Полное собрание сочинений. Том 7. Сентябрь 1902 — сентябрь 1903 - Владимир Ленин (Ульянов)

Мы выписали целиком все это рассуждение тов. Икса, чтобы читателю легче было судить, где заключается действительное «логическое противоречие». По общему правилу, крестьяне сейчас пользуются отрезками на условиях крепостнической кабалы. По возвращении отрезков они будут пользоваться ими как свободные собственники. Неужели «нужно еще доказать», что это возвращение уничтожит крепостническую кабалу посредством этих отрезков? Речь идет об особых участках земли, создавших уже особую форму кабалы, а автор ставит на место этого частного понятия общую категорию «недостаточного количества земли»! Это значит перепрыгнуть через вопрос. Это значит предположить, что отрезки в настоящее время не порождают никакой особой кабалы: тогда действительно возвращение их было бы просто «наделением недостаточным количеством земли», тогда действительно мы не могли бы стоять за эту меру. Но всякий прекрасно видит, что это не так. Далее. Автор напрасно смешивает крепостническую кабалу (отработочную систему хозяйства), порождаемую отрезками, с продовольственной арендой, с арендой из нужды вообще. Эта последняя аренда существует во всех европейских странах: при капиталистическом хозяйстве везде и всегда конкуренция мелких собственников и мелких арендаторов вздувает продажные и арендные цены на землю до «кабальных» размеров. Этого рода кабалы нам не избыть никак[54], покуда мы не избавимся от капитализма. Но разве же это – возражение против особых мер борьбы с особыми, чисто русскими, видами кабалы? Тов. Икс рассуждает так, как если бы он возражал против сокращения рабочего дня ссылкой на увеличение интенсивности труда вследствие такого сокращения. Сокращение рабочего дня есть частичная реформа, уничтожающая только один из видов кабалы, именно кабалу посредством удлинения работы. Другие виды кабалы, напр., кабала посредством «подгоняния» рабочих этой реформой не устраняется, а все вообще виды кабалы никакими реформами на почве капитализма не могут быть устранены.

Когда автор говорит: «наделение отрезками является мерой реакционной, закрепляющей кабалу», то он выставляет положение, находящееся в таком вопиющем противоречии со всеми данными о пореформенном крестьянском хозяйстве, что он сам не удерживается на этой позиции. Он сам противоречит себе, говоря несколько выше: «… Насаждать капитализм, разумеется, не дело социал-демократической партии. Это помимо желания какой бы то ни было партии случится, если крестьянское землепользование расширится…». Но если расширение крестьянского землепользования вообще поведет к развитию капитализма, то тем более неизбежен этот результат при расширении землевладения крестьян насчет специальных участков, порождающих специально-крепостническую кабалу. Возвращение отрезков поднимет жизненный уровень крестьянства, увеличит внутренний рынок, усилит спрос на наемных рабочих в городах, а равно и на наемных рабочих у богатых крестьян и у помещиков, теряющих некоторую опору отработочного хозяйства. Что же касается до «насаждения капитализма», то это уже совсем странное возражение. Насаждением капитализма возвращение отрезков было бы лишь тогда, если бы оно нужно и полезно было исключительно буржуазии. Но это не так. Оно нужно и полезно не менее, если не более, деревенской бедноте, страждущей от кабалы и отработков. Сельский пролетарий вместе с сельским буржуа угнетен крепостнической кабалой, основанной в значительной степени именно на отрезках. Поэтому сельский пролетарий не может освободить себя от этой кабалы, не освобождая тем самым и сельского буржуа. Усматривать тут «насаждение» капитализма могут только гг. Рудины и подобные социалисты-революционеры, не помнящие родства с народниками.

Еще менее убедительны соображения тов. Икса по вопросу об осуществимости возвращения отрезков. Его данные по Вольскому уезду говорят против него: почти пятая часть имений (18 из 99) осталась в руках старых владельцев, т. е. отрезки могли бы перейти прямо и без всяких выкупов в руки крестьян. Еще треть имений перешла целиком в другие руки, т. е. здесь пришлось бы выкупить отрезки насчет крупного дворянского землевладения. И только в 16 случаях из 99 пришлось бы выкупить у крестьян же и других владельцев, купивших землю по частям. Мы решительно отказываемся понять «неисполнимость» возвращения отрезков при такого рода условиях. Возьмем данные по той же самой Саратовской губернии. Перед нами лежат новейшие «Материалы к вопросу о нуждах сельскохозяйственной промышленности в Саратовской губ.» (Саратов, 1903 г.). Размер всех отрезков у бывших помещичьих крестьян определяется в 600 тысяч десятин или 42,7 %[55]. Если земские статистики в 1896 г. могли определить величину отрезков по извлечениям из уставных грамот и других документов, то почему бы не определить этой величины еще точнее крестьянским комитетам в каком-нибудь, скажем, 1906 г.? И если бы взять норму Вольского уезда, то оказалось бы, что около 120 тыс. дес. можно бы было вернуть крестьянам сразу и без всякого выкупа, затем около 200 тысяч дес. выкупить (за счет дворянских земель) сразу из состава имений, перешедших в другие руки полностью, и только относительно остальных земель процедура выкупа (за счет дворянского землевладения), обмена и т. п. была бы несколько сложнее, но во всяком случае не представила бы ничего «неисполнимого». Какое значение имело бы для крестьян возвращение своих 600 тыс. дес, видно, напр., из того, что вся сумма аренды частновладельческой земли в Саратовской губернии составляла в конце 90-х годов около 900 тысяч десятин. Мы не думаем, само собою разумеется, утверждать, чтобы все отрезные земли арендовывались в настоящее время, – мы хотим только наглядно показать отношение количества земли, подлежащей возвращению в собственность, к земле, снимаемой теперь сплошь да рядом на кабальных и на крепостнически-кабальных условиях. Это сравнение свидетельствует весьма внушительно о том, какой чувствительный удар нанесло бы возвращение отрезков крепостнически-кабальным отношениям, какой толчок дало бы оно революционной энергии «крестьянства» и, – что всего важнее с точки зрения социал-демократа, – в каких громадных размерах ускорило бы оно идейный и политический разрыв между сельским пролетариатом и крестьянской буржуазией. Ибо ближайшим и неизбежным результатом экспроприационной работы крестьянских комитетов был бы именно этот решительный и бесповоротный разрыв, а отнюдь не объединение всего «крестьянства» на «полусоциалистических», «уравнительных» требованиях всей земли, как мерещится современным эпигонам народничества. Чем революционнее выступит «крестьянство» против помещиков, тем скорее и глубже будет этот разрыв, который выступит тогда не из статистических выкладок марксистского исследования, а из политических действий крестьянской буржуазии, из борьбы партий и классов внутри крестьянских комитетов.