Накануне и в дни испытаний - Владимир Новиков

- Убежден. Здесь я работаю много лет, знаю коллектив, конструкторов, наши огромные возможности.

- Да, - согласился Березин, - особенно мне нравится главный конструктор завода Василий Иванович Лавренов: очень толковый человек, дело знает, душа хорошая. Поговоришь с ним, посоветуешься о том-другом, он всегда что-то подскажет и все мои предложения изучит. Вместе часто думаем, как сделать в пулемете все наилучшим образом.

Снова я встретился с Березиным, когда приехал в Ижевск уже как заместитель наркома - наладить массовый выпуск винтовок и пулеметов Максима. К этому времени уже построили испытательную станцию и новый корпус для производства березинского пулемета.

Отстрел пулеметов вели с десяти стендов - сплошная пальба. Разговор в тире только на пальцах и с помощью других знаков. Отдельных выстрелов не замечаешь, слышен лишь неудержимый рев очередей. Вспоминал, как до войны мы каждый месяц проверяли пулеметы на живучесть. Он должен был выдержать 6000 выстрелов без поломок и без заминок. Подготовленную партию пулеметов не отправляли на авиационные заводы, пока один из выборочно взятых пулеметов не доказывал, что испытания он выдержал отлично. Начиная с директора завода и кончая механиком-отладчиком, все напряженно ждали результата каждого такого экзамена. А ведь испытания шли почти пять дней, и через каждые три часа главный инженер завода или главный конструктор докладывали мне по телефону о ходе стрельб. Обычно говорил им:

- Стреляйте не спеша, не перегрейте пулемет.

- Знаем, Владимир Николаевич, - отвечали они.

Самое большое волнение, когда отстреливали последнюю тысячу патронов. На заключительные 400-600 выстрелов шел в тир сам. Собиралось почти все руководство. Михаил Евгеньевич всегда был тоже. После последних выстрелов, когда все оказывалось в порядке, у всех у нас были сияющие лица. Всегда подходил к отладчикам пулеметов:

- Ну как, Степан Васильевич, выстояли?

- А как же, ведь это не пулемет, а золото.

А если случалась незначительная поломка какой-либо детали или отдельные задержки в стрельбе, тогда ни мы, руководители, ни конструкторы, ни технологи, ни механики-отладчики из тира не уходили. Ведь надо выяснить причину неполадки, а это не всегда просто. Бывала, конечно, и очевидная причина: дефект металла, недогляд при термической обработке деталей, какая-нибудь царапина на ней, просмотренная на контроле, которая в ходе стрельбы дала трещину, и т. д. Но случались и завуалированные неполадки. Тогда конструкторы и технологи высказывали свое мнение, пока все не сходились на каком-то одном предположении. Испытания повторяли, но ставили уже не один пулемет, а, как минимум, два. Тут переживали больше. Если предположение окажется неточным, придется искать причину снова и стрелять повторно, возможно, не один раз. Может появиться и угроза выпуску самолетов на отдельных заводах. Поэтому мы строили программу выпуска пулеметов так, чтобы у авиаторов всегда был хотя бы месячный запас нашей продукции.

Теперь, в войну, когда пулемет Березина настолько хорошо отладили, волнений с ним было, конечно, намного меньше. Все силы были брошены на увеличение выпуска, который постоянно рос. Разговоры с Березиным теперь были уже чаще не о пулемете, а о пушке. Как уже говорил, пушка ШВАК была довольно сложна в изготовлении, а при росте программ, стремительном увеличении выпуска самолетов это являлось уже сдерживающим нас фактором. Требовались поистине огромные усилия, исключительное напряжение в работе, чтобы справиться с заданиями, удовлетворить нужды фронта. Мне как одному из руководителей наркомата, отвечавшему за производство авиационного вооружения, в глубине души хотелось иметь на стапелях и другую пушку - более простую в изготовлении, но не уступавшую, конечно, ШВАКу в силе огня. Это не давало покоя и наркому.

- Слушай, - говорил он, когда выпуск ШВАКов шел на пределе, - где бы взять другую пушку? Ведь если еще поднимут выпуск самолетов, а в этом сомневаться не приходится, мы захлебнемся, не угонимся за авиационщиками.

Обычно я отвечал:

- Захлебнуться не захлебнемся, найдем выход, но, согласен, другая пушка нужна.

Теперь я постоянно напоминал Березину, что хорошо бы его 12,7-мм крупнокалиберный пулемет переделать в 20-мм авиационную пушку подобно тому, как это сделал в свое время С. В. Владимиров.

- Авиационные конструкторы и летчики полюбили твой пулемет. Надо дать им такую же любимую пушку. Но только чтобы легко было ее изготовлять.

По этому делу мы с Березиным стали встречаться часто. Вызывал его к себе или шел в тир, где он больше всего бывал рядом со своими отладчиками.

Все время спрашивал:

- Михаил Евгеньевич, получится у тебя двадцатка или нет? Говори по-честному.

Сначала он как-то уклонялся от прямого ответа, но однажды сказал:

- Думаю, что выйдет.

Но я хотел получить точный ответ: будет или не будет? Потому что одно дело, когда есть полная уверенность в успехе, а другое - когда не знаешь, что получится.

И дождался этого дня.

- Владимир Николаевич, двадцатимиллиметровка будет! - заявил однажды Березин.

А он был человек нехвастливый.

Теперь у нас пошли уже другие разговоры. Я обязательно выяснял, как идет конструирование пушки, нужно ли чем помочь. Даже когда у крупнокалиберного пулемета есть явно большой запас прочности, не всегда его можно быстро превратить в пушку.

- Надо, Владимир Николаевич, усилить пружину подачи, - говорил Березин, хорошо бы металлурги ускорили это дело.

- Несложно, - отвечал я и сразу отдавал необходимое распоряжение.

Однако когда Михаил Евгеньевич предлагал удлинить ход затвора и в связи с этим увеличить размеры ствольной коробки, я возражал:

- Вот от этого ты постарайся уйти, иначе с авиационщиками у нас пойдет торг, придется переделывать всю установку, а сам понимаешь, что это значит.

- Понимаю-то понимаю, но ведь надо все-таки из пулемета сделать пушку.

Многие детали не требовали особой переделки, нужно было только еще усилить момент подачи ленты, надежно ее тянуть. А с затвором и ствольной коробкой Березину пришлось помучиться.

Я его все же уговорил не менять размеров, подключив для этого и заводскихконструкторов. Это было важно. Если главный конструктор работает особняком, то изделие не всегда подойдет к заводской технологии; дело, как правило, затягивается из-за того, что не учтено то-то и то-то. А вместе с заводскими конструкторами многое можно предусмотреть заранее: что-то можно сделать покороче, тогда, допустим, калибры не надо менять, а что-то и подлиннее - это страхов у заводчан не вызовет. Заводские конструкторы всегда лучше чувствуют технологию и, конечно, знают возможности завода. А хотелось иметь пушку, которая оказалась бы очень технологичной в производстве, чтобы, говоря по-простому, поставив новый ствол на пулемет, ничего больше в нем не менять, кроме самого необходимого.