Ветер над яром (сборник) - Павел Амнуэль

Наконец-то Гюнтер получил какую-то информацию, и дело начинало прорисовываться. Конечно, рассуждения горбуна — чушь обывательская. Хотя что-то неординарное все-таки есть. Ну, может молодежная банда запугать нескольких владельцев магазинов, кафе. Пусть даже целый квартал. Но чтобы весь город? Да еще так, чтобы полиция боялась расследовать дело о похищении некрещеных младенцев? При воспоминании о детях у Гюнтера неприятно засосало под ложечкой.

Гюнтер остановился у угла одного из домов, зажег зажигалку и при ее свете разглядел название улицы. Стритштрассе, 15. Несмотря на темноту, шел он верно. Еще два поворота, и он будет на площади около гостиницы. Гюнтер вспомнил, что в соседнем доме живет магистр Бурсиан, и у него мелькнула мысль воспользоваться приглашением и зайти к старику. Но тут же одернул себя. Чересчур он вымотался за день, и, кроме того, если верить горбуну, то поздним вечером его никто на порог не пустит.

“Бог с ним, с магистром, — подумал Гюнтер и снова вернулся к размышлению. — С младенцами мы кое-что выяснили. Похоже, о похищении в городе знают все, и чьих рук это дело тоже. Пусть не конкретно, но знают. И доктор Иохим-Франц Бурхе, он же бургомистр, он же охотник, он же мой работодатель. Он же отец одного из похищенных младенцев, которого от него быть не могло. Тогда спрашивается, зачем это ему нужно?”

Тишина улицы действовала подавляюще, заставляла поневоле настораживаться, и поэтому голоса Гюнтер услышал издалека. Вначале приглушенные, по мере приближения они становились все четче. Гюнтер замедлил шаг — даже не будь предупреждения горбуна, на пустынной темной улице любого города следовало вести себя осторожно.

Говорили женщины, судя по звонким голосам, молодые. Говорили открыто, не таясь, что в темноте ночного города несколько удивило Гюнтера. Похоже, одна среди них командовала, а остальные, изредка откликаясь, выполняли какую-то работу. Доносились звуки неясной возни, звяканье, что-то лилось.

Гюнтер осторожно приблизился.

— Эй, суккуба! Кто там наверху?

— Суккуба Ивета!

— Радиатор больше поливай, радиатор! А ты, суккуба, подай ей еще канистру. А где суккуба Мерта? Опять ее нет!

— Мерта разбирается с одной праведницей.

— Сколько раз повторять, что не Мерта, а суккуба Мерта!

Гюнтер остановился метрах в пятнадцати и стал пялить глаза в темноту, пытаясь что-нибудь рассмотреть. Но зрение оказалось бесполезным. Гораздо больше говорили слух и обоняние: в темноте булькало, лилось и сильно пахло бензином.

— Еще есть? — донеслось из темноты.

— Последняя.

— Заканчиваем. Канистры бросайте на сиденье.

Послышался глухой стук сбрасываемых в кучу пустых пластиковых канистр. Журчание прекратилось.

— Все?

— Суккубы Мерты все еще нет? Начнем без нее.

Несколько мгновений длилось молчание, затем измененный женский голос жутковато-протяжно завыл:

— Именем Сатаны!

— И вящей темной силой его! — подхватил глухой хор женских голосов.

И тут же полыхнул огромный огненный шар, больно резанув по глазам. Гюнтер поспешно отступил, стараясь найти тень, чтобы укрыться.

В нише между домами пятиметровой высоты пылала уборочная машина. Чуть в стороне полукругом к костру стояло с десяток обнаженных женщин с какими-то длинными палками в руках.

“Вот это да!” — изумился Гюнтер, отступая еще дальше в тень за угол дома.

Но рассмотреть женщин ему не удалось. Сзади послышалось торопливое шарканье, Гюнтер резко повернулся и тут же получил по лицу хлесткий удар пучком сухих веток. Схватившись за щеку, он отпрыгнул к стене, вжался в нее спиной и принял защитную стойку. Но повторного нападения не последовало. Ударивший настолько быстро проскочил вперед, к пылающей уборочной машине, что Гюнтер успел заметить только тень.

— Суккуба Мерта? — послышалось от огня. — Опять опоздала? С праведницей никак совладать не можешь? Придется тебя к козлу направить…

— Там кто-то есть! — вместо оправданий услышал Гюнтер. — Я его зацепила!

“Это обо мне”, — понял Гюнтер. Он отпрянул от стены и побежал по улице прочь. Попасться в руки сонму эксгибиционисток ему не улыбалось.

Он бежал, стараясь ступать по булыжнику как можно тише. Как назло, совсем некстати опять разболелась нога, но все же Гюнтер, рискуя переломать себе ноги о ступеньки крылец, побежал вдоль домов, отталкиваясь от стен правой рукой, а левой ощупывая саднящую щеку.

Ему повезло. Метров через тридцать рука ткнулась в пустоту, и Гюнтер, не раздумывая, нырнул в подворотню.

Вой давно стих, а Гюнтер все никак не мог выйти из оцепенения. Он переждал еще немного и осторожно вышел из укрытия.

Тишина. Улица словно вымерла. Черные дома стояли мрачным ущельем. Только из ниши между домами, бросая на стены блики, вырывались дымные языки пламени.

Нетвердой походкой, со все еще звенящим в ушах воем, Гюнтер опасливо приблизился к огню. Возле горевшей машины никого не было. Гудело пламя, трещала, сворачиваясь, оранжевая краска.

В горящей машине что-то со звоном щелкнуло и из образовавшейся трещины в баке с мыльным раствором засипела тоненькая струйка пара.

“Пора уходить”, — понял Гюнтер. Он повернулся и ощутил, как под ногами хрустят сухие ветки. Тупо посмотрел на мостовую — разбросанных веток было много. Нагнулся и подобрал несколько штук.

Шипение струи пара за спиной стало переходить в угрожающий свист, и Гюнтер заспешил прочь. Только когда раздался оглушительный взрыв, он остановился и оглянулся. В отсвете огня на мостовую выплеснулась волна пены, сквозь нее выскочили языки пламени, и все погасло. Остался только звук: шипение, потрескивание.

До гостиницы Гюнтер добрался уже без приключений. У входа немного задержался: как мог почистил костюм, потрогал щеку, посмотрел на башенные часы. В свете луны часы показывали далеко за полночь.

Ночным портье оказался тот же приветливый парень в очках.

— Добрый вечер, — поздоровался Гюнтер.

— Добрый… — с некоторым сомнением протянул парень, внимательно рассматривая Гюнтера. Он заложил страницу своего фолианта закладкой и аккуратно закрыл его. Как в полицейском участке закрывают перед подследственным досье, чтобы он не смог ничего прочитать. Затем подал ключ.

— Простите, как вас зовут? — спросил Гюнтер.

— Петер.

— Будьте любезны, Петер, передайте горничной, чтобы с утра меня не беспокоили. Кофе пусть подаст после одиннадцати. И обязательно газеты.

— Хорошо, господин Шлей. Спокойной ночи.