В поисках христиан и пряностей - Найджел Клифф

Через три дня после появления писем венецианский сенат проголосовал назначить первого в истории Венеции посла в Португалию. Он выбрал Пьетро Паскуалиго, двадцатидевятилетнего отпрыска старого венецианского рода. Пьетро Паскуалиго имел докторскую степень престижного Парижского университета, и его вычурная речь при португальском дворе, произнесенная на отличной латыни, должна была произвести впечатление.

Тут требовалась лесть, и он не боялся с ней переусердствовать. Каждая эпоха, заявил он, станет прославлять изумительные подвиги Мануэла. До скончания времен европейцы будут признавать, что в долгу перед ним больше, чем перед любым другим королем настоящим и будущим: «народы, острова и берега, доселе неведомые, либо пали перед вашей воинской мощью, либо, пораженные ею, добровольно молили вашей дружбы. Некогда величайшие цари и непобедимые нации прошлого по праву похвалялись, что простерли свою власть на океан, но вы, непобедимый король, вправе гордиться тем, что простерли свою власть на нижнее полушарие и на антиподов. И что самое великое и достойное сохранится в памяти: под своей властью вы свели людей, которых разделяет сама природа, и ваша торговля объединила два разных мира» [421].

Мануэл, с самым серьезным видом восторгался венецианец, превзошел египтян, ассирийцев, карфагенян, греков, римлян и даже самого Александра Великого. Его высокие достоинства известны всему миру, и по всей Европе страны и народы благодарят Господа, что послал им короля, «который в своей добродетели, мудрости и талантах не только защитит дряхлый и пошатнувшийся христианский мир, но и широко распространит его веру».

Покончив с лестью, Паскуалиго перешел к истинной цели своей миссии. Плавать по океанам прекрасно, признал он, но «гораздо лучше, гораздо великолепнее и обещает более обессмертить ваше имя – защищать от ярости неверных самую благородную часть света». Разумеется, он подразумевал не Рай земной и даже не Иерусалим, а Венецию. Республике угрожает «самое злобное чудовище», неистовый и могущественный турецкий султан [422], который, без сомнения, уже сейчас собирает дьявольское новое войско, дабы обрушиться на христианский мир. «Я не знаю ничего прекраснее, храбрее или возвышеннее, – подольщался посол, – коротко говоря, ничего более достойного вашей божественной личности и гениальных способностей».

Венеция действительно находилась в смертельной опасности. В 1499 году, пока республика еще оправлялась от болезненных морских потерь, которые понесла, отражая вторжение французов в Италию, Османская империя совершила жестокое нападение, послав армаду из почти трехсот кораблей. В беспрецедентном признании своей слабости Серениссима призвала во флот собственных граждан – трое братьев Пьетро Паскуалиго сражались на море с турками, – и когда стало ясно, что война грозит обернуться полным поражением, обратилась в Рим с петицией объявить новый крестовый поход. В своей роли новоявленной защитницы христианства Венеция несколько запоздала (в 1483 году папа отлучил от церкви всю Венецию целиком за отказ прекратить войну против итальянского герцога, пусть даже Рим сам эту войну и развязал), но угроза Европе возникла несомненная, и крестовый поход объявили. Напоминая про пыл, с которым предки Мануэла желали сражаться с турками, молодой посол представлял свою просьбу как священную войну ради христианской веры против султана, этого «заклятого губителя христианских народов… этого варвара, запятнанного кровью христиан».

Мануэл уже отправил на помощь Венеции тридцать пять тяжеловооруженных боевых кораблей и значительных размеров армию. Как и его дядя Альфонсу, он постоянно намекал, что его следовало бы пригласить возглавить новый крестовый поход лично, хотя на деле флот прибыл без короля и слишком поздно, чтобы принести хотя бы какую-то пользу. Официально Паскуалиго приехал, дабы передать благодарность республики и подвигнуть Мануэла на большие жертвы. Неофициально он должен был приглядывать за заморской затеей короля и в помощь себе привез под видом дипломатической делегации целый штат опытных шпионов.

Самое первое коммюнике молодого посла содержало глубоко тревожные известия. За два месяца до его прибытия вернулся второй флот, отправленный в Индию.

«Для Венецианской республики это важнее Турецкой войны или чего-либо, что может случиться, – записал в своем дневнике пристыженный Приули. – Теперь, когда Португалией был обнаружен сей новый путь, король Португалии станет привозить все пряности в Лиссабон, и нет сомнений, что венгры, германцы, фламандцы и французы и все народы страны за горами [Альпами], что приезжали покупать пряности в Венецию, обратят теперь свои взоры на Лиссабон, потому что он ближе к их странам и попасть туда легче, равно как и потому что смогут покупать там по более низким ценам, и это важнее всего. Происходит же это оттого, что в Венецию пряности везут через всю Сирию и через всю землю султана и повсюду купцы платят нестерпимые налоги, пошлины и акцизы. А потому со всеми пошлинами, налогами и акцизами между страной султана и городом Венеция можно сказать, что товары, стоившие один дукат, возрастают в цене до шестидесяти, а возможно, и до ста…

И потому я заключаю, что если те плавания из Лиссабона в Каликут продолжатся, как начались, то возникнет нехватка пряностей для венецианских галер и их купцы сделаются как младенцы без молока и пропитания. И в этом я ясно вижу погибель для Венеции, поскольку с недостатком торговли она станет испытывать недостаток в деньгах, из которых произросли ее репутация и слава» [423].

В Лиссабоне венецианцы усилили давление. С очередным флотом вернулся ряд индусских посланников, чтобы установить дипломатические отношения с Португалией, и агенты Паскуалиго тайком с ними связались. Король Португалии, объяснили они, разорен, и они прибыли из Венеции, чтобы оказать ему финансовую помощь. Венеция превосходит все другие державы христианского мира, и ничто не делается без ее одобрения. Кроме того, если венецианцев интересует исключительно торговля, то португальцы думают только о войне, да еще одержимы идеей напасть на мусульман Индии. Индусы решили, что попали в ужасную ловушку, и их страхи улеглись, только когда Васко да Гама повел их осматривать португальскую сокровищницу и дал им вдоволь наглядеться на все увеличивающиеся золотые запасы.

Еще до возвращения Васко да Гамы в Португалию Мануэл приказал устроить по всей стране благодарственные шествия и «вознести великие благодарности нашему Господу» [424]. Также он, не теряя времени, послал с нарочным письмо к Фердинанду и Изабелле Кастильским. В том, как нерасторжимо могут переплестись религия и торговля, это письмо трудно превзойти.

«Высочайшие и превосходнейшие король и королева, могущественнейшие господа! – начиналось оно. – Вашим величествам уже известно, что мы приказали Васко да Гаме, кавалеру нашего двора, взяв четыре корабля, совершать открытия на море и что два года прошло со времени его отплытия. И поскольку главной целью этого предприятия была, как и у наших предшественников, служба Господу нашему Иисусу Христу, Ему в Его милости было угодно ниспослать нашему слуге удачу в пути. Из послания, которое привез к нам один капитан, мы узнали, что наш слуга действительно достиг Индии и открыл ее и другие королевства и царства, с ней граничащие, что он вошел в ее воды и плавал там, нашел большие города, большие величественные здания и реки и многие народы, с которыми вел всяческую торговлю пряностями и драгоценными камнями, которые переправляются на кораблях (кои наши слуги видели и встречали там в большом числе и больших размеров) в Мекку и далее в Каир, откуда они распространяются по всему миру. От этих пряностей наш слуга привез всего понемногу, включая корицу, гвоздику, имбирь, мускатный орех и перец, а также ветки и листья деревьев, на которых они произрастают, равно как и многие прекрасные камни, как то рубины и прочие. И он побывал в стране, в которой есть золотые рудники, от коего золота, как и пряностей, и драгоценных камней, привез менее, чем мог бы, ибо не взял с собой товаров для обмена.

И поскольку мы знаем, что сие известие доставит вашим величествам удовлетворение и радость, мы решили сами представить вам эти сведения. И ваши величества могут быть уверены, что хотя в настоящее время христианские народы, которых встретили там наши посланники, не слишком крепки в вере и не обладают достаточным ее знанием, но усердно послужат делу Господа нашего и исповедания святой веры, едва в нее обратятся и полностью в ней укрепятся. И когда они укрепятся таким образом в вере, возникнет благоприятная возможность уничтожить мавров тех краев. Более того, мы надеемся с Божьей помощью, что великая торговля, которая ныне обогащает тамошних мавров, поскольку проходит через их руки без вмешательства иных особ или народов, будет в соответствии с нашими распоряжениями передана туземцам и кораблям из нашего собственного королевства, так что отныне все христиане в этой части Европы смогут сполна обеспечить себя пряностями и драгоценными камнями. Все это заставляет нас с помощью Господа, который в своей милости такого нас удостоил, с еще большим пылом воплощать наши намерения и замыслы особенно [в отношении] войны с маврами областей, покоренных нами в тех краях, к коей войне так прилежат душой ваши величества и к коей мы питаем равное рвение.