Легенда о Чжаояо. Книга 2 - Цзюлу Фэйсян

моему телу. Мне пришлось потихоньку заново учиться говорить и ходить, но ведь главное, что я осталась жива, хотя Мо Цина это терзало.

Гу Ханьгуан прописал мне лекарство и наказал восстанавливать силы, не покидая своих покоев. Так что я просто велела Мо Цину не отходить от меня ни на шаг. Я просила его кормить меня, приказывала принести воды, поцеловать, обнять, а когда практиковалась в ходьбе – поддержать. Иногда мне хотелось пошалить и пройтись немного дальше, и он послушно нес меня на спине.

Мо Цин был счастлив помогать мне во всем, а я понимала: не будь в моих приказах столько высокомерия и своеволия – он никогда не примирился бы со своей совестью. Любые мои прихоти он принимал со снисхождением. Если бы я сказала, что хочу спать в облаках, то завернул бы меня в лисий мех и поднял бы в небо.

Гу Ханьгуан даже как-то упрекнул его:

– Ты балуешь ее, как ребенка.

Он сказал это прямо при мне, поэтому я свирепо посмотрела в ответ. Мо Цин же, осторожно подув на горячее снадобье, сказал:

– И что с того?

Ощутив его поддержку, я посмотрела на Гу Ханьгуана и промурлыкала:

– Слышал? Мне повезло: у меня есть кто-то, кто меня балует.

А чтобы показать нежную привязанность между нами, я послушно отпила горькое лекарство, когда Мо Цин поднес его к моим губам.

– Будь умницей, выпей до дна.

Услышав его мягкую просьбу, я охотно допила все до капли, и он быстро убрал чашу.

Прямо перед тем, как выйти за дверь, Мо Цин обернулся к Гу Ханьгуану:

– Вот видишь, я балую ее, и это приносит пользу. Не то что раньше.

Э… Мне показалось или его слова таили в себе скрытое значение? Он что, намекал, что в прошлом сладить со мной было тяжелее?

Гу Ханьгуан холодно усмехнулся:

– Ну да, раньше она желала подняться на вершину мира и повсюду сеять неприятности. Сейчас с ней намного легче, ты прав.

– Тц-тц-тц, коротышка, ты почему такой дерзкий? Думаешь, так Шэнь Цяньцзинь снова влюбится в тебя?

– Будто оно мне надо, – закатил глаза Гу Ханьгуан. – Дай сюда руку, проверю пульс.

Мо Цин потакал мне во всем, кроме одного: Шици и Чжиянь он не подпускал ко мне надолго.

* * *

С тех пор как мы с Мо Цином вошли в печать, миновало уже десять лет. За эти годы в Цзянху многое произошло. Место главы школы Десяти тысяч убиенных поначалу пустовало, пока Чжиянь не воспользовалась своим положением личной ученицы Мо Цина и с помощью Линь Цзыюя и Сыма Жуна не стала новой главой, провозгласив себя защитницей закона. Спустя десять лет культивации Чжиянь наконец превратилась из хнычущей маленькой девочки в умную и решительную женщину. Что ж, будущее сложно предсказать, а волю Небес понять нам не дано. Однако, если так подумать, Чжиянь можно считать моей воспитанницей, так что я гордилась ею.

А еще в последние годы они с Шици часто проводили время вместе и очень сблизились. Когда они навещали меня, свирепость стиралась с лица властительницы Восточной горы, а нынешняя великая защитница закона становилась такой же, как прежде. Болтая с ними, я, дважды бывшая глава школы, не могла удержаться и сплетничала часами напролет. Вот только в глазах Мо Цина мои подруги ничем не отличались от опухоли, особенно если мешали мне отдыхать, поэтому им было позволено приходить лишь на один большой час. Хотя даже за такое короткое время мы успевали вдоволь нашушукаться.

Например, о том, как Цинь Цяньсянь нашел в древних священных книгах подсказку и призвал учеников палаты Тысячи забот читать сутры, благодаря чему печать усилилась и ускорилась. Еще мне рассказали, сколько раз за последние годы Гу Ханьгуан встречался с Шэнь Цяньцзинь и как каждый раз менялось его выражение лица. Так я узнала, что властитель Южной горы по-прежнему влюблен в главу терема Созерцания дождя. Причина, по которой ему до сих пор приходилось подавлять чувства, заключалась в том, что он боялся пробуждения любовного яда в теле Шэнь Цяньцзинь, который мог ее убить. Поэтому как-то раз я решила подсказать ему действенный способ.

– За последние несколько лет ты спас многих членов школы Десяти тысяч убиенных и не раз выручал меня с Мо Цином. Если хочешь, могу попросить его уничтожить все накопленное совершенство Шэнь Цяньцзинь, тогда любовный яд…

Гу Ханьгуан яростно воткнул иглу для акупунктуры в тыльную сторону моей ладони:

– Даже не смей!

Я поджала губы. Дело не в том, посмею ли я, просто Шэнь Цяньцзинь уже сама тайком приходила посоветоваться.

Два дня назад, пользуясь отсутствием лекаря, Мо Цин взял меня попрактиковаться в ходьбе и по дороге заговорил об этом. Шэнь Цяньцзинь рассказала ему, что в последние годы начала вспоминать свое прошлое, но из-за печати Гу Ханьгуана, наложенной с помощью акупунктуры, память возвращается не полностью. Тем не менее глава терема Созерцания дождя чувствует, что упускает что-то чрезвычайно важное и к тому же все больше привязывается к Гу Ханьгуану. Несмотря на то что Шэнь Цяньцзинь лишили воспоминаний, а любовный яд рассеялся, ее чувства возрождаются. Похоже, она обречена повторить тот же разрушительный путь, что проделала прежде.

И Шэнь Цяньцзинь не намеревалась отступать: будучи не в силах избавиться от чувств, она решила отказаться от усовершенствования, накопленного за всю жизнь, лишь бы получить свободу. Для этого она задалась целью найти кого-то, кто намного сильнее ее, а сейчас в Цзянху это были только Мо Цин и Цинь Цяньсянь. Однако бодхисаттва не так давно разрушил печать Повелителя демонов и уединился, чтобы посвятить себя медитации, так что оставался один Мо Цин.

– Я неискушен в любви, – сказал он. – Даже с тобой… я часто не знаю, как выразить свои чувства. Скажи, что ты думаешь о решении Шэнь Цяньцзинь?

– Ну, когда дело касается любви, люди поступают глупо. Но эти глупости того стоят.

Мо Цин помолчал немного, а потом усмехнулся:

– Значит, мы идеально подходим друг другу.

Так и есть. Он по глупости отдавал всего себя, а я по глупости забирала. Мы оба по глупости долго петляли, прошли столькими неподходящими путями – и наконец продолжили путь рука об руку.

– Просто помоги ей, – сказала я. – Мы так быстро выбрались из печати во многом благодаря тому, что терем Созерцания дождя внес свой вклад. Раз она хочет этого, исполни ее просьбу.

Мо Цин согласился. Что бы ни произошло дальше, я не собиралась больше вмешиваться.

Дней десять спустя Гу Ханьгуан со слезами принимал