Гобелены Фьонавара - Гай Кей

Айвор обнял их обоих за плечи и повел в хижину Гиринта, стоявшую поодаль от остальных домов. И мальчишки шагали рядом с вождем степенно, как и подобает взрослым мужчинам. Айвор пропустил их затем в дверь, а сам стал смотреть, как они, опустившись перед шаманом на колени, ждут, когда он подтвердит, что они действительно видели своих тотемных животных, и назовет им их имена. Ни разу никто из детей Айвора не пытался обмануть шамана и назвать своим тотемом животное, которое вовсе ему не являлось, ни один не сказал, что видел, к примеру, не обычного элтора, а орла или дикого кабана. Шаман — и это было его священной обязанностью — всегда сразу узнавал, какова была их истинная «добыча». В своем племени Гиринт знал тотем каждого. Так было и во всех остальных племенах дальри. И так было записано в священной Книге, хранившейся в Селидоне. Таков был Закон.

Через несколько минут Гиринт поднял голову — все это время он сидел, понурившись и скрестив ноги, на своей циновке — и посмотрел прямо на Айвора, чей силуэт чернел на фоне ярко освещенной солнечным светом двери.

— Их час пробил, я знаю их имена, — молвил шаман.

Эти слова провозглашали рождение новых Всадников: своего часа никто избежать не в силах; в этот час человек получает свое Истинное имя. И Айвора вдруг охватило странное чувство мимолетности и одновременно беспредельности Времени. Двенадцать столетий дальри кочуют по Равнине. И в течение этих двенадцати столетий каждый новый Всадник именно так получал свое имя.

— Ну что, устроим пир? — на всякий случай спросил он Гиринта.

— Ну разумеется! — живо откликнулся тот. — Как же иначе отпраздновать появление в племени двух новых охотников?

— Хорошо, — сказал Айвор. Сколько же раз они с Гиринтом произносили эти слова? Каждое лето! Неужели он уже такой старый?

Айвор снова обнял новоиспеченных Всадников за плечи и вывел их на залитую солнцем лужайку перед хижиной шамана, где уже собралось все его племя.

— Их час пробил, и названы были их имена! — торжественно сказал он и улыбнулся, услышав рев приветственных криков.

И тогда наконец Нейвон и Барт попали в объятия своих родителей.

— А теперь спать! — велел Айвор обоим мальчишкам, зная, что здесь скоро будет твориться, и отлично понимая, что ни один из них его совету не последует. Да и разве можно спать в такой день?

А вот Ливон, между прочим, спал! Правда, Ливон провел в роще целых три ночи и вышел оттуда совершенно измученный, с ввалившимися глазами и с таким видом, словно все еще пребывал в мире снов и видений. Трудный у него был пост, ему пришлось совершить долгое путешествие — как, впрочем, и всем тем, кто когда-либо возглавлял третье племя.

Размышляя об этом, Айвор смотрел, как люди веселыми ручейками растекаются по лагерю. Потом, пригнувшись, он снова шагнул во тьму хижины Гиринта, где никогда не зажигали света: он там попросту не был нужен.

Шаман при его появлении не шелохнулся.

— По-моему, все хорошо, — сказал Айвор, присаживаясь на пол рядом со стариком. Гиринт кивнул.

— Да. Оба будут неплохими Всадниками, а Барт и не просто неплохим — возможно, он станет даже и не только Всадником. — Большего старый шаман никогда бы себе не позволил сказать. Никогда и ни одного намека на то, что он увидел в душах посвященных. Айвору всегда хотелось его об этом спросить, и он всегда восхищался удивительным даром шамана и его поразительной сдержанностью.

Он хорошо помнил ту ночь, когда Гиринт был ослеплен. Айвор тогда был еще почти ребенком — с той ночи, когда он увидел своего ястреба, прошло всего четыре лета, — но он, будучи единственным сыном Банора, вместе с остальными мужчинами должен был непременно присутствовать при ослеплении шамана. И власть для него с тех пор навсегда осталась связанной с пением мужчин и колеблющимся светом факелов на фоне раскинувшегося над Равниной ночного звездного неба.

Некоторое время шаман и вождь сидели молча; каждый думал о своем; затем Айвор поднялся.

— Пойду. Мне еще нужно обсудить с Ливоном завтрашнюю охоту, — сказал он. — Шестнадцать, я думаю?

— По крайней мере, — с упреком заметил шаман. — Да я один могу целого съесть! Мы ведь давно пиров не устраивали.

Айвор фыркнул.

— Ох уж и давно! Старый ты жадюга! Вы только подумайте, целых двенадцать дней прошло с тех пор, как Вален узнал свое имя. Ну скажи, как это ты до сих пор умудрился не растолстеть?

— А очень просто, — терпеливо пояснил шаман. — У тебя на пирах небось не разъешься!

— Ну ладно, семнадцать! — засмеялся Айвор. — Я еще загляну к тебе утром, перед тем как они отправятся на охоту. Решать, конечно, Ливону, но я хочу предложить им восточные пастбища.

— Да, на восточных животные более откормленные, — кивнул Гиринт. — Впрочем, у нас и сегодня еще будет время это обсудить: все равно ты ко мне попозже заглянешь.

И к этому тоже Айвор привык.

«Умение видеть приходит, когда уходит свет» — так говорят в народе дальри. Это не Закон, но обычай этот обладает той же силой. Дальри находят своих покровителей в темноте, и в темноте все их шаманы обретают свое могущество — вместе со слепотой, после того страшноватого обряда в середине лета, когда ярко горящие факелы и летние звезды внезапно исчезают в сплошной черноте.

Ливона он, разумеется, нашел на конюшне: тот возился с кобылой, у которой что-то было неладно с копытом. Услышав шаги отца, Ливон поднялся и пошел ему навстречу, откидывая с глаз светлые волосы. Стоило Айвору увидеть сына, и на сердце сразу полегчало. Так бывало всегда.

И он вспомнил — возможно потому, что с утра думал об этом, — тот день, когда Ливон вернулся в лагерь после трехдневного поста. Он тогда до позднего вечера проспал как убитый. Его светлая, по-детски еще нежная кожа казалась буквально прозрачной, до того он измучился и устал. А ближе к ночи он вдруг встал с постели и пошел к отцу.

И они долго гуляли по спящему лагерю.

— Я видел серну, отец, — сказал ему тогда Ливон. То был самый дорогой, редчайший дар, какой Айвор когда-либо получал. Ведь мальчик назвал имя своего тотема, свое тайное имя! Серна — это очень хорошо, думал Айвор с гордостью. Сильное, смелое животное, с гордо поднятыми рогами, как у того Бога, в честь которого оно и названо[5].

И в ответ на слова сына Айвор лишь молча кивнул. Говорить он не мог. Лит всегда подшучивала над его излишней чувствительностью и над тем, как всегда близко у него слезы. Вот и теперь ему очень хотелось обнять мальчика и прижать к себе, но он сдержался: ведь Ливон уже стал взрослым, настоящим Всадником, мужчиной, да к тому же только что сделал отцу неслыханно щедрый и чисто мужской подарок. Что ж, он ответит сыну тем же!

— А мой тотем — ястреб, — сказал Айвор, и оба примолкли, стоя рядом и соприкасаясь плечами, и долго еще глядели в летнее звездное небо, раскинувшееся над лагерем третьего племени…

— Ну что ты нам посоветуешь? На восток? — Карие глаза Ливона смеялись.

— По-моему, так было бы лучше всего, — кивнул Айвор, — не стоит рисковать. А впрочем, как знаешь, — быстро прибавил он.

— Да нет, лучше восточных пастбищ ничего и быть не может. Тем более что мне придется взять с собой обоих новичков. А на восточных пастбищах охотиться значительно легче. Сколько животных нужно для пира?

— Я полагал, что хватит шестнадцати, но Гиринт запросил целого элтора для себя одного!

Ливон, откинув голову назад, расхохотался.

— Ага, и, конечно, жаловался, что у нас пиры случаются слишком редко и угощения на них маловато. Верно?

— Да уж, конечно! — засмеялся и Айвор. — Он всегда на это жалуется, старый обжора. Сколько возьмешь охотников?

— Двадцать, — не задумываясь, ответил Ливон.

То есть на пять человек меньше, чем берут обычно. Это означает, что на охотников ляжет огромная нагрузка, тем более при двух-то новичках! Но Ливон знает, что делает. В конце концов, за охоту теперь полностью отвечает он. И, будучи истинным сыном своего отца, отлично знает и своих охотников, и своих лошадей. Да и повадки элторов Ливон тоже знает, как никто другой. И понимает, что трудности его людям только на пользу. И, главное, полностью доверяет им. Говорят, Ревор когда-то поступал примерно так же.

И Айвор, согласно кивнув, сказал:

— Хорошо. Тогда постарайся выбрать лучших. Мы еще увидимся — дома. — Ливон махнул ему на прощание рукой и тут же снова присел на корточки возле своей кобылы.

Айвор вспомнил, что так и не завтракал и не успел ни словом перемолвиться с Лит, хотя солнце было уже высоко. И он пошел домой. Оказалось, что его там уже ждут, и он сразу вспомнил, что сказал ему на прощание Гиринт. Так что не слишком удивился, когда Торк безо всяких прелюдий сообщил:

— Это Дейвор. Они с друзьями вчера совершили Переход из другого мира. Их Лорин привел, но Дейва почему-то забросило в наши края. А этой ночью мы с ним убили в роще Фалинн ургаха.