Арфа Ветров - Мэгги Фьюри

Ничуть не смутившись, Джарв засмеялся.

— Будем считать, что ты меня отбрила, — сказал он весело, после чего взял ее под локоть, чтобы, помочь спуститься вниз по узкой лестнице, ведущей в подвал.

Окованная железом дверь со скрипом отворилась, и навстречу им с кучи шкур поднялся бледный, одетый в лохмотья, непохожий на себя супруг Нэрени.

— Элизар! — Нэрени бросилась к мужу и обняла его. Смотреть на него было больно — от бывшего наставника Арены остались кожа да кости. «Но сейчас, — утешала себя Нэрени, — ему уже лучше. Теперь, когда мне разрешили навещать его, он непременно поправится».

— Нэрени, как ты себя чувствуешь? — Он с беспокойством поглядел на нее, и она заставила себя улыбнуться, хотя ей хотелось прижаться к нему и заплакать.

— У меня все хорошо, дорогой. И у Ориэллы тоже — она с каждым днем становится все больше.

Нэрени знала, о чем он спросит дальше, и боялась этого вопроса.

— А о Язуре ничего не слышно? — спросил воин тихо. Нэрени покачала головой. Она видела, как ему больно. Элизар любил Язура как сына.

— Сядь, — она взяла его за руку и отвела назад, к постели из шкур. — Поешь немного, Элизар.

Нэрени осмотрела рану в боку Элизара (рана, к счастью, была поверхностной), помазала ее бальзамом и перевязала. Достав из корзины миски, ложки и горшочек с тушеным мясом, она поблагодарила судьбу за эти шкуры. Несомненно, они спасли жизнь двух человек в холодной и сырой темнице. Крылатые воины притащили их после того, как она пожаловалась принцу, что им с Ориэллой слишком холодно. Но когда Нэрени увидела этот прекрасный черный мех, она тут же пожалела о своей жалобе. Это были шкуры пантер, таких же, как Шиа! Она хотела скрыть это от Ориэллы, но не успела.

Ориэлла пришла в такую ярость, что Нэрени испугалась, как бы у нее не начались преждевременные роды. Волшебница бросилась на Харина, и, хотя она была безоружной, чтобы удержать ее, потребовалось несколько воинов.

Эти проклятые шкуры произвели в душе Ориэллы некий надлом. До этого момента она была твердой словно кремень, и ее мужество вдохновляло Нэрени. Но после того, как она увидела их, Нэрени не могла заснуть, потому что Ориэлла горько и безутешно рыдала всю ночь.

Проклиная себя, Нэрени собрала шкуры в охапку и отнесла вниз, к Элизару и Боану, и больше они с Ориэллой никогда об этом не говорили. Теперь волшебница была бледна, но сурова и тверда, как обычно, однако Нэрени видела во взгляде девушки скрытую боль и понимала, что она сама невольно послужила причиной этой боли.

Довольная тем, что Элизар успокоился и начал есть, Нэрени взяла еще одну миску, наполнила ее тушеным мясом и пошла к евнуху. Сам Боан не мог подойти к ней. Опасаясь его огромной силы, люди принца посадили его на цепь, длинную, но тяжелую. Во время схватки он не был ранен, только сильно избит, но его запястья (толстые, как предплечья Нэрени) обхватывали кандалы, и кожа в этих местах была повреждена, так как гигант яростно пытался освободиться, и из-за грязи и нездорового воздуха эти ссадины стали нарывать.

Некогда толстое лицо евнуха побледнело, а щеки ввалились. Он тоже сильно исхудал, и кожа его стала дряблой. Несмотря на отсутствие серьезных ран, он был в гораздо худшем состоянии, чем Элизар, и Нэрени понимала почему. Она не раз видела, как подобное происходило с пленниками на Арене. Беспомощный Боан, мучаясь от того, что подвел свою любимую Ориэллу, просто-напросто потерял волю к жизни.

«Хорошо, — подумала Нэрени, — что Ориэлла не видит своего друга в таком состоянии». Пока он ел, она успокаивала его, рассказывая всякие истории, и передала ему привет от Ориэллы. Кажется, это немного подняло настроение гиганта. Потом, собравшись с духом, она принялась промывать его гнойные болячки. Ему было страшно больно, Нэрени это видела, но он терпеливо переносил страдания. Когда она наконец закончила, руки у обоих дрожали.

Нэрени с ненавистью посмотрела на Джарва, который все это время безмолвно стоял у двери.

— Это жестоко — приковать его вот так! — выпалила она. — Он же получит заражение от этих ваших железок! Не глядя на нее, офицер ответил:

— Прошу адресовать свой гнев принцу, уважаемая, потому что это сделал не я. — Он с беспокойством поглядел на Элизара и тихо сказал:

— Хотя, что касается меня, то я с тобой согласен. Но пока мне еще дорога жизнь, не думай, что я могу что-то изменить.

— Он прав, Нэрени, — неожиданно вмешался Элизар. — Нельзя осуждать воина за то, что он выполняет приказы. А если можно, то и я виноват во всех жестокостях, которые творились на Арене.

Нэрени вздрогнула и отвернулась.

Пока Нэрени навещала Элизара и Боана, Ориэлла решила воспользоваться ее отсутствием и немного подышать свежим воздухом на крыше. Обычно заботливая толстушка запрещала волшебнице подниматься по этой ненадежной лестнице. Но сегодня Ориэлла чувствовала, что, если еще один день придется изучать эти постылые стены, она непременно свихнется.

Завернувшись в плащ и в одеяло, волшебница уселась у парапета так, чтобы ветхая стена хоть немного защищала ее от ветра. Когда Ориэлла уставала от своих невеселых размышлений, она смотрела вниз сквозь бойницу. Где-то за тучами догорал закат, довольно быстро темнело, и вскоре все вокруг окутала темно-серая пелена. Ориэлла не могла точно сказать, сколько дней уже прошло с тех пор, как они попали в плен — пятнадцать, шестнадцать или больше, но она никогда в жизни не чувствовала такого отчаяния и беспомощности — даже когда была прикована к постели после ран, полученных на Арене. Но тогда она знала, что принц поможет ей…

Вспомнив о принце, Ориэлла снова ощутила гнев. Гнусный предатель! И несусветный дурак при этом! Лучше бы она ударила его ножом, когда была такая возможность. Но почему, почему он предал их? Ведь она спасла ему жизнь, когда собственный отец хотел убить его. Отчего же он так переменился?

В глубине души, несмотря на весь свой гнев, Ориэлла немного жалела Харина. Он сам выбрал союз с Миафаном — и угодил в ловушку. Она верно сказала принцу, что теперь он сам стал таким же пленником, как и она. Она, быть может, и простила бы Харина, но из-за него все они попали в такое отчаянное положение, что сейчас волшебница готова была собственными руками вырвать из груди его сердце.

Ориэллу мучила неизвестность. Удалось ли Шиа добраться до цели?.. Она вспомнила те проклятые шкуры, и ей стало жутко. Что если одна из них… Нет, нет, это вздор! Если бы Шиа была убита, Харин бы непременно похвастался этим. А как там Язур? Жив ли он? А Анвар, которого держат в заточении в Аэриллии… Ориэлла с трудом удержалась, чтобы не разрыдаться от тоски. И хуже всего, что, как она ни ломала голову во время бессонных ночей, ей все же не удавалось придумать достойный план, чтобы спасти себя, своего ребенка и Анвара.