Пир стервятников - Мартин Джордж Р.Р.

Робб, прежде чем явиться сюда, надел корону, и бронза тускло поблескивала при свете факелов. Он смотрел вниз, на мертвых, и тень скрывала его глаза. Быть может, он тоже видит Брана и Рикона? Кейтилин хотела бы заплакать, но в ней больше не осталось слез. От долгого заточения мальчики сделались бледными, и кровь на их белой коже казалась особенно красной, невыносимой для зрения. А вдруг и Сансу положат вот так, нагую, перед Железным Троном, когда убьют ее? И ее кожа покажется всем столь же белой и кровь столь же красной? Снаружи доносился непрестанный шум дождя и волчий вой.

Эдмар стоял справа от Робба, придерживаясь рукой за спинку отцовского сиденья, с еще припухшим со сна лицом. Его, как и ее, разбудили, постучав ему в дверь среди ночи, и грубо вырвали его из сонных грез. Хорошие ли сны ты видел, брат? Солнце, смех и девичьи поцелуи? Надеюсь, что так. Ее собственные сны несли только мрак и ужас.

В зале стояли капитаны и лорды-знаменосцы Робба – одни в кольчугах и при оружии, другие встрепанные и полуодетые. Сир Рейнальд и его дядя сир Рольф тоже присутствовали, но свою королеву Робб счел нужным избавить от подобного зрелища. Крэг стоит недалеко от Бобрового Утеса, вспомнилось Кейтилин. Быть может, Жиенна играла с этими мальчиками в детстве.

Она смотрела на тела оруженосцев Тиона Фрея и Виллема Ланнистера, ожидая, когда заговорит ее сын.

Ей казалось, что прошло очень много времени, прежде чем Робб оторвал наконец взгляд от окровавленных жертв.

– Маленький Джон, – сказал король, – пусть твой отец введет их.

Маленький Джон Амбер молча вышел, и его шаги гулким эхом отразились в каменных стенах.

Большой Джон ввел в чертог своих пленников, и Кейтилин заметила, как другие шарахнулись в стороны от них, как будто измена могла передаваться через взгляды, прикосновения или кашель. Схваченные ничем не отличались от своих конвоиров, такие же крупные, бородатые и длинноволосые. Двое людей Большого Джона были ранены, и трое пленных тоже. Вся разница заключалась в том, что у одних были копья, а на других болтались пустые ножны. Даже одеты они были одинаково: в кольчуги или рубахи с нашитыми железными кольцами, тяжелые сапоги и плотные плащи из шерсти или меха. Север суров, холоден и не знает милосердия, говорил ей Нед, когда она впервые, тысячу лет назад, приехала в Винтерфелл.

– Пятеро, – сказал Робб, когда мокрых молчащих пленников поставили перед ним. – Это все?

– Их было восемь, – громыхнул Большой Джон. – Двоих мы убили, когда брали их, третий умирает.

Робб всматривался в лица стоящих перед ним.

– Стало быть, понадобилось восемь мужчин, чтобы убить двух безоружных оруженосцев.

– Они убили также двух моих людей, чтобы попасть в башню, – молвил Эдмар. – Делпа и Элвуда.

– Это не было убийством, сир, – сказал лорд Рикард Карстарк, держа себя так, будто его запястья не были связаны веревкой и кровь не струилась по лицу. – Всякий, кто становится между отцом и его местью, напрашивается на смерть.

Его резкие, жестокие слова ранили слух Кейтилин, как дробь военного барабана, и в горле пересохло. Это моя вина. Эти мальчики погибли ради того, чтобы мои дочери могли жить.

– Я видел, как умерли ваши сыновья той ночью, в Шепчущем лесу, – сказал Робб. – Торрхена убил не Тион Фрей, и Эддарда – не Биллем Ланнистер. Как же вы можете называть это местью? Это безумие и кровавое убийство. Ваши сыновья погибли почетной смертью, на поле битвы, с мечами в руках.

– Они погибли, – не уступая ни пяди, сказал Рикард Карстарк. – Пали, сраженные Цареубийцей. Эти двое той же породы. Только кровью можно расплатиться за кровь.

– Кровью детей? Сколько им было лет? Двенадцать, тринадцать?

– Оруженосцы таких лет гибнут в каждом сражении.

– Умереть в сражении – дело иное. Тион Фрей и Биллем Ланнистер в Шепчущем лесу сдались и отдали свои мечи. Они сидели под стражей, пленные и безоружные. Они спали. Взгляни на них!!

Но лорд Карстарк смотрел на Кейтилин.

– Пусть твоя мать на них смотрит. Она виновна в их смерти не меньше, чем я.

Кейтилин оперлась рукой на спинку сиденья Робба. Чертог кружился перед ней, и ей казалось, что ее сейчас вырвет.

– Моя мать здесь ни при чем, – гневно отрезал Робб. – Это твоя работа. Твоя измена.

– Как же это получается: убивать Ланнистеров – измена, а освобождать их – нет? Или ваше величество забыли, что у нас с Бобровым Утесом война? На войне врагов убивают – разве твой отец тебя этому не учил, мальчуган?

– Мальчуган?! – Большой Джон ударил Карстарка своим кольчужным кулаком, швырнув его на колени.

– Не тронь его! – властно крикнул Робб, и Амбер отступил.

Лорд Карстарк выплюнул выбитый зуб.

– Правильно, лорд Амбер, оставь меня королю. Он хочет пожурить меня, прежде чем простить. Он всегда так поступает с изменниками, наш Король Севера. – Он улыбнулся мокрым красным ртом. – Или мне следовало бы сказать «Король, Потерявший Север»?

Большой Джон выхватил копье у своего латника.

– Позвольте мне проткнуть его, ваше величество. Позвольте вспороть ему брюхо, чтобы поглядеть на цвет его кишок.

Двери чертога распахнулись, и вошел Черная Рыба. С его плаща и шлема стекала вода. За ним шли латники Талли. Снаружи сверкала молния, и черный дождь хлестал по камням Риверрана. Сир Бринден снял шлем и опустился на одно колено.

– Ваше величество, – только и сказал он, но мрачность его голоса стоила многих слов.

– Я выслушаю сира Бриндена наедине, в приемной палате, – сказал Робб и встал. – Лорд Карстарк останется здесь до моего возвращения, Большой Джон. Остальных повесить.

Большой Джон опустил копье.

– Всех семерых? Мертвых тоже?

– Да. Негоже, чтобы эта падаль оскверняла реки моего лорда-дяди. Пусть послужат кормом для ворон.

Один из осужденных упал на колени.

– Смилуйтесь, ваше величество. Я никого не убивал, только караулил.

Робб ненадолго задержался.

– Ты знал, что замышляет лорд Рикард? Видел ножи у них в руках? Слышал крики, мольбы о пощаде?

– Слыхать слыхал, но ничего не делал, только караулил у двери, клянусь…

– Лорд Амбер, оставь этого караульщика напоследок – пусть поглядит, как умирают другие. Матушка, дядя, пойдемте со мной. – Робб вышел в одну дверь, а люди Большого Джона вывели осужденных в другую, подталкивая их копьями. Гром снаружи грянул так, словно весь замок обрушился. Или это рушится королевство?

В приемной палате было темно, но гром здесь грохотал не столь оглушительно. Слуга внес масляную лампу и хотел разжечь очаг, но Робб отослал его, оставив лампу. В комнате имелись столы и стулья, но сел только Эдмар, да и тот сразу встал, видя, что остальные остались на ногах. Робб снял корону и положил ее на стол.

Черная Рыба закрыл дверь.

– Люди Карстарка ушли.

– Все? – Даже Кейтилин не могла понять, что звучит в голосе Робба – гнев или отчаяние.

– Все бойцы. Остались только маркитанты и обозники вместе с ранеными. Мы допросили их и как будто дознались до правды. Они начали уходить, как только настала ночь, сперва по одному и по двое, потом целыми отрядами. Раненым и обозникам приказали поддерживать костры, чтобы никто не догадался об их уходе, но когда начался дождь, это уже не понадобилось.

– Они снова соберутся воедино, уйдя подальше от Риверрана? – спросил Робб.

– Нет. Они разбредутся и будут охотиться. Лорд Карстарк поклялся отдать руку своей дочери любому, будь он высокого или низкого рода, кто принесет ему голову Цареубийцы.

Боги милостивые. Кейтилин снова стало дурно.

– Триста человек и вдвое больше лошадей растаяли в ночи. – Робб потер виски, где отпечатался след от короны. – Вся конница Кархолда потеряна для нас.

Это все из-за меня. Из-за меня, да простят меня боги. Не требовалось быть солдатом, чтобы понять, в какой западне оказался Робб. Он пока еще удерживает речные земли, но его королевство окружено врагами со всех сторон, кроме восточной, где, не желая ничего знать, сидит на своей горе Лиза. Даже Трезубец стал для него ненадежен с тех пор, как Лорд Переправы разорвал с ним союз. Потерять в такое время еще и Карстарка…