Преступление и наказание в английской общественной мысли XVIII века: очерки интеллектуальной истории - Ирина Мариковна Эрлихсон

под угрозу свободу государства как с моральной, так и с политической точек зрения, и имеют нездоровую тенденцию распространения через новые искушения роскошью, предлагаемых торговлей, что способствует формированию у людей привычки подражания такому образу жизни и в конечном итоге закреплению ее в характере.

Кому отдавал приоритет Филдинг – правам человека как личности или воле государственных учреждений? Чтобы постичь полный смысл аргументов писателя необходимо оценить его концепцию свободы и того, как преступность может угрожать ей. Филдинг опирался на давние традиции неоклассических политических аргументов, связывающих здоровье государства с его свободой. В целом, анализируемая через призму взглядов римских моралистов и историков, свобода была определена не просто как свобода от вмешательства, но и как свобода от зависимости и доминирования. Никто не мог почувствовать себя свободным, если его действия имели возможность быть управляемыми деспотичной волей кого-либо еще, хотя бы даже это вмешательство на самом деле никогда не имело бы места.

Аргументом здесь является тот факт, что состояние порабощения, противоположное свободе, с позиции нео-римской традиции, может с легкостью происходить равно от нападения преступных элементов и регулярной армии, бывшей популярной целью оппозиции. Угроза гнета, и, как следствие, и страх быть ограбленным или убитым, были, с точки зрения свободы от господства, весомым уменьшением состояния свободы. Покуда правительство было неспособно справиться с растущей угрозой преступности, общество жило бы в состоянии угнетения из-за постоянной угрозы насилия[753].

Заслуга Филдинга состояла в том, что ему удалось связать идею индивидуального криминального прогресса с более широкой и актуальной общественной проблемой, касающейся разрушения политической структуры государства. Существование любого свободного государства было обусловлено циклами расцвета и упадка, свойственных равно природным и общественным явлениям. Подъем и падение государств были краеугольной темой неоклассической политической мысли. Бесспорными авторитетами в этом вопросе были Аристотель и Полибий, которые определили три разные формы разумного управления: монархия, аристократия и демократия. Каждая из этих форм, в случае упадка государства, имела тенденцию к стремительному переходу в извращенную противоположную форму: тирания, олигархия или анархия. В этих государствах власть закона будет заменена деспотичной волей или насилием. Единственным способом предотвращения этого было смешение всех трех форм правления, которые могут поддерживать друг друга в балансе, не допуская тенденции к доминированию каждой из них. Ключевыми историческими примерами смешанных политических форм были Рим и Спарта. Великобританию с ее конституционной монархией часто сравнивали с Римом, прошедшим путь от добродетельной республики до коррумпированной диктатуры с целью избежать подобных ошибок в своем развитии. Представители правительственной оппозиции использовали эти сравнения в русле дискурса по поводу использования системы патронажа, создания регулярной армии или в качестве критики правящего класса за их расточительный образ жизни и пренебрежение общественным долгом. Напротив, Филдинг утверждал, что роскошь скорее была проблемой бедных, нежели богатых, приводя стройную систему аргументов в пользу того, что расширение правительством своих полномочий было не источником потенциальной коррупции, а, наоборот, защитой от нее. Пороки великих Филдинг считал в большей степени моральным, нежели политическим злом, поскольку они сдерживались принципом врождённой чести. Порок, однако, имеет свойство распространяться как болезнь от богатых к бедным, где он выходит из-под контроля и угрожает ослабить политическую систему. Чтобы сохранить конституцию, следовательно, необходимо упорядочить общество таким образом, чтобы не допустить рассеивание пороков по всему социальному организму путем интенсивного и всеобъемлющего регулирования общественной морали.

Чтобы доказать, что политики должны вмешиваться в проблемы преступности, Филдинг приводит многочисленные доказательства того, что распространение пороков и зла в низших сословиях угрожает дестабилизации конституции, которая, в свою очередь, являлась гарантом свободы. Концептуальной основой его аргументации было утверждение, что конституция не статична по своей природе, как многие могут представить, а наоборот, изменчива, как английский климат. Учитывая тот факт, что нравы и образ жизни населения были одной из частей конституции, следовательно, если они менялись, она (конституция) также подлежала изменениям, и здесь, так же как в физическом теле, болезнь в одной его части, немедленно влияла на состояние всего организма в целом.

Меняющиеся экономические реалии с течением времени переплавлялись в новую политико-правовую практику жизни: рост рыночного общества создавал угрозу свободе, меняя нравы «низших классов». Преступность была неразрывно связана с праздностью и нищетой, потому наряду с государственной деятельностью по обнаружению преступлений, проблема могла быть решена за счет усиления контроля над бедными с помощью уголовно-правовых механизмов, совершенствования законодательства о бедности и бродяжничестве, административных мер и благотворительности. Делая ставку на официальную систему уголовной юстиции, основанную на принципах оперативности расследования и неотвратимости наказания, Генри Филдинг фокусировал внимание на идее предупреждения (превенции) преступления. «Филдинги лелеяли идею о создании превентивной полиции, которая обладала бы механизмами и упорядоченными знанием для того, чтобы осуществлять широчайший надзор за теми слоями населения, которые представляли наибольшую опасности для общества»[754].

Для того, чтобы понять, что подразумевалось под предупреждением преступлений в восемнадцатом веке, необходимо обратиться к идее грехопадения. В современном Филдингу религиозном представлении состояние человека после падения означало природную греховность, а продолжительное искушение было частью человеческого существования. Цель превентивной полиции заключалась в том, чтобы не позволить большинству попасть в порочные сети путем управления обществом таким образом, чтобы слабая человеческая воля имела бы как можно меньше соблазнов вообще. Неудачи в предупреждении преступлений означали не только угрозу порядку, но также предполагали, что многие преступники будут приговорены к смерти, тогда как, не устояв перед пороком, они могли бы стать полезными членами общества.

Фундаментальным в понятии предупреждения преступлений была концепция «криминального прогресса», блестяще проиллюстрированная другом Филдинга У. Хогартом в серии гравюр «Четыре степени жестокости».

У. Хогарт «Первая стадия жестокости»[755]

У. Хогарт «Совершённая жестокость»[756]

Тема прогресса преступника от мелких правонарушений до тяжких преступлений, приводящих к виселице, была очень распространена в общественном и литературном дискурсе второй половины XVIII столетия. Это было отражено в речи секретаря Департамента внутренних дел Генри Дандаса, покровителя Патрика Колкхауна, лоббировавшего Акт о судьях Мидлсекса 1792 г.[757] в палате общин. Он напомнил парламентариям, что «приговоренные к повешению обычно начинали как карманники с 13–14 лет; совершив много мелких краж, они получали возможность купить лошадь и становились разбойниками с большой дороги; и заканчивали преступную карьеру в петле»[758]. Несомненно, Филдинг опирался на учение Джона Локка о разуме как tabula rasa, преобразуемом исключительно под воздействием опыта, среды и подражании примерам. Подмечая эту связь, в Ковент-Гарденском журнале Филдинг писал: «Привычку часто называют второй природой, причем первая может в самом деле управлять и регулировать