустил ли жучка? – раздался охрипший голос из беседки.

– А что?

– Объявил, шельма: арфистки будут. Что же он их до сих пор не показывает? Давай, братцы, вызовем Штемберга.

И через минуту раздались громкие хлопки.

– Штемберга! Штемберга!.. Что же это он, чертов сын! Где его арфистки?... Арфисток подавай! Арфисток! Го-го-го! Го-го-го! – заревело сразу несколько голосов, грубых и визгливых.

Народ так и хлынул к беседке. Что там случилось? Среди толпы замелькали металлические пуговицы и жгуты полицейских мундиров.

– Позвольте, господа! Позвольте! Дайте дорогу! – расталкивая людей, покрикивал частный пристав.

– Господа! Прошу вас не скандальничать! – обратился он к сидевшим в беседке.

– Проваливай!.. Штемберга!

– Господа! Прошу не кричать!

– А-а... Федор Гаврилович! Наше вам! Просим покорно, заходите... Выпьем, брат! – подойдя к приставу, крикнул высоченный бородатый купец и одним махом втащил пристава в беседку.

Крик там затих, слышался только неясный говор и отдельные возгласы:

– Выпьем! Наливай, брат!

Народ начал расходиться; слуги, целой стаей бросившиеся к беседке, когда оттуда донесся крик, начали расходиться. Один только худощавый и не очень опрятно одетый пан стоял около беседки и смотрел на пьяное гульбище. Его высокая фигура сгорбилась, жиденькие рыжеватые бакенбарды свисали космами с впалых щек; концы их уже поседели; запавшие глаза сурово глядели из-под торчавших бровей. Заложив руки за спину и опершись на высокий парусиновый зонт, он точно ждал кого-то. Немного спустя из беседки вышел пристав, красный как рак.

– Федор Гаврилович! – бросился к нему пан.

Пристав остановился, вытаращив глаза.

– Кажется, я не ошибся? Имею честь говорить с Федором Гавриловичем Кнышем? – сказал пан.

– Ваш покорный слуга, – звякнув шпорами и слегка поклонившись по-военному, ответил пристав.

– Не узнаете? Так, так... – усмехнувшись, сказал пан.

– Извините, пожалуйста... не узнаю...

– А помните, когда вы были секретарем в полиции, как мы вместе с вами и капитаном Селезневым пулечку закладывали? Давно это было... Верно, забыли уже Антона Петровича Рубца?

– Антон Петрович! – крикнул удивленный пристав, подавая обе руки старому приятелю. – Боже мой! И постарели же вы, изменились, ни за что узнать нельзя! – сказал Кныш.

– Время берет свое! – глухо произнес Рубец. – А вот вы помолодели. И как вам идет эта форма!

– Как видите, переменил службу... Жена приказала долго жить.

– Слышал, слышал...

– Махнул на все и в приставы пошел.

– Тяжелая служба! Хлопотливая! У всех на виду.

– Все бы это ничего, только поспать некогда.

– Да, да... Опять же это... – Рубец кивнул головой на беседку, где снова поднялся невероятный шум. – Другим гулянье, веселье... а ты за всем присматривай, чтобы не очень-то разгулялись.

– Это наши купчики раскрутились. Что с ними поделаешь? Знакомый народ, в моей части живут.

– Так, так... Кому гульня, а кому служба.

– Ну, а вы как? Все на старом месте? Что это вы к нам пожаловали?

– Вы слышали, что капитан умер? – сказал Рубец. – Умер, сердешный, царство ему небесное... И меня на его место выбрали.

– Так вы уж в земстве служите?

– Пенсию небольшую выслужил... В отставку вышел. А все-таки не хочется сидеть сложа руки... Привычка, знаете... Захотелось еще обществу послужить. Спасибо добрым людям, не обошли: выбрали на место капитана. Помаленьку живем...

– Так вы сюда на выборы приехали?

– На какие там выборы? Господь с ними!

– По своим делам?

– Да нет же... После выборов – земский съезд... Меня, видите, выбрали губернским гласным.

– Вот как! – сказал Кныш. – Поздравляю.

– Спасибо! Хотя и поздравить не с чем; хлопот и расходов больше; а все же – почет... Раз уж выбрали, надо хоть раз побывать на съезде... послушать, что умные люди говорят... Мы и у себя в городе на каждом собрании слушаем речи. Да то свои, знакомые, а тут со всей губернии... Шуму много ожидается. Будет ли только толк?

Кныш усмехнулся.

– А сейчас решил на ваши губернские чудеса взглянуть, – продолжал Рубец. – Потратил двугривенный, думаю, кого из старых знакомых встречу... И хорошо, что вас нашел. Скажите: не знаете ли вы случайно Григория Петровича Проценко? Он у меня когда-то жил.

– Как же, знаю. Он тоже в земстве служит: бухгалтер губернской управы, – ответил Кныш.

– Хотелось бы мне его повидать.

– Он тут в саду был. Я его видел... Да вот и он, – сказал Кныш, указывая на высокого, хорошо одетого человека, выходившего из ресторана. – Григорий Петрович!

Проценко неторопливо подошел, поздоровался с Кнышем и, не глядя на стоявшего рядом Рубца, спросил:

– Что нового?

– Узнаете земляка? – спросил Кныш, указывая на согбенную фигуру Рубца.

Проценко сквозь пенсне взглянул на него.

– Не узнаете? – глухо произнес Рубец. – Дело давнее...

– Кажется, Антон Петрович? Сколько лет, сколько зим! Здравствуйте! – Проценко протянул руку.

Пошли расспросы и воспоминания.

Проценко словно обрадовался, когда узнал, зачем Рубец приехал.

– Так и вы на съезд? Приятно, приятно видеть своих, – отбросив свою натянутость, приятельски заговорил Проценко. – А как хорошо меня кормила Пистина Ивановна! Здесь ни за какие деньги такой пищи не достанешь. Позвольте ж мне теперь угостить вас... не отказывайтесь, грешно вам будет... Вот мы втроем с Федором Гавриловичем выберем укромное местечко, посидим, старину вспомним.

– Человек! – крикнул Проценко. Официант со всех ног бросился на зов.

– Выбери лучшую и уютную беседку... Чаю, закуску... живо! – командовал Проценко.

Официант стрелой метнулся выполнять приказание.

– Проворный! – сказал Рубец. – У нас таких нет.

– Он только бегает скоро. А пока принесет, мы еще насидимся, – сказал Кныш.

Пока Рубец и Кныш вели беседу об официантах, Проценко стоял, повернувшись лицом к веранде, и свысока оглядывал прохожих.

– Мосье Проценко! Скажите вашей супруге, что я на нее сердита, – сказала ему молодая женщина, за которой увивалась большая группа офицеров, погромыхивая саблями и шпорами.

– За что это?

– Как же! Тянула, тянула ее в сад, а она ни за что не хотела пойти, – кокетливо глядя на него, сказала незнакомка, проходя мимо.

– Так вы женаты? – спросил Рубец.

– Уже полгода, как женился.

– А я и не знал. Поздравляю. Почему же вы один? Разве жена нездорова?

– Да нет... Она у меня домоседка.

Рубец хотел что-то сказать, но тут как раз прибежал официант.

– Готово-с! – сказал он, остановившись перед Проценко, и рывком бросил салфетку на плечо.

– Где? – спросил Проценко.

– Пожалуйте-с! – сказал он, побежав вперед.

– Куда же ты? – крикнул Проценко.

– Там-с! – сказал официант, указывая рукой на купу акаций, черневших вдали.

– На кой черт такую глушь выбрал? – сердито сказал Проценко.

– Здесь все заняты-с!

Проценко остановился.

– Пойдем. Там будет меньше любопытных глаз, – сказал Кныш, и все двинулись вслед за официантом.

В конце широкой аллеи, под сенью акации, чернела небольшая беседка. Дойдя туда, официант сказал:

– Здесь!

В беседке стоял стол, накрытый белой скатертью, на нем горели две свечи под стеклянными колпаками, вокруг стола стояли табуретки.

– Как тут уютно, – сказал Рубец.

– Так ты еще ничего не приготовил? – спросил Проценко.

– Что прикажете-с?

– Черт бы тебя побрал! Хоть бы чаю принес.

– Сколько прикажете-с?

– По старому обычаю... – вмешался Рубец.

– Пью раньше водочку, – закончил вместо него Кныш.

– Как хотите. Что же мы закажем? – спросил Проценко.

Начали совещаться. Кныш захотел битки в сметане, Проценко – перепелку, а Рубец сказал: пусть дают что угодно, только поскорее.

– Графин водки! Бутылку красного! Битков, перепелов, а третье... что есть у вас лучшее?

Официант, точно трещотка, начал сыпать названиями блюд.

– Дай мне котлеты, да по моим зубам, – сказал Рубец.

– Отбивных, пожарских? – снова затараторил официант. Рубец, не зная, какие ему заказать, растерянно озирался.