Они ведь едят щенков, правда? - Кристофер Бакли

— Это была не я, — заносчиво сказала Энджел, не глядя ему в глаза.

— Конечно же ты, дорогая, больше-то некому. Я проводил тебя тогда в подземный гараж, мы спустились на лифте, который находится прямо рядом с моей дверью. Ты села в машину. С затемненными стеклами. Так что ни одна живая душа не видела, как ты уезжала. Я бы, наверное, вычислил это и раньше, если бы не мой небольшой лобовой диалог с оленем. Несчастный олень! Надеюсь, он не страдал.

Тут Энджел взорвалась.

— Олень? То ты обвиняешь меня в том, что я разрушила твой брак. То хнычешь о каком-то олене! Да хрен с ним, с твоим оленем! И хрен с тобой тоже!

— Это немного грубовато, но я безоговорочно прощаю тебя. — Жук хихикнул. — Извини. Я понимаю, это, наверное, звучит весьма снисходительно.

— По-моему, ты просто бредишь. Не знаю, из-за чего — из-за этой аварии или из-за этой дурацкой религии, — но ты изменился. Ты стал какой-то странный.

— Очень надеюсь, что это так. Я только сейчас начинаю сознавать, каким ужасным человеком я был.

— Раньше ты был намного интереснее.

Жук задумался.

— Может, ты и права. Это всегда сложная задача: как бы не превратиться в зануду? — Жук рассмеялся. — То, что для одного — внутренний покой, для другого — кошмарное соседство за обеденным столом.

Раздался еще один взрыв, за которым последовал какой-то свист и резкий металлический лязг. С улицы донеслись звуки отдаленного веселья и пронзительный визг — Клич Повстанцев.

— Ладно. Все ясно. А это что еще за чертовщина?

— Да просто Бьюкс нашел на свалке этот промышленный бойлер. Ну и парень! Приволок его через лес на наше поле. И теперь они с ребятами используют его в качестве мишени. Им нравится звук, с которым их пули Минье ударяются об эту штуковину. Ну, а судя по звуку, я бы сказал, что прямо сейчас они тренируются стрелять по нему из артиллерийских орудий. Прокричим ура пятьдесят шестому полку!

— Всё. Я пошла за Барри.

Энджел выбралась из постели, с сердитым видом натянула лосины и рубашку и выскочила из комнаты.

— Передай от меня ребятам, что они молодцы, — сказал Жук ей вдогонку.

Он просто глаз не мог отвести от этих роскошных, завораживающих страниц. А потом ему пришло в голову название: «Ступник-14». Отличное, подходящее к случаю имя — прямо-таки сплав теологии с технологией. Да. Нужно будет поблагодарить Энджел за то, что она невольно подсказала ему эту идею.

Энджел. Он ощутил прилив эйфории и ясности. Бедная Энджел, подумал он. Такой несчастный водоворот гнева и негативной энергии. Сидя рядом с ней на кровати, Жук ощущал исходившие от нее волны — темные вибрации. Как-то это неправильно — ведь у него-то на душе такой мир, несмотря на то, что рядом летают пушечные ядра. Он рассмеялся. Ох уж эти ребята. Безобразники!

Жук перелистывал страницы книги. И вдруг он услышал чей-то голос. Как будто… иностранный. Он поднял голову, чтобы проверить — не вошел ли кто.

Но рядом никого не было.

Он снова обратился к книге — и снова услышал тот странный голос. Опять поднял голову. Никого.

И тогда он понял, что этот голос — его собственный. Но что же он произносит?

Да, конечно — ту самую мантру: ом мани падме хум. Странно, что он вдруг вспомнил ее. А еще удивительнее, что звучала она так, словно произносил ее кто-то другой, а не он сам. Он смутно припоминал, что натыкался на нее, когда проходил молниеносный курс тибетского буддизма. Это была мантра… Ченрезига, Владыки Любви, тибетского бодхисатвы сострадания. Странно. В тот раз она показалась Жуку какой-то жеманной и глупой. Ого — вот оно, опять!

Ом мани падме хум.

Произносить эти слоги было приятно.

Ом мани падме хум.

Он произносил это вслух, снова и снова. Возникало такое ощущение, будто он делает себе массаж ума. От этой фразы он расплывался в улыбке. Его голосовые связки вибрировали, как трубы органа. Становилось щекотно!

Ом мани падме…

— Какого хрена ты тут поешь?

— …хум?

На пороге комнаты стояла Энджел, уперев руки в бедра: белокурая хмурая богиня.

— Ты что — молитвы распевал? — требовательным голосом спросила она. — Черт возьми, ты что — правда молился? Боже мой. Пожалуйста, скажи мне, что я ошиблась. Ну, скажи же.

— Но я действительно пел. И ты попробуй. Это просто восхитительно. Повторяй за мной: Ом мани…

— Нет! — Энджел прикрыла уши ладонями. — Нет, нет, нет и еще раз нет. У меня совсем не то настроение, чтобы петь молитвы.

— Но ты расслабишься, дорогая. Ты вся как будто в тугую пружину закручена. Можешь, конечно, попробовать много раз повторить Рэндольф, но я не уверен, что эффект окажется тем же самым. А кстати — раз уж мы заговорили начистоту: кто такой этот Рэндольф?

В глазах Энджел показалось жестокое торжествующее выражение.

— Это имя, которое я дала своему вибратору.

Жук обдумал эту информацию. Задумчиво кивнул.

— А я думал на Рэндольфа Черчилля или Рэндольфа Скотта[73]. Что ж, — улыбнулся он, — надеюсь, я был на должном уровне.

— Знаешь, что делают эти кроманьонцы, которых ты называешь «ребятами»? Помимо метания ядер в бойлеры? Они учат моего восьмилетнего малыша свежевать опоссума.

— Вот это да!

— Да-да, «вот это да»! И он весь вымазан опоссумьими кишками. А потом он со своими очаровательными новыми друзьями собирается его жарить. Откуда такой рецепт? Из «Кулинарной книги выживания» Марты Стюарт[74]?

Жук ощутил волну очень темной энергии, как будто ему в самую душу выстрелили из «Тазера». Он подумал: Интересно. Откуда же это взялось? И ответ пришел к нему сразу же: это было отвращение при мысли о том, что одно живое существо превращают в пищу для других существ. Внезапно одна мысль о поедании мяса сделалась ему омерзительна. Чудно — он ведь всегда любил чизбургеры.

— Думаю, они собираются приготовить жаркое из опоссума. Это же часть «живой истории». Чтоб все было подлинным. Согласись, нелепо было бы рядиться в солдатскую форму тысяча восемьсот шестидесятых — и в таком виде поедать пиццу или «бигмаки»? — Он улыбнулся. — Бьюкс говорит, что получается не так уж плохо, если влить туда побольше соуса «Табаско».

— Какая мерзость, — сказала Энджел. — Да еще, наверно, эта гадость заражена бешенством. Я велела Барри идти со мной в дом, а он отказался. И что ты думаешь — кто-нибудь из этих захотел мне помочь? Ничего подобного. Просто стояли там и смеялись.

— Ну, я бы не стал принимать это на свой счет. Они всегда себя так ведут.

— Это было унизительно. А теперь я возвращаюсь в спальню — а ты тут распеваешь молитвы! Может, и ты тоже стремишься добиться какой-то подлинности, а? Это просто кошмар какой-то.

— Знаешь, дорогая, эта мантра, которая почему-то так раздражает тебя, дошла к нам через века от самого Авалокитешвары.

— Нет уж, избавь меня.

— Абсолютно точного перевода этой мантры нет. — Жук рассмеялся. — А нам-то, западным людям, вечно подавай буквальный перевод! Но самое главное в этой идее — если только это можно назвать идеей, — вот что: если мы сделаем мани нашим прибежищем, то Ченрезиг никогда не оставит нас…

Энджел смотрела на него округлившимися глазами.

— …и в наших умах возникнет самопроизвольное благочестие, и Великая Передача осуществится без малейших усилий. — Жук подмигнул ей. — Славно задумано, правда?

Энджел сидела на краешке кровати. И смотрела на Жука.

— Жук, — наконец заговорила она, — пожалуйста, скажи мамочке, что ты все это выдумал. Это же просто кусок твоего романа, правда? Ну конечно. Ты взял все это из романа.

— О нет. — Жук покачал головой и снова улыбнулся. — Я бы никогда не додумался до столь глубокой мысли. — Он рассмеялся. — А еще, вдобавок к этому странному покою, который я теперь ощущаю, я вдруг понял, какой же страшной дрянью были все мои романы. Мне следовало бы расстроиться и разозлиться — ведь я столько времени и энергии на них потратил, и все впустую! Но мысль о том, что это просто бездарная писанина, — она дарит мне… освобождение. — Жук радостно помахивал руками, будто человек, наконец-то освободившийся из тюрьмы. — Почему я чувствую себя таким чертовски счастливым?

Энджел стояла и не шевелилась.

— Но вернемся к мантре, — продолжал Жук. — Этот комментарий к Авалокитешваре оставил Дилго Кхьентце Ринпоче. Ого! Откуда это все берется? Сам не знаю. Ринпоче означает «бесценная драгоценность». Нет, нет, мисс Воинственная Безбожница, — засмеялся Жук, — речь тут не о золоте и не о жемчуге. Это просто синоним слова «лама», или «учитель».

Энджел оглядывалась вокруг, будто мысленно вызывала по номеру 911 санитаров «скорой помощи», чтобы они явились из мира духов и спасли ее от свихнувшегося любовника.