Дети Ананси - Нил Гейман

Толстый Чарли положил на стол пять мятых стодолларовых купюр.

Дейзи начинала понимать копов, которых обычно видишь только по телевизору: крутые, закаленные и стопроцентно готовые пойти против системы. Такие копы интересуются, считаешь ли ты себя везунчиком или хочешь ли ты устроить им праздник, и в особенности такие, которые говорят: «Я слишком стар для этого дерьма». Дейзи было двадцать шесть, и ей хотелось сказать окружающим, что она слишком стара для этого дерьма. Она вполне сознавала, как нелепо это звучит, — спасибо, что подсказали.

В данный момент она стояла в кабинете суперинтенданта Камбервелла и говорила:

— Да, сэр. На Сан Андреасе.

— Ездил туда в отпуск пару лет назад. С бывшей миссис Камбервелл. Очень приятное место. Ромовый торт.

— Очень похоже, сэр. На пленке из Гатвика заснят определенно он. Путешествовал под фамилией Бронстейн. Роджер Бронстейн вылетел в Майами, где пересел на самолет до Сан Андреаса.

— Вы уверены, что это он?

— Совершенно.

— М-да, выходит, что мы в полной заднице, верно? — отозвался Камбервелл. — Ведь у нас с ними нет договора об экстрадиции.

— Но должно же быть что-то, что мы могли бы сделать.

— Ну… Можем заморозить его оставшиеся счета и наложить арест на его имущество. Разумеется, так мы и поступим, хотя пользы от этого как от козла молока, потому что у него уйма наличности в таких местах, до которых мы не можем дотянуться, даже отследить не сумеем.

— Но он же совершил у-бий-ство, — последнее слово Дейзи размеренно произнесла по слогам.

Суперинтендант поднял на нее взгляд, словно не был уверен, что именно перед собой видит.

— У нас тут не игра в салочки на детской площадке. Если они будут держаться правил, он окажется у нас. Ели он вернется, мы его арестуем. — Он сплющил пластилинового человечка в пластилиновый ком и начал разминать в плоскую лепешку большим и указательным пальцами. — В старые времена, — продолжал он, — преступники могли потребовать убежища в церкви. Пока ты оставался там, закон не смел тебя тронуть. Даже если ты убил человека. Разумеется, это ограничивало свободу передвижений. М-да.

Камбервелл поглядел на Дейзи так, будто ожидал, что после такой тирады она уйдет. А она сказала:

— Он убил Мэв Ливингстон. Он годами обворовывал своих клиентов.

— И?..

— Нам следует отдать его под суд.

— Пусть это не мешает вам спать.

«Я слишком стара для этого дерьма», — подумала Дейзи. Рот она держала на замке, но в голове все крутились и крутились эти слова.

— Пусть это не мешает вам спать, — повторил он, потом сложил пластилиновую лепешку в кубик и безжалостно раздавил пальцами. — Сам я сплю как младенец. Представьте себе, что вы просто патрульная, а Грэхем Хорикс — просто машина, припарковавшаяся на двойной желтой полосе, но отъехавшая до того, как вы сумели выписать штраф. Да?

— Конечно, — сказала Дейзи. — Разумеется. Прошу прощения.

— Будет вам, — улыбнулся суперинтендант.

Она вернулась за свой стол, вошла во внутренний сайт управления полиции и несколько часов изучала варианты дальнейших действий. А потом поехала домой. Кэрол сидела перед телевизором и, поедая разогретое в микроволновке куриное жаркое, смотрела сериал «Улица Коронации».

— Мне нужно отдохнуть, — сказала Дейзи. — Я еду в отпуск.

— Свой отпуск ты уже отгуляла, — логично возразила Кэрол.

— Какая жалость, — отозвалась Дейзи. — Я слишком стара для этого дерьма.

— Ух ты! И куда ты поедешь?

— Ловить одного негодяя, — ответила Дейзи.

Самолет «Кариб-эйр» Толстому Чарли понравился. Да, конечно, международная авиакомпания, но по ощущению — как местный автобус. Стюардесса назвала его «милый» и предложила садиться, куда понравится.

Он растянулся поперек трех кресел и заснул.

Во сне Толстый Чарли шел под небом цвета меди, и мир был молчалив и тих. Он направлялся к птице размерами больше города, чьи глаза пылали огнем, а клюв был разинут, и Толстый Чарли вошел в этот клюв и двинулся в самую глотку.

Потом — как это случается во снах — он очутился вдруг в комнате, стены которой были покрыты мягкими перьями, из-за которых смотрели круглые, как у совы, но немигающие глаза.

Посреди комнаты, раскинув руки и ноги, лежал Паук. Приглядевшись, Толстый Чарли понял, что брат не праздно развалился, а распят, связан цепями из мелких косточек (такие можно увидеть в куриной шее). Цепи тянулись из углов комнаты и опутывали его, точно нити паутины муху.

— А, это ты, — сказал Паук.

— Я, — ответил во сне Толстый Чарли.

Костяные цепи врезались глубоко в кожу Паука, и Толстый Чарли увидел, как брат поморщился от боли.

— М-да, — сказал Толстый Чарли. — Но могло быть и хуже.

— Кажется, это еще не все, — отозвался брат. — Думаю, у нее на меня другие планы. На нас обоих. Просто я не знаю, какие.

— Они всего лишь птицы, — сказал Толстый Чарли. — Так ли уж много от них вреда?

— Про Прометея когда-нибудь слышал?

— Э-э-э…

— Был такой малый, отдал людям огонь. В наказание боги приковали его к скале. Каждый день прилетал орел и клевал ему печень.

— И печень никогда не кончалась?

— Каждый день отрастала новая: с богами такое бывает.

Они помолчали.

— Я как-нибудь все улажу, — пообещал Толстый Чарли. — Исправлю.

— Так же, как ты наладил собственную жизнь, что ли? — невесело усмехнулся Паук.

— Извини.

— Нет, это ты меня извини, — вздохнул Паук. — У тебя есть какой-нибудь план?

— План?

— Надо понимать, нет. Просто сделай, что нужно. Вытащи меня отсюда.

— Ты в аду?

— Не знаю, где я. Если это ад, то птичий. Ты должен меня отсюда вытащить.

— Как?

— Ты же папин сын, верно? Ты мой брат. Придумай что-нибудь. Просто вытащи меня отсюда.

Толстый Чарли проснулся в ознобе. Стюардесса принесла ему кофе, и он с благодарностью его выпил. Теперь он окончательно пришел в себя, и ему совсем не хотелось даже закрывать глаза, поэтому он стал читать брошюру «Кариб-эйр», из которой узнал про Сан Андреас много полезного.

Он узнал, что Сан Андреас не самый маленький из островов Карибского моря, но, составляя списки, о нем, как правило, забывают. На рубеже XVI века испанцы открыли этот необитаемый островок вулканического происхождения, где вволю плодились животные, не говоря уже о всевозможных растениях. Согласно поговорке, что ни ткни в землю Сан Андреаса, все вырастет.