Последний долг - Пэппер Винтерс

В один момент Маркиз был жив, отдаляя меня от Нилы. В следующее мгновение он отправился в подземный мир. Это было ужасно, но гуманно ― избавило его от страданий. Он уже был мертвецом… а таким образом… боль ушла ― даже несмотря на то, что он не заслуживал такого сострадания.

Бонни придется купить еще чью-нибудь преданность.

Если она, конечно, переживет то, что я сделаю с ней, когда вернусь домой.

Если вернусь домой.

Мужчина двинулся ко мне. Мои мышцы напряглись, когда он наклонил голову. Вблизи он казался моложе. Его кожа была безупречной, а зрачки такими же темными, как и кожа. Не говоря ни слова, он зашел мне за спину.

Я с трудом сглотнул, ожидая, что нож перережет мне горло или пуля пронзит мозг.

От свиста, вынимаемого из ножен клинка, у меня заколотилось сердце, но затем давление в груди внезапно исчезло.

Я завалился набок, освободившись от стула, веревки волочились за мной. Срезанные концы упали на пол, словно обезглавленные змеи. Как только стул перестал удерживать меня, молодой человек схватил мои запястья и перерезал оставшуюся бечевку.

Я не мог понять… зачем?

Зачем они это сделали?

Мужчина помог мне сесть. Голова гудела от боли, но я моргнул и попытался размять кости. Это было удивительное ощущение ― свободно сидеть и не быть прижатым к жесткой древесине, удерживающей меня на месте. Мои ребра ныли, и затуманенное зрение не облегчало положения, но я мог двигаться, дышать, жить.

Среди мрака показались жемчужно-белые зубы, практически такие же яркие, как бриллианты. Он улыбнулся и быстро заговорил на африкаанс (прим. пер.: Африкаанс ― (ранее также был известен как бурский язык) ― один из германских языков (до начала XX века считался диалектом нидерландского), один из 11 официальных языков Южно-Африканской Республики).

Я очень плохо знал их язык, но попытался вспомнить те немногие слова, которые мне были известны, и понял, что он сказал: Мы спасли, чтобы ты спас.

Это не имело смысла.

Рабочий, который освободил меня, протянул руку. Не раздумывая, я принял помощь и, шатаясь, поднялся на ноги. Пошатнувшись, ощутил еще больше повреждений. У меня болела правая коленная чашечка, а огромная гематома на бедре набухла новым синяком.

Слабость от недостатка отдыха и питания настигла меня, когда все закружилось перед глазами.

Держа меня за локоть, рабочий ничего не говорил, пока я моргал и пытался прийти в себя.

Оттолкнув помощь, дрожащими руками счистил влажную грязь с одежды. Движение напомнило моему телу, как реагировать, энергия забурлила с новой силой, и боль немного утихла. Подняв голову, я посмотрел на мужчин, наблюдавших за мной.

― Я не понимаю.

Управляющий вышел вперед. Его когда-то белая рубашка теперь была испачкана ржавой рудой, которую он копал всю жизнь. Его кожа блестела, а глаза пылали жаждой мести. Его рука дрожала вокруг мачете, ― все еще блестящего от крови Маркиза, ― когда он поднес его к моему сердцу. На английском он повторил:

― Мы спасли тебя, чтобы ты спас нас. ― Его клинок покачивался, когда он тяжело дышал. ― Мы разобрались с охранниками. Теперь шахта под нашим контролем. Мы благодарны Кестрелу Хоуку за его помощь, но охранники подчиняются приказам босса, и сейчас у нас не лучшие условия.

От гнева его голос напрягся.

― Хватит с нас того, что с нами обращаются как с рабами. Сегодня мы восстанем. Так что отвечай честно, алмазный сын, или разделишь его судьбу. ― Его оружие дрожало, когда он указал на Маркиза, а затем снова на меня. ― Ты такой же, как они? Или мы правы, думая, что ты не похож на свою семью?

Я потер лицо, заставляя себя сосредоточиться на разговоре, а не на телесной боли. Все старания Кеса были напрасны? Неужели его благородство и сделки, совершенные за спиной Ката, не принесли результата?

Несправедливость по отношению к нашим людям и делу моего брата выводила меня из себя.

― Вы хотите знать, Хоук ли я?

Он покачал головой.

― Нет, мы хотим знать, похож ли ты на них.

Я не двигался.

― Зачем? Зачем спрашивать об этом сейчас?

Молодой человек, который освободил меня, сказал:

― Мы видели тебя.

Я перевел взгляд на труп Маркиза, не в силах отвести взгляд от раны на его шее, нанесенную клинком

― Что видели?

― Видели, как ты тащил тело своего брата и отдал его львам. Ты убил свою плоть и кровь.

Блядь.

Я замер.

Не думаю, что сейчас стоит упоминать, что его убила Нила. Я помогал прибраться.

Управляющий подошел ближе, его пальцы сжались вокруг клинка.

― Ты убил его, потому что не согласен с его поступками, да?

Я нахмурился, стараясь не терять нить разговора. Как долго они ненавидели мою семью? Как долго они ждали, чтобы свергнуть нас? Мое сердце пульсировало от их боли и надежды. Они убили, чтобы я помог им.

У нас был один путь.

Взяв себя в руки, изгнал себя из семьи, отбросив все родственные связи. Я позволил себе быть честным с людьми, которые спасли мне жизнь.

― Нет, мне не нравятся его поступки. Если честно, никогда не нравились.

― Это нам известно. ― Управляющий улыбнулся. ― Мы наблюдали за тобой, когда ты был моложе. Ты не похож на них.

Он не знал, что только что сделал мне комплимент, который я запомню на всю жизнь. Всю жизнь мне был ненавистен тот факт, что я не такой, как моя семья, ― изгой, разочарование. Но сейчас… сейчас я чертовски благодарен.

Это спасло мне жизнь.

Я прижал кулак к сердцу.

― Я навеки у тебя в долгу.

Долг.

Погрязший в долгах.

Казалось, Нила больше не была в долгу, но я был. У Хоука есть долг. Мне очень нравилась мысль